Подавляющее большинство населения Парагвая составляли индейцы и метисы, говорившие сразу на двух языках: диалекте испанского и гуарани. Их большая часть проживала в деревнях по 100-300 домов. Типичное жилище парагвайского фермера – чакра имеет только три стены из сырцового кирпича, плоскую соломенную крышу на бамбуковых жердях и земляной пол. Двор перед жилищем обносится плетнем из тростника или бамбука. К ней, как правило, прилегает небольшой участок земли, на котором выращиваются местные корнеплоды и овощи. Несмотря на европейский покрой в деревнях преобладает домотканая одежда. В отличие от своих соседей по Ла-Плате, мясо играет меньшее значение в рационе парагвайцев. Наследство гуарани – блюда из кукурузы (локро– so-o, каша – абати поро, пирожки – чипас) и маниоки (мандиока – chipa de almidon, mbeya), мазамора (грибов), преобладают в их меню. Национальным блюдом является парагвайский суп (чипа гуаса), напоминающий кашу или суфле из сыра с луком. Вообще, в отличие от других скотоводческих стран Южного Конуса, вместо жареного мяса – parillada жители Парагвая потребляют суп на мясном бульоне – sooyo sopy и bori-bori. Исконным парагвайским напитком является – матэ, парагвайский чай, который принято пить охлажденным через трубочку из специального сосуда – бомбильи. По подсчетам каждый парагваец потребляет 10 килограммов листьев йерба – матэ в год. Другим традиционном напитком является mosto, напиток из сахарного тростника. Канья и чича – наиболее распространенные алкогольные напитки в стране, а церковь и пульперия, местный кабак, – основные общественные места. Эксплуатация лесов Парагвая, положившая начало развитию современной парагвайской экономики, наложила отпечаток на форму повозок, используемых местными жителями, напоминающими среднеазиатскую арбу с колесами, достигающими двух метров в диаметре, которую тащит дюжина волов. Такая форма повозок обусловлена как характером местности Восточного Парагвая, так и отсутствием элементарных дорог.
Небольшое количество креолов, изредка пополняемое богатыми иммигрантами, образовала узкий господствующий слой землевладельцев. Иммигранты и их потомки занимались большей частью торговлей и промышленностью. Появившиеся накануне войны меннониты не в целом изменили ситуации, поскольку компактно поселились в глубине Чако. Большая часть населения страны, как и прежде, была сосредоточена на левом берегу реки Парагвай в полосе от Вильеты до Консепсьона и в окрестностях Вильяррики, второго по величине города страны. Более 80% всех жителей страны по-прежнему проживали не далее, чем в 100 километрах от столицы. Единственным городом Парагвая в прямом смысле этого значения в то время была столица – Асуньсьон, имевшая население свыше ста тысяч человек и являвшийся единственным университетский центром страны. Долгое время на столицу приходилось 90% всего импорта и 75% экспорта страны. Здесь же концентрировалась вся интеллигенция страны. Обзор Парагвая будет неполным, если мы не упомянем «диких» индейцев, проживающих в сельве Восточного Парагвая. К ним в начале XX века относились племена ава-чирипа, кааигуа, паи-тавитера, мбайя – гуарани, аче– гуаяки и тупи – каинанг. У «цивилизованных» парагвайцев вплоть до конца ХХ века существовали предрассудки против них, взращенные еще во времена иезуитов. Опрос, проведенный в 1972 году, показал, что 77% парагвайцев, считали, что «индейцы являются животными, поскольку они не крещены». На основании подобных воззрений убийство «дикого» индейца в Парагвае считалось славным деянием, а совершивший это солдат поощрялся. В ХIХ веке отношения с «дикими» индейцами (в основном племени мбайя) были достаточно мирными, хотя на границе цивилизованных районов находилось 4 заставы (в Арекутакуа, Мандувири, Имате и Куареноте) со штабом в Консепсьоне.
Общее обнищание и обезлюдение страны после войны с Тройственным Альянсом, привели к конфликтам с индейцами. Парагвайцы нуждались в продуктах леса и рабочей силе, в особенности, детей как надежный резерв будущих трудовых ресурсов. Это привело к росту напряженности между «дикими» и цивилизованными индейцами. Появление латифундий привело к появлению прямой заинтересованности их владельцев к овладению индейскими территориями. К ним присоединялись и сохранившиеся минифундисты, которым досаждали беспокойные соседи. Проигранная война создала необходимый психологический климат для применения насилия к индейцам. Отношения оттесненных вглубь сельвы индейцев с минерос – сборщиками йерба – матэ, и лесорубами копировали конфликт между сборщиками каучука и индейцами в бассейне Амазонки. Гибель во время войны значительного поголовья скота привело к резкой реакции парагвайских ранчерос к лесным индейцам, похищавшим их скот. Тем более, что соблазн был велик: улучшить свое экономическое положение путем использования дешевой рабочей силы – пленных «диких». Пленные «дикие» становились фактически рабами на плантациях, где их приобщали к «благам цивилизации» их культурные соотечественники под контролем департамента по делам индейцев министерства обороны.
Природные ресурсы Парагвая создали предпосылки для его специализации как страны скотоводов и земледельцев. Лесные богатства Парагвая использовались односторонне. Хозяйственная жизнь страны сосредотачивалась в заселенных районах, прилегающих к главным транспортным артериям страны: рекам Парана и Парагвай и железной дороге, связывающей Энкарнасьон со столицей. Здесь были расположены основные сельскохозяйственные центры страны. В первой половине ХХ века они эксплуатировали не более 1,5 миллиона из 41 миллиона гектаров сельскохозяйственных угодий. На плато Параны население занималось сбором листьев мате и диких апельсинов. На правом берегу Парагвая несколько компаний добывали и перерабатывали в танин кору квебрахо. Благодаря поражению в войне с Тройственным Союзом страна оказалась объектом экономической экспансии не только Франции, Англии и США, но и своего соседа – Аргентины. Последняя по объему своих инвестиций в добычу квебрахо и речное судоходство даже обогнала своих конкурентов. Этому способствовала и транспортная зависимость страны от своего южного соседа. К 1914 году в экономику Парагвая иностранцами было вложено 30 миллионов фунтов стерлингов, семь восьмых из которых принадлежали англичанам и аргентинцам. I мировая война вызвала значительный отток капиталов из Парагвая. Шесть лет спустя иностранные инвестиции снизились втрое. В 1920 году из 59 миллионов золотых песо торгово-промышленного капитала 50 принадлежало зарубежным инвесторам. К 1939 году стоимость иностранной собственности в республики выросла в три раза. 30% этой суммы принадлежало аргентинцам, 25% – британцам, 20% – США, 15% – Германии, а остальные – итальянцам, французам и бразильцам.
К 1891 году первый земельный ценз показал наличие в стране 1,5 миллионов гектаров обрабатываемых земель, из которых 591 тысячу составляла пашня, а 705 тысяч – луга. Еще 15 миллионов га составляли пастбища, две трети которых находились в частном владении. Еще 300 тысяч гектаров лугов использовало правительство, а миллион сдавался в аренду. Остальные государственные земли были заняты оккупантес – крестьянами, самовольно занимавшими пустующие наделы. Это явление было распространено и на частных землях. Как правило, оккупантес забирались в глухие места, где редко осуществлялся контроль со стороны владельцев. Понимая свое бессилие, либеральное правительство закрывало на эту практику глаза, довольствуясь несистематическими акциями по сгону оккупантов. Вследствие аграрной политики либералов к началу ХХ века значительная часть всех земель перешла в руки нескольких иностранных (британских и аргентинских) и связанной с ними правящей элиты. 176 латифундий и 74 земельных компании, площадью свыше 50000 гектаров, владели 60% всей земли (в основном в Чако). Из них 154 латифундии, каждая площадью свыше 1000 гектаров, специализировались в земледелии и использовали 547000 гектаров. Другой полюс в 1920 году составляли 38 тысяч крестьянских хозяйств – чакр, обрабатывающих менее 10 гектаров каждое. К концу 30х годов их число выросло до 45000, но и величина надела снизилась ниже 5 га. Чакры занимали площадь в 124000 гектаров. 27% хозяйств имели в своем распоряжении деревянные сохи, а 55% не имели и их. 33% крестьян не обладали даже повозками и их единственным инвентарем были мотыга, топор и мачете. 85% всех крестьянских хозяйств являлись арендаторами или оккупантес, самовольно занявшими пустующую землю. Проблема малоземелья в Восточном Парагвае осознавались правящей фракцией либералов. В 1926 году президент Элигио Айяла создал специальный департамент колонизации в составе министерства юстиции. Однако гонка вооружений и связанная с ней нехватка средств не позволили добиться каких-либо существенных изменений в положении парагвайских крестьян. Зато важную роль департамент сыграл в организации менонитских колоний в сердце Чако. Их передовое хозяйство обеспечило надежное продовольственное снабжение армии страны во время конфликта. В земледелии основной продовольственной культурой являлись кукуруза, маниок, арахис и рис. Для местных нужд и на экспорт производились виноград, хлопок, табак, цитрусовые и сахарный тростник. В небольших количествах выращивались картофель (8000 тонн), пшеница (7000 тонн), батат (77000 тонн) и фасоль (24000 тонн). Хлопковые плантации располагались к востоку от Асуньсьона вдоль железной дороги. Более ⅝ его сбора экспортировались. К востоку от Асуньсьона возделывался табак, поступавший на четыре местные табачные фабрики. Их продукция была широко известна в окрестных странах. Так, парагвайскими сигаретами снабжалась боливийская армия в Чако. Центром виноделия и виноградарства страны была Вильяррика. В либеральную эпоху началось освоение культуры сахарного тростника. До этого сахар импортировался из Франции. Первая сахарная фабрика – сентраль, была построена в 1878 году. В 1897 году возникла