– С далекоидущими последствиями, – заметил Уилл. – Если узнают, что принц Уэльский пьет «Тэс-Ти», вас затопят заказами. Я не преувеличиваю.
– Откуда узнают? Как? Мой разговор с принцем слышали только вы и Мэри.
– Из газет. Двух репортеров я уже приметил. Возможно, их тут больше. Один – некто Питер Хилтон – величайший городской сплетник. Я просто советую вам заранее подготовиться к наплыву заказчиков.
– Мистер Макклейн, ваш столик готов, – сообщил метрдотель.
Уилл кивнул Фионе и Мэри, пропуская их вперед. Войдя в главный зал ресторана, Фиона старалась смотреть только в спину метрдотеля, чтобы не глазеть по сторонам, но не смогла удержаться. Величественное и великолепное помещение с первых же секунд захватило ее. Великолепие проявлялось во всем: в хрустальных люстрах, малиново-красных обоях ручной росписи и пышных шелковых портьерах. Зал купался в ярком газовом свете. И все здесь сверкало и блестело: огромные зеркала в позолоченных рамах, столовое серебро, хрустальные бокалы для вина, бриллиантовые ожерелья на бледных женских шеях. Зал был полон приятного гула разговоров, всплесков смеха, стука вилок и ножей по фарфоровым тарелкам, звона бокалов, которыми чокались.
Фиона ловила на себе взгляды собравшихся. Мужчины смотрели на нее с восхищением, женщины – оценивающе. Должно быть, у нее неправильно уложены волосы и платье не соответствует здешним правилам. Скромная, не подозревающая о своей красоте и производимом эффекте, Фиона думала, что ее сейчас разбирают по косточкам. Как же иначе? Она не ровня этим людям в дорогих нарядах, хотя сейчас на ней новое платье, а не обноски, вызывавшие презрительную усмешку Милли Петерсон. Фиона застенчиво поглядывала на женщин в прекрасно сшитых и подогнанных по фигуре платьях из яркого атласа и тафты, с обилием рюшек, оборок, бисера и вышивки. В изящных ушах покачивались серьги с крупными – размером с монету – драгоценными камнями. На шее и груди покоились нитки жемчуга. Недостатки фигур скрывали тончайший французский батист и корсеты с пластинами из китового уса.
Наряд Фионы отражал не столько ее собственные вкусы, сколько вкусы Ника, не терпевшего вычурности. Простота и естественность. По его совету Фиона выбрала в магазине платье из жоржета цвета слоновой кости, с пышными рукавами, аметистовым поясом и вышитыми на подоле ветками сирени. Легкая ткань облегала ее тело, подчеркивая стройность и гибкость фигуры, намекая, что женщина в этом платье немного не от мира сего. Фиона являла собой разительный контраст со многими посетительницами ресторана, которые за ухищрениями портних и корсетами так и не смогли спрятать выпирающие формы.
Фиона вообще никогда не надевала корсет. В универмаге «Мейсис», где покупали платье, Мэри предложила ей примерить его. Корсет впивался в тело, вызывая зуд и мешая дышать. Фиона оставила этот панцирь в примерочной. Под низ она надела то, в чем всегда чувствовала удобно: хлопчатобумажную камисоль и панталоны. Это прекрасно служило ей в повседневной жизни, послужит и сейчас. И потом, ей нравилось, когда грудь находится там, где и надлежит находиться женской груди, а не поднята к подбородку.
Единственным украшением были жемчужные серьги, заимствованные из шкатулки покойной жены Майкла. В волосах – никаких перьев и бриллиантовых булавок. Только несколько лиловатых розочек, срезанных Алеком с куста. По залу она шла уверенно и с заметной игривостью. На ее свежем и открытом лице было написано откровенное любопытство. Естественно, головы посетителей поворачивались в ее сторону. Женщины вдруг начинали ощущать, что перегружены драгоценностями, что их волосы изобилуют заколками и шпильками, а платья тяжеловесны. Мужчины перешептывались: «Кто это идет с Макклейном?» Фиона напоминала безупречный бриллиант, не нуждающийся в прихотливой оправе.
Интерес Фионы к залу и посетителям вскоре сменился недоумением: где же столик, о котором говорил метрдотель? Куда он их ведет, если они прошли больше половины зала? Она повернулась к Уиллу за объяснениями.
– Я заказал нам отдельный кабинет. Главный зал похож на рыбий садок. Надеюсь, вы не станете возражать.
Из зала они вышли на лестницу и поднялись на второй этаж. Метрдотель распахнул двойные двери и почтительно отошел, пропуская гостей.
– После вас, – сказал Фионе Уилл, коснувшись ее талии.
Войдя, Фиона удивленно вскрикнула, затем прошла на середину и стала кружиться, всматриваясь в убранство.
– Боже милостивый! – застыв на пороге, воскликнула Мэри.
Уилл пожал плечами, разыгрывая невозмутимость, но у него не получилось. Он был слишком доволен, видя искреннее восхищение Фионы.
– Вы говорили, что любите розы.
Частный кабинет ресторана превратился в роскошный уголок сада. Розы были везде: свешивались гирляндами, стояли в вазах. Пионы и гортензии скрыли камин. По углам расставили высокие папоротники. Даже пол скрылся под ковром зеленой травы. И на столе, покрытом белоснежной льняной скатертью, тоже стояли розы. Их стебли переплетались с двумя высокими серебряными канделябрами. Французские двери были открыты, впуская теплый летний воздух и лунный свет. Фиона едва верила своим глазам и не представляла, как кому-то удалось сотворить такую красоту. Ее вдруг охватило чувство нереальности происходящего, настолько сильное, что вызвало головокружение. Из своего привычного мира, где люди работали руками, пили пиво и ели сосиски, она попала в мир Уилла. Здесь исполнялись любые капризы; здесь можно было на один вечер создать сад в ресторане. В сказках такое творили феи-волшебницы, но к этому волшебству был причастен Уилл.
Повернувшись, Фиона наклонилась к кусту роз, вдыхая их аромат. Ей не хотелось, чтобы Уилл заметил, как она взволнована. В прошлом году Джо подарил ей розу. Одну красную розу. Это было на Старой лестнице. Фиона отдала ему свое сердце, свои мечты, свою жизнь. А он… все это отбросил, как ненужный хлам. Уиллу она подарила совместную прогулку, длившуюся не больше часа. Приятно поговорили, посмеялись. В ответ он подарил ей этот райский уголок, и только потому, что она любит розы.
– Фиона, вам нравится? – негромко спросил он.
Фиона повернула к нему смеющееся лицо. Оно светилось, и не только от блеска канделябров.
– Нравится? Уилл, да это же сказка! Я… я даже не знаю, что́ сказать. Такой красоты я еще никогда не видела.
– С вашего позволения, я навещу заведение, – тактично вклинилась Мэри.
Уилл подождал, когда она уйдет, затем протянул стоявшей рядом Фионе розу и, прежде чем она успела о чем-то подумать, обнял и поцеловал ее. Прикосновения его нежных, но настойчивых губ стерли все мысли о Джо, унесли всю тоску и печаль. Разогретая его теплом, ощущением его тела, Фиона только начала отвечать на его поцелуй, как со стороны двери прозвучало:
– Сэр, не желаете ли перед обедом выпить шампанского?.. Ой! Прошу прощения!
Уилл разжал руки. Смущенная Фиона отошла и, чтобы скрыть смущение, стала разглаживать складки на платье.
– Принесите нам бутылочку «Хайдсика».
– Сию минуту, сэр.
Официант ушел. Уилл хотел было снова обнять Фиону, но в коридоре послышались шаги Мэри.
– Вы не поверите! Такое чувство, словно мне снова шестнадцать лет, – признался он.
Они втроем уселись за стол. Официант принес шампанское. Как и в вечер их прогулки, Фиона не нашла в Уилле ничего пугающего. Говорить с ним было невероятно легко. Мэри великолепно вписалась в их компанию. Казалось, за столом встретились давние друзья. Весь обед прошел в разговорах. От сладких устриц «Блю-Пойнт» перешли к черепаховому супу, цыпленку-пуссен в соусе из трюфелей со сливками, картофелю «Дюшес» и зеленой фасоли, затем к омару «Ньюбург» и «Запеченной Аляске», фирменному десерту ресторана «Дельмонико».
Пока длилась эта неспешная трапеза, Фиону охватило чувство, которого она никогда еще не испытывала: удивительное чувство, что о ней заботятся и защищают от тревог и опасностей внешнего мира. Уилл давал ей советы по устройству чайного магазина. Она смотрела на него и думала: какой же он обаятельный! Таких привлекательных, элегантных мужчин она прежде не видела. Глаза Фионы скользили по его лицу, отмечая густую копну каштановых волос, широкую улыбку, сильный подбородок. Он даже сидел красиво, не горбясь, расправив плечи. Воротник у него был белоснежной белизны, идеально накрахмаленный, а галстук умело завязан. Черный смокинг сидел на нем как влитой. Фионе вспомнился отец в заплатанной куртке с чужого плеча. Чарли с рукавами, протертыми на локтях. Джо в твидовом пиджаке с синими крапинками под цвет его глаз…
Опять Джо, черт бы его побрал! Она ведь договорилась с собой: больше о нем не думать. А он даже сюда пробрался, вторгшись в прекрасный вечер, будто грубый незваный гость. Казалось, он тоже сидит за их столом на четвертом стуле: смотрит, слушает, усмехается. Она почти наяву видела, как Джо улыбнулся во весь рот и спросил, понравилось ли ей целоваться с Уиллом и так ли приятен поцелуй этого американца, как его собственный.
«Признайся, совсем не то», – усмехался Джо.
«Ошибаешься. То – и даже лучше», – мысленно ответила она.
Джо покачал головой.
«Нет. Вот все это… – он указал на сад и роскошный обед, – это и впрямь хорошо, но не поцелуй. Никто не целовал тебя так, как я. И никто не поцелует».
– Фиона, по-моему, открыть чайное заведение – это прекрасная идея, – сказал Уилл, врываясь в ее мысли. – Когда у вас создан запас чая и Мэри печет такие удивительно вкусные вещи, я уверен в успехе. Вы уже начали подыскивать место?
– Да. Смотрела возле Юнион-сквер, но там слишком высокая аренда. И на Мэдисон-сквер была.
Уилл кивал, внимательно слушая. Задавал вопросы, подбадривал. Фиона видела его теплые глаза и морщинки в уголках рта, когда он улыбался. Она решила, что карие глаза гораздо приятнее синих. И рот Уилла тоже ей понравился. Официант помешал ей насладиться поцелуем. Быть может, ей представится другой случай. Вечер еще совсем не поздний.
«Я покажу тебе, Джо Бристоу, как мне хорошо с этим человеком, – мысленно пообещала Фиона. – Долго ждать тебе не придется».