Старуха продолжала хвалить покойного, но до слуха Фионы донесся другой разговор. В углу стояли Долан и Фаррел – соседи, работавшие вместе с ее отцом. Они тоже говорили о Пэдди.
– Пятнадцать лет на складах и причалах – и ни одной оплошности, – говорил мистер Долан. – Ни оторванных пальцев, ни сломанных костей. И вдруг – на́ тебе: выпадает из погрузочной двери. Никак я это в толк не возьму, Альф.
– Я слышал, полицейские нашли пятна смазки на платформе, – сказал Альфред Фаррел. – Считают, что смазка вытекла из лебедки, отчего он поскользнулся и упал.
– Ахинея! Ты когда-нибудь видел, чтобы на складах смазка вытекала? За этим зорко следят. Это все равно что обручальные кольца. Зацепилось – прощайся с пальцем. А если где смазку прольют, сразу вытирают. Еще и песком сверху присыплют. Это на складе Оливера каждый зеленый юнец знает.
Фиону ошеломил разговор мужчин. «Они правы», – подумала она. Объяснение полиции выглядело бессмыслицей. Она достаточно знала о работе грузчиков. Неряшливые там не держались. За небрежное обращение со смазкой запросто могли уволить. Существовали и другие правила, которые знал каждый грузчик. Например, никто не поставил бы ящик с мускатными орехами поверх ящика с чаем. Только по распоряжению начальства, если требовалось добавить чаю мускатного аромата.
О расследовании Фиона знала со слов Родди. Полиция обнаружила погрузочную дверь незакрепленной, а на полу перед ней – разлитую черную смазку. Они допросили распорядителя работ Томаса Керрана. Тот предположил, что кто-нибудь из рабочих плохо закрепил дверь. Погода в тот вечер была ветреной. Должно быть, отец услышал, как дверь хлопает о стену, и решил пойти и закрепить ее. Переносной фонарь давал мало света. Разбрызганную смазку отец не увидел. По словам Керрана, он еще днем велел Дейви О’Нилу, одному из рабочих, смазать лебедку. Скорее всего, Дейви набрызгал на платформу. Мистер Керран назвал случившееся страшной трагедией. Грузчики соберут деньги семье Финнегана. Да и сам мистер Бертон наверняка откликнется и выплатит компенсацию. Удовлетворенный таким объяснением, полицейский коронер признал случившееся несчастным случаем.
Фиона все это слышала, но тогда она была потрясена смертью отца и почти не обратила внимания на детали. Ее па выпал из погрузочной двери. Подробности значения не имели; значение имело лишь то, что он мертв. Но сейчас, когда у нее в голове немного прояснилось…
– Прошу прощения, миссис Маккаллум, мне надо отлучиться на кухню, – торопливо сказала она старухе и вернулась на кухню, чтобы остаться одной и подумать.
Фиона села на отцовский стул. Все ясно как день: кто-то намеренно набрызгал на пол смазки, чтобы отец поскользнулся. Почему никто не обратил на это внимания? Ей было тяжело и даже больно думать: мысли едва шевелились в затуманенном мозгу. Ничего, она запишет все свои мысли и разложит их по полочкам. Затем покажет свои записи дяде Родди, он доложит начальству, и полиция устроит новое расследование. Тут не надо быть семи пядей во лбу. Все предельно понятно. А то, что наплел Керран… глупость полнейшая.
«Но зачем кому-то понадобилось калечить моего па?» – задавалась вопросом Фиона. Неужто отец так насолил кому-то из рабочих, что тот решил с ним расквитаться? Неужто она сошла с ума? Похоже, так оно и есть. Она теряла рассудок. Искала причину отцовской смерти, цепляясь за соломинку.
Фиона подалась вперед, уперла локти в колени и обхватила голову. Она до сих пор не могла целиком принять случившееся. Часть ее личности все еще ждала, что за окном послышатся знакомые шаги и отец вернется домой с работы. Сядет, развернет газету, и весь кошмар последних дней мигом забудется. В детстве отец был центром ее вселенной. Фионе казалось, что он всегда будет с ними, заботясь, зарабатывая деньги на пропитание и защищая от опасностей внешнего мира. И вот отца не стало. Кто позаботится о них? Куда они переберутся из этого дома?
Как уже не раз бывало за три страшных дня, боль утраты снова обрушилась на нее, точно снежная лавина. Фиона попыталась удержаться, однако натиск был слишком силен. Она горько разрыдалась и даже не заметила появления Джо.
– Фи, – тихо произнес он, опускаясь перед ней на колени.
Фиона подняла голову.
– Джо, – прошептала она.
В ее глазах было столько боли, что Джо сам не удержался от слез. Он обнял Фиону и держал, давая ей выплакаться. Он нежно покачивал ее, гладил по волосам, слушая горестные всхлипывания.
Когда у нее не осталось сил плакать, Джо осторожно взял ее лицо в ладони и большими пальцами смахнул слезы.
– Моя бедная девочка.
– Почему, Джо? Почему мой па? – спросила она.
Слезы сделали ее глаза пронзительно-синими.
– Не знаю, Фиона. Прости, что мне нечего ответить.
– Боже, я так по нему скучаю! – прошептала она.
– Любовь моя, я тоже по нему скучаю. Твой па был редким человеком.
Они умолкли. Джо держал ее за руку. Фиона шмыгала носом. Никаких цветистых слов, никаких разговоров ни о чем. Джо сделал бы что угодно, только бы облегчить ее страдания, но он понимал: никакие слова и поступки не помогут. Горе – оно сродни лихорадке: пока жар не спадет, не отпустит. Должно пройти время. Он не станет предлагать ей «успокоиться», «взять себя в руки» и уж тем более не скажет, что такова Божья воля и что теперь ее па благоденствует на небесах. Они оба знали, насколько это глупо. Такую боль лекарствами не прогонишь. Нужно дождаться, пока сама пройдет. Иначе сделаешь только хуже.
Джо тяжело опустился в кресло-качалку матери Фионы. Взглянув на него, Фиона увидела, что он устал. Спешил сюда, даже лицо не умыл.
– Петерсон гоняет тебя в хвост и в гриву?
– Угу. Телеги с урожаем едут и едут. Разгружаем их круглые сутки. Я никак не мог вырваться раньше. Мамино письмо пришло вчера утром, но меня бы не отпустили. А если бы уехал без позволения, выгнали бы взашей. Томми Петерсону плевать на любые похороны. Даже на собственные. Я как прочитал письмо, потом всю ночь спать не мог. Прости, Фи. Сам жалею, что не приехал раньше.
Фиона понимала. Главное – Джо здесь, с ней.
– А когда возвращаешься?
– Вечером. Не сейчас. Попозже. Я попросил Гарри доделать за меня. Но завтра чуть свет – новая пропасть груза.
Услышанное огорчило Фиону. Она надеялась, что Джо останется. Уж лучше бы Петерсон не предлагал ему никакой работы и он по-прежнему жил бы через дом, а не на другом конце Лондона. Она сейчас так нуждалась в присутствии Джо. Он бы поговорил с ней, утешил. Чем дальше, тем острее ей будет его не хватать. Но Джо рядом не окажется.
Словно прочитав мысли Фионы, Джо вложил ей в ладонь шиллинг:
– Вот. На бумагу и марки. Ты можешь мне писать. Каждый вечер. Когда станет совсем невыносимо, напиши мне письмо, и мы вроде как поговорили. Согласна?
– Согласна.
– Пойдем прогуляться, – сказал Джо и встал. – Нельзя постоянно сидеть дома. От всех этих разговоров шепотом и стонов тебе еще тошнее. Сходим на реку, посмотрим корабли. Погуляем часик, пока не начало темнеть.
Фиона встала, сняла шаль с крючка возле задней двери. Джо был прав: ей надо на время выбраться отсюда. Пока Фиона завязывала шаль, ее охватило очень странное чувство. Ее па окажется на берегу, присутствуя во всем, что он так любил: в катящихся серых волнах и клочьях облаков, в чайках, носящихся за кормой корабля, идущего к морю. Он никак не мог быть здесь, в этом доме боли. Он сбежал на реку. Фиона в этом не сомневалась. И когда Джо взял ее за руку и вывел из дому, ей вдруг стало спокойно. Уверенность во встрече с па утешала сильнее любых слов.
Глава 11
Кейт сверилась с адресом на клочке бумаги: Стюард-стрит, дом 65. Такой же номер был и на двери. Но почему никто не открывает? Она постучала снова.
– Эй, довольно барабанить! – донеслось изнутри. – У меня слух хороший.
Дверь распахнулась, и Кейт оказалась нос к носу с толстой неряшливой женщиной. Судя по лицу, та спала и не обрадовалась внезапному пробуждению.
– Вы миссис Колман?
– Ну я.
– Я миссис Финнеган. Пришла насчет комнаты.
– Тогда идемте.
Вслед за хозяйкой Кейт пошла по темному, провонявшему капустой коридору.
– Комната на самом верху. Последний этаж. Там не заперто. Прекрасная комната, миссис Фланаган, – сказала хозяйка, улыбаясь почерневшими зубами и распространяя запах виски.
– Финнеган, – поправила ее Кейт.
– Фланаган, Финнеган – мне без разницы. Идите смотреть.
– Благодарю вас, миссис Колман.
Кейт стала подниматься по лестнице. Перила оказались шаткими. Ступеньки тряслись и скрипели. Она поднялась на второй этаж. Дверь ближайшей комнаты была открыта. Кейт увидела молодую женщину, которая грызла корку, одновременно укачивая младенца. Дверь второй комнаты тоже оказалась незапертой. Там на койке громко храпел мужчина.
Кейт поднялась на третий этаж. Одна из трех дверей была распахнута. Она вошла. Под ногами что-то хрустнуло. «Наверное, штукатурка отвалилась», – подумала Кейт. В комнате было темно. Она подошла к единственному окну, раздвинула занавески и… вскрикнула.
Комната кишела черными тараканами. Они лихорадочно бегали по полу и потолку, торопясь спрятаться от света. Насекомые перелезали через грязные обои, свисавшие лоскутами, ныряли в очаг и ползали по заляпанному матрасу. Кейт опрометью бросилась вниз, прямо к выходу.
– Ну что, понравилась комната? – спросила миссис Колман, шаркая следом.
– Там уже есть жильцы!
– А-а, таракашки? Так они ж не кусаются. Послушайте, сдам по дешевке и позволю кухней пользоваться. – Хозяйка наклонилась к Кейт. – У этой комнаты есть еще одно преимущество. Если вдруг в карманах – шаром покати, всегда можно разжиться несколькими фунтами, не выходя, так сказать, из дому. – Миссис Колман сально улыбнулась. – Мистер Дэниелс со второго этажа. Мне говорили, хорошо платит.
Рванув дверь, Кейт выбежала на улицу. Ее тошнило от тараканов, грязи и вони этого места. «Грязная сука со своими грязными предложениями!» – мысленно негодовала она. Услышь такое Пэдди – эта поганая толстуха вмиг лишилась бы оставшихся зубов.