Джо встал с кресла, поворошил угли и прошел в ванную умыться. Надо лечь и выспаться. Вытираясь, он глянул в окошко ванной. Небо над Лондоном было на удивление чистым и усыпанным звездами. Одна из них светила особенно ярко и, казалось, подмигивала Джо. Может, Фиона сейчас тоже видит эту звезду? Вдруг она стоит у окна, смотрит на небо и думает о нем? Джо сказал звезде, что любит Фиону, и попросил светило наблюдать за ней и оберегать.
Джо разделся и лег. Он погружался в сон, а перед глазами мелькало лицо Фионы. Вскоре у них будет достаточно денег для открытия магазина. Он уйдет от Петерсона, и они всегда будут вместе. Они поженятся, и время разлуки и тягот останется позади. И такой день настанет. Скоро.
Глава 12
Фиона жадно смотрела на лоток торговца рыбой, где были выложены соблазнительные копченые сельди. Этим пятничным вечером она отправилась на рынок одна. Мать где-то простудилась и никак не могла избавиться от сильного кашля. Фиона не хотела, чтобы та лишний раз выходила на влажный октябрьский воздух. Зазывания торговцев и красиво разложенные товары оставляли ее равнодушной. Фиона решала трудную задачу: как купить еды для четверых, потратив всего шесть пенсов.
– Почем ваши селедки? – спросила она у торговца.
– Большие по два пенса. – Торговец указал на кучку, где лежали селедки помельче. – А эти – две штуки за три пенса.
– Я возьму их. Мне две штуки.
Селедки отправились в продуктовую сумку, поверх картошки, купленной у Бристоу, и груш, которые миссис Бристоу отдала даром.
Груши были сочными, но от доброты миссис Бристоу Фиона вдруг почувствовала себя чуть ли не попрошайкой. Нет, у нее не хватило гордости отказаться. Шейми любил груши, и ей хотелось порадовать брата. Они с миссис Бристоу немного поговорили о Джо и будущем повышении по службе – предмете его горячих надежд. Обе раз в неделю получали от него письма, но сам он почти месяц не появлялся в родных краях. Фиона невероятно по нему скучала. Но всякий раз, когда ей удавалось сэкономить несколько пенсов на бумагу и марки, деньги уходили то на носки для Шейми, то на леденцы от кашля для ма, а то и просто на хлеб.
Фиона знала причину материнского кашля: сырые стены их новой комнаты в Адамс-Корте. Комната находилась рядом с единственной водоразборной колонкой, которая постоянно подтекала, отчего булыжники вокруг всегда были скользкими, а стены окрестных домов – сырыми и холодными.
Адамс-Корт был коротким, мрачного вида тупиком, куда с Варден-стрит вел узкий кирпичный проход. Одинаковые дома по обе стороны, разделенные семью футами пространства, вымощенного булыжником. В каждом – по две комнаты на первом и втором этажах. Их новое жилье помещалось на первом этаже дома номер двенадцать, с фасада. Прежде чем переселиться сюда, Фиона с матерью сходили посмотреть. Кейт узнала об этой комнате от своей подруги Лилли. Раньше тут жил жених Лилли. После свадьбы они перебрались в более просторный дом на другом берегу Темзы. В комнате не было ни раковины, ни шкафа. Всю одежду развешивали на гвоздях. Четырнадцать футов в длину, шестнадцать в ширину. Бо́льшую часть мебели им пришлось продать. Едва войдя, Фиона возненавидела эту комнату, но когда мать спросила ее мнение, в глазах Кейт было столько надежды вперемешку с тревогой, что Фиона сдалась. Она сказала, что им просто нужно привыкнуть к размерам комнаты и тогда все наладится. А что еще им оставалось? Только привыкать.
Старые друзья и соседи всячески пытались удержать их на Монтегю-стрит, предлагая комнаты в своих домах, где и без того было тесно. Все это делалось по доброте душевной, но с практической точки зрения никуда не годилось. Совесть не позволяла Кейт воспользоваться этими предложениями. Родди тоже попытался помочь. Фиона не должна была об этом знать, но узнала. Как-то вечером, еще на старом месте, он вернулся с дежурства. Кейт приготовила ему чай. Дверь в гостиную была открыта. Фиона слышала их разговор, который поначалу касался усилий матери добиться компенсации от «Чая Бертона». И вдруг Родди предложил ее матери… выйти за него замуж.
– Кейт, я знаю, что ты меня не любишь, – говорил он. – Я и не жду твоей любви. После стольких лет, прожитых с Пэдди. Я знаю, какими были ваши отношения. Речь не об этом. Тут такое дело… Я бы смог заботиться о тебе и детях. Я бы остался в своей комнате, ты в своей, и все продолжалось бы так, как прежде. И вам не понадобится съезжать с насиженного места.
А потом Фиона услышала материнские всхлипывания и тревожный голос Родди:
– Черт меня подери! Прости, Кейт. Я совсем не хотел довести тебя до слез. Я лишь помочь хотел. Какой же я идиот…
– Нет, Родди, ты совсем не идиот, – ответила ему мать. – Ты хороший мужчина. Любая женщина была бы рада иметь такого мужа. Плачу я совсем не поэтому. Ты меня растрогал. Мало в нашем мире тех, кто поставит чужое счастье выше собственного. Но тебе не надо взваливать себе на плечи чужую семью. Тебе нужно создавать свою, с Грейс. Ты же с нее пылинки сдуваешь. Все знают, что ты намерен на ней жениться. Мы справимся сами.
Но справятся ли? У Фионы такой уверенности не было. Вот уже который день у нее внутри звучал голос, не уставая напоминать, что денег у них совсем мало. Того, что они с Чарли зарабатывали, едва хватало на оплату комнаты. На еду оставались крохи. Откуда взять еще? Что они будут делать, когда подросшей Айлин понадобится новая одежда или у кого-то прохудится обувь? Этот голос сводил ее с ума. Он кричал, требуя ответов, которых у Фионы не было. Она молилась, прося Бога о помощи, прося послать ей силы, чтобы выдержать тяготы потерь, и мужество перед лицом новых испытаний. Ответа она не получила. Похоже, Бог ее не слышал.
Когда становилось совсем невмоготу, она опускала руку в карман и нащупывала синий камень, подаренный Джо. Она плотно сжимала камень в ладони, представляла лицо Джо, напоминала себе об их магазине, мечтах и грядущей совместной жизни. Такой день наступит, причем скоро. Денег в их копилке прибавлялось. В каждом письме Джо называл сумму, которая была выше предыдущей. Если дела и дальше пойдут столь же успешно, они смогут пожениться гораздо раньше. Он написал об этом в последнем письме. Читая письмо, Фиона сияла от радости. Однако ее радость быстро померкла, когда она вдруг поняла, что скорого замужества не получится. Семья нуждалась в ее жалованье. Ма по-прежнему ожидала компенсации от «Чая Бертона» за потерю кормильца. Компания может выплатить двадцать фунтов. Этих денег хватит, чтобы подыскать жилье получше. Тогда и мать почувствует себя увереннее и не будет так волноваться за малышей. Фиона понимала: пока их положение остается шатким, не может быть и речи об ее уходе из родительской семьи.
Проходя мимо прилавка мясника, Фиона пожалела, что у нее нет денег на большой кусок говядины. Мать приготовила бы жаркое с картошкой и подливой. Их нынешний бюджет не выдерживал таких расходов. Но даже если бы деньги и нашлись, им было бы негде это жаркое приготовить. Их комната не имела плиты, только очаг с узкой решеткой, куда не поставишь больше одного чайника или кастрюльки. Фиона тосковала по сытным обедам, которые ма готовила на Монтегю-стрит. Нынче чашка чая – единственная их горячая еда.
Сегодняшний ужин будет таким же скудным. Ей и Шейми – вареная картошка и хлеб с маргарином. Никакого масла – слишком дорого. Чарли и ма получат то же самое и еще по селедке. Чарли требовались силы для работы в пивоварне, а Кейт – чтобы поправиться. Кашель буквально изматывал мать. Порой она так заходилась в кашле, что лицо багровело и ей было не отдышаться. Быть может, завтра Чарли получит немного денег сверх жалованья. Тогда Фиона сходит за дешевой бараниной на жаркое. Мясо можно будет сварить в кастрюле вместе с картошкой и морковкой. Оно подкрепит силы ма и станет первым шагом к избавлению от проклятого кашля.
Купив напоследок каравай хлеба и четверть фунта маргарина, Фиона пошла домой. Щупальца тумана сжимались вокруг оранжевых огоньков газовых фонарей, отчего их свет делался неровным и колеблющимся. Словно живое существо, туман двигался, окутывая лотки и прилавки, заглушая звуки и затрудняя видимость.
Туман вызывал у Фионы дрожь. Идти сквозь него было все равно что завернуться в мокрое, холодное одеяло. Сумка с провизией оттягивала руку. Фиона проголодалась. Она целый день провела на ногах, и сейчас они саднили. С тех пор как она, думая совершить благое дело и спасти подруг от увольнения, подсказала мистеру Бертону, что можно делать больше работы меньшим числом работниц, мистер Минтон просто оборзел. Ей доставалось от него сильнее, чем остальным. После работы он заставлял Фиону мыть чайные совки, вытирать столы и подметать пол. Сейчас ей хотелось только одного: поскорее оказаться дома. Поддавшись этому порыву, она решила срезать путь.
Свернув с Хай-стрит, Фиона двинулась по тонущей в тумане Барроу-стрит, представлявшей собой даже не улицу, а грязный переулок с полуразвалившимися домами, где давно никто не жил. Двери здесь были сорваны с петель. Окна зияли разбитыми стеклами. Такая же участь постигла и здешние газовые фонари. Фиону окружали темнота и тишина. Пройдя ярдов двадцать, она засомневалась: стоило ли пускаться в столь опасное приключение? Фионе вспомнился другой переулок, где на нее напал жуткий Сид Мэлоун. Как она тогда перепугалась! Что, если Сид увидел ее сегодня на рынке и двинулся следом? И потом, в Уайтчепеле продолжал орудовать Джек-потрошитель. Три недели назад, в конце сентября, он за одну ночь убил еще двух женщин: Элизабет Страйд на Бернер-стрит, а Кэтрин Эддоуз – на Митр-сквер. Об этом только и было разговоров. Фионе тогда было не до Джека-потрошителя, она горевала по отцу. Однако сейчас ей вдруг вспомнились те жуткие истории. Бернер-стрит и Митр-сквер находились совсем неподалеку от Барроу-стрит. Джек до сих пор не пойман. Он сейчас мог находиться где угодно. Здесь никто не услышит ее криков… «А ну прекрати! – мысленно отчитала себя Фиона. – Не будь дурой! Сократив путь, ты дойдешь домой за десять минут вместо двадцати».