натяжение, Данн. Кисея порвана, а не разрезана. Вы отрегулируете механизм или мне сделать это самой?
— Посмотрим, как вам это удастся.
«О боже, мистер Данн, что вы наделали!» — подумал Ник. Он взял с табуретки жакет Фионы, сел, положил его на колени и стал наблюдать за фейерверком.
Фиона еще несколько секунд злобно смотрела на ноги Данна, потом схватила гаечный ключ, поднырнула под ленту конвейера и устремилась к середине машины. Подол юбки зацепился за торчавший из половицы гвоздь, она дернула его, и раздался треск рвущейся материи. Ник вздрогнул. Венецианский шелк ручной работы. Сшито в Париже у Уорта. О господи…
Послышалось сопение, несколько ругательств и крик боли. Потом на несколько минут наступила тишина. Затем раздался торжествующий клич и команда: «Включайте!» Чудовище ожило снова. Фиона выбралась из лабиринта трубок и передач. Ник увидел, что она измазала щеку и поранила руку. Банки опять посыпались на ленту. Она бросила гаечный ключ, схватила первую, быстро осмотрела ее содержимое и широко улыбнулась.
— Да! — воскликнула она, подбросила банку в воздух и засмеялась. — Да! Да! Да! Мы сделали это! — Когда из машины высыпалась сотня банок, Фиона заметила Ника. Вскрикнув от радости, она схватила один мешочек, подбежала, села на ящик из-под чая и потрясла перед носом мужа кисейным пакетиком. И тут Ник увидел, что пакетик наполнен чаем. Металлическая скобка прикрепляла к нему нитку, на другом конце которой болталась красная бумажная этикетка со словами «Быстрая чашка „ТейсТи“».
— Потрясающе, радость моя. Просто сногсшибательно. Но, ради Христа, скажи, что это? — спросил он, вытирая носовым платком ее окровавленную руку. Кровь текла по пальцам Фионы, пачкая обручальное кольцо с бриллиантом и перстень с ослепительным алмазом изумрудной огранки в десять карат, который Ник подарил ей в первую годовщину свадьбы. Сомс посмотрел на ее руку и нахмурился. Шершавая, грязная, исцарапанная, она могла принадлежать поденной уборщице, прачке, но не первой богачке Нью-Йорка. Женщине, которой принадлежал самый крупный и самый прибыльный чайный концерн в стране, не считая тридцати пяти салонов «Чайная роза» и сотни с лишним фирменных магазинов.
Фиона нетерпеливо выдернула руку, недовольная его придирчивым осмотром.
— Это чайный пакетик, Ник! — с жаром воскликнула она. — Настоящий переворот в нашем бизнесе! Кладешь его в чашку, заливаешь кипятком, размешиваешь и готово! Без суеты и отходов. Не нужно мыть чайники и заваривать больше, чем нужно.
— Звучит впечатляюще, — одобрительно сказал Ник. — Очень по-американски.
— Вот именно! — вскочив на ноги, ответила Фиона. Понимаешь, все дело в экономии времени и усилий! «Новый чай нового века»! Звучит, а? Это Нат придумал. Его цель — молодые люди, которые считают чаепитие китайскими церемониями. Он хочет создать совершенно новый рынок. Ник, ты бы видел рисунки Мадди! На одном «Быструю чашку „ТейсТи“» пьет актриса в сценическом костюме. На другом ее пьет машинистка, не отрываясь от работы, на третьем — студент во время лекций, на четвертом — бреющийся холостяк. И… Ник, Ник, послушай… Стюарт заказал композитору Скотту Джоплину песню. Она называется «Глотни чаю на бегу»! Через месяц под нее будет танцевать вся страна. Ох, Ник, милый, ты только представь себе!
В неповторимых глазах Фионы горело синее пламя. Ее лицо сияло. Ник в очередной раз подумал, что его жена — самая красивая женщина на свете. Такой ее делала страсть. Когда она бралась за новое дело, Ника бросало в дрожь. «Это врожденный дар, — думал он. — Поразительная способность заражать других людей своими идеями и задумками». Именно это было главной причиной ее грандиозного успеха.
Сомс вспомнил, как несколько лет назад она приучала к «ТейсТи» жителей южных штатов. Распродажи результата не дали. Рекламные кампании, публичные дегустации, скидки тоже оказались тщетными. Ее коллеги, чаеторговцы, говорили, что на Юге можно поставить крест. Там пьют лимонад, пунш и мятный джулеп[61]. Для чая там слишком жарко. Фиона ходила мрачная несколько недель и напрягала мозги, пытаясь найти способ опровергнуть мнение конкурентов. Пока в одно прекрасное утро не вылила остатки своего чая в стакан со льдом.
— Если мы не можем убедить их пить горячий «ТейсТи», то заставим пить его холодным! — непреклонно заявила она.
Фиона пробовала и экспериментировала, пока не придумала технологию получения крепкого и в то же время прозрачного чая со льдом, а потом вместе со Стюартом и полудюжиной чайных торговцев отправилась на Юг. Они разбили в городах и поселках киоски с растяжками, на которых красовался слоган: «Хочешь пить? Попробуй чудесный холодный „ТейсТи“ со льдом!» Там без устали раздавали стаканы и листовки с купонами, позволявшими получить при покупке полуфунтовой банки чая скидку в пять центов. Фиона лично очаровывала, уговаривала, заставляла пробовать ее чай, и все приходили к выводу, что этот напиток так же прекрасен, как его создательница. Когда через три месяца измученные новые конкистадоры вернулись домой, Юг был полностью покорён. Ник ни секунды не сомневался в том, что новые чайные пакетики Фионы будет покупать вся страна.
Жена замурлыкала мелодию нового регтайма, схватила мужа за руки, заставила встать и начать танцевать квикстеп. Ник без труда попал в такт, повел жену, потом остановился и закружил ее на месте. В этот момент грудь пронзила такая боль, что он ахнул и с трудом удержался, чтобы не схватиться за грудь.
Фиона остановилась как вкопанная и перестала улыбаться.
— Что? — спросила она. — Ник, что с тобой? Скажи, что случилось. Сердце?
Он помахал рукой:
— Нет, милая, ничего подобного. Наверное, спина. Мышцу потянул. Видно, старею.
Не убежденная словами мужа, Фиона заставила его сесть и начала суетиться вокруг. Ник заверил ее, что прекрасно себя чувствует. Даже потер спину, уверенный, что боль в груди через минуту-другую пройдет. Фиона стала осторожно интересоваться, не стоит ли вызвать доктора Экхардта, но в этот момент к ним подошли поздороваться Стюарт и сварливый седой механик Данн; этот человек специально приехал из Питсбурга с целью убедиться, что на новом месте его машина работает нормально.
Разговор зашел о перспективах машины, и Стюарт, вынашивавший планы мирового господства, начал что-то бормотать о ее производительности. Ник пытался дышать равномерно, надеясь, что это поможет сердцу. Нужно было уезжать отсюда. Как можно скорее.
Внезапно прозвучавший скрежет заставил Стюарта и Данна вновь броситься к машине. Чувствуя себя так, словно его сердце сжала рука великана, Ник встал и небрежно сказал Фионе, что ему пора уходить: должна заехать директриса галереи Гермиона Мелтон и отчитаться о работе за неделю. Эту молодую англичанку Ник увел из «Мет» два года назад, после того как Экхардт сказал, что работать ему больше нельзя. К облегчению Сомса, его уловка сработала; Фиона перестала беспокоиться. Он спросил, придет ли жена к ужину. Она ответила, что придет. Ник поцеловал ее на прощание и велел возвращаться к работе.
Боль в груди становилась все сильнее. Он с трудом дошел до своей кареты, залез в нее, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Слегка отдышавшись, Ник сунул руку во внутренний карман сюртука, вынул флакончик и достал из него белую пилюлю. Она должна была успокоить страдавший орган, который бился и трепыхался внутри, как выброшенная на берег рыба.
— Давай же, — простонал он, обращаясь к таблетке. — Сделай что-нибудь…
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем карета остановилась у роскошного дома на Пятой авеню, в котором он жил с Фионой. Когда Ник вылез и для сохранения равновесия схватился за перила парадной лестницы, его рука на фоне белого мрамора показалась голубой. Дверь открылась. Он поднял глаза и увидел дворецкого Фостера. Привычное приветствие слуги сменилось тревожным восклицанием:
— Сэр! О господи… позвольте помочь вам…
Боль в груди взорвалась, и Ника окутал столб ослепительного пламени.
— Фостер, вызови Экхардта… — успел выдохнуть он и упал.
Фиона Финнеган-Сомс, придерживая юбки, осторожно перебралась через ограду из железнодорожных рельсов, отделявшую ее чайную фабрику от Уэст-стрит. За ней шел ночной сторож, юноша лет восемнадцати.
— Миссис Сомс, почему вы не хотите, чтобы я нанял для вас кеб? — спросил он. — Вам не следует ходить одной. Уже темно, да и всякие типы тут шляются…
— Все будет в порядке, Том, — пряча улыбку, ответила энергично шагавшая впереди Фиона. — Мне нужно немного пройтись пешком. Эта чертова машина меня чуть не доконала.
— Она красавица, правда, миссис Сомс? Сто пакетиков в минуту. Мистер Брайс сказал мне. В жизни не видел ничего подобного.
— Действительно… — Внезапно Фиона остановилась и посмотрела мальчику в лицо. — Том, а почему ты называешь ее «она»?
— Простите, мэм, не понял…
— Новую машину. Почему «она», а не «он»?
Том пожал плечами:
— Наверное, потому же, почему и судно. Никогда не знаешь, чего от него ждать. То оно спокойно, то злее старой крысы. В точности как женщина.
Фиона подняла бровь:
— Ты так думаешь?
Том слишком поздно осознал свою ошибку.
— Я… извините, миссис Сомс, — сбивчиво пробормотал он. — я не хотел сказать ничего плохого. Все время забываю, что вы женщина.
— Большое спасибо!
— Нет, я не в том смысле, — смутился Том. — Миссис Сомс, вы ужасно красивая и все такое прочее, но просто… вы знаете, чего хотите. Не притворяетесь глупенькой и беспомощной. Не хлопаете ресницами и не делаете вид, что не можете самостоятельно перейти улицу… — Он снял шапку. — Миссис Сомс, пожалуйста, не сердитесь на меня.
— Ерунда, — ответила Фиона. — Если человек говорит то, что думает, это вовсе не оскорбление.
Она думала, что после этого мальчик успокоится, но на лице Тома отразилась боль.
— Вот видите? — сказал он. — Никогда не знаешь, чего ждать от женщины. Будь вы мужчиной, выгнали бы меня в три шеи.