— Чем же им Москва не угодила?
— Так и я спрашиваю… А эти давай выдумывать — дорожки неровные, тротуары широкие… не дождешься когда Анна выйдет.
— Так, может быть, эта Анна не хочет вымокнуть под чужим дождем.
— Они мне по секрету сказали, что если Анна с Сережей до метро пойдет, они подождут.
— Сговорились, значит.
— Ну, есть немножко, я им разрешил по ночам поливать город.
— A-а, вот поэтому вы без зонта гуляете?
— Нет. Я его специально потерял, чтобы Аня меня под свой зонтик взяла.
— Ах, ты коварный! Втерся дождям в доверие, а теперь еще…
— Очень хочу проводить тебя домой, — тихо и, как ей показалось, даже нежно, прервал он собеседницу.
Она замолчала на минуту, о чем-то размышляя, потом продолжила.
— У меня некоторые изменения на работе. Перебралась в соседнюю комнату с жалюзи на окнах и табличкой на двери «начальник отдела договоров». Мне сегодня вручили ключи от «Фольксвагена», так что я теперь обязана ездить на машинке.
— Похоже, я невовремя… — грустно подытожил стажер.
— Ты не понял. Прогуляться до метро не смогу, а прокатиться вместе и забрать Наташку через полчасика.
— Тогда я пошел разгонять тучи и машины с дороги, если ты не против.
— Да, разгони, пожалуйста, а то я с отпуска за рулем не сидела.
— Эх, я мигалку забыл на работе… Ладно буду бежать впереди.
— Будет достаточно, чтобы дождь не пошел.
— У меня же бабушкин заговор есть. Сейчас проверим…
Смирнова не зря беспокоилась по поводу дороги. К столичным пробкам нужно привыкать, а тут еще окончание рабочего дня, и каждый торопится домой. Правда, на счет дождя, бабушкин заговор оправдал надежды. Ветерок разогнал тучи, солнце зацепилось за дома, и сумерки никак не наступали.
— Слушай, — не отрываясь от дороги, заметила Аня, — стоит тебе появиться рядом, и солнце прорывается сквозь облака.
— Ну, — замурлыкал Сергей, — я же любимый внучек у бабушки.
— Намекаешь на то, что полезен в хозяйстве? — усмехнулась она, но рулевое колесо сжимала двумя руками.
— Могу быть штурманом… Тут лучше свернуть направо и объехать пробку.
— У тебя же нет машины.
— Наши ребята тут всегда поворачивают. Вот я и запомнил. Через пять минут выскочим с другой стороны метро, а там до твоего садика рукой подать.
— Однако… Ты выучил мой маршрут.
— Ну, я готовился сдать экзамен на штурмана… Впереди, видишь, указатель прямо и налево? Там перестраивайся в левый ряд и по стрелке, налево.
Как ни странно, в столице среди таксистов гораздо больше приезжих, чем москвичей. Для кого-то это большой шаг пересесть с развалюхи на новенького «корейца» и зарабатывать 4–5 зарплат, которые недоступны дома. Ради этого они готовы на многое. В том числе и на неоправданный риск.
К удивлению водителя новенького «Фольксвагена», они действительно быстро доехали до садика, где уже скучала Наташка. Впрочем, угрюмый вид моментально сменился радостью от новости, что она теперь будет приезжать в машине, как некоторые. Правда, пока только на заднем сиденье и то при условии, что она для этого чуть слукавит о своем возрасте. Ну, три месяца не в счет.
На дядю Сережу девочка смотрела с любопытством, но настороженно, постоянно оглядываясь на мать, с которой происходили странные перемены. Она вдруг стала чаще улыбаться, то и дело поглядывала на себя в зеркало, а в голосе появились какие-то теплые нотки.
Наблюдения девочки прервал звонок сотового телефона нового знакомого. Он серьезно с кем-то поговорил и пообещал встретиться через час.
Глава XXVII
После заката, с Балтики потянул холодный бриз. Он разгонял прохожих на улицах, словно давая понять, кто тут главный. Привыкшие к промозглой погоде жители Хельсинки, особенно не беспокоились, быстро находя себе уютное местечко в каком-нибудь из множества кафе, пивных и ресторанов, где можно поговорить с друзьями, послушать музыку или поужинать.
Молодая пара из России, словно приняв вызов холодного ветра, упорно шла по улицам, подняв воротники курток, но не заходила в ярко освещенные заведения, где явно было тепло и народ развлекался, забыв о непогоде.
— Насть, ты всегда такая упрямая? — с улыбкой спросил сын степей. — Зайдем погреться.
— Я хочу проверить, смогу ли тут какое-то время прожить.
— Ты уже приняла решение?
— Нет. Меня в детстве учили десять раз подумать, а решать быстро.
— Ойво пообещал, что «Fast Line» предоставит тебе служебную квартиру и машину, три тысячи евро на испытательный срок в два месяца. Потом удвоит… Ну, мне поскромнее. Что тебя смущает? Давай попробуем. Не понравится, вернемся.
— Мне надо подумать.
— Думать лучше в комфортной обстановке, а погода в Хельсинки похожа на Питерскую.
— Хорошо, а чайная есть в Хельсинки?
— Чайная?… Признаться не встречал и не слышал. Такое впечатление, что здесь только кофе пьют. Хотя, я не знаток, может, где-то и есть… Тот чай, что принесли в ресторане, тебя явно не вдохновил.
— Да, ну… Два пакетика «Липтон» залили кипятком…
— Можем попытать счастья и спросить сразу у официанта.
— Только не китайскую чайную церемонию, — усмехнулась Анастасия. — Я как-то эти переливания и полоскания не воспринимаю. Просто, хорошего листового черного чаю…
— В заварочном чайничке…
— Думаешь, поймут?
— Европа уверена, что в России все пьют водку, а потом чай из самовара, — хихикнул потомок Чингисхана, — но попробовать можно. За спрос денег не берут.
В третьем кафе им повезло, официантом оказался разговорчивый соотечественник. Самовар не обещал, а вот заварить хороший листовой чай из «Карл Фазер» во Френч-пресс сделает. Сам проводил ребят за свободный столик у окна, и поставил «от заведения» соленые орешки.
— Значит тебе не понравился ресторан на озере? — Чагатаев с интересом смотрел на свою спутницу.
— Помпезный, но порции маленькие. Замашка на «высокую кухню», а чего-то вкусного я не попробовала. Все как-то блекло…
— Зато ты произвела такое впечатление, что Ойво сейчас, наверняка, докладывает боссу, какого ценного сотрудника он нашел.
— Это говорит лишь о том, что они не читали наших финансовых учебников.
— Хочешь сказать, что твое предложение о непроливайке было в институтском курсе?
— Нет, так работал наш Внешторгбанк, — улыбнулась сотрудник валютного отдела.
— То есть? — насупил брови Анатолий.
— В СССР был железный занавес не столько от шпионов и всякого западного мусора, которым сегодня засыпало полстраны, сколько от засилья доллара и защиты внутренних рынков.
Официант аккуратно поставил на столик два Френч-пресса и плошки с печенюшками, рогаликами и конфетами. Настя обхватила ближний озябшими ладонями, и, прикрыв глаза от удовольствия, продолжила.
— После Бретенвудской конференции в июле 1944 года, когда доллар стал мировым средством платежа и накопления, почти все страны-участницы ратифицировали соглашения о Международном Валютном Фонде и Международном Банке Реконструкции и Развития. СССР отказался. Сталин понимал, что это капкан, в который добровольно угодили 43 страны.
Она прервалась, чтобы сделать глоток горячего чая, но отказалась от печенья.
— Сталин закрыл границу для иностранной валюты и объявил стоимость доллара в 60 копеек. Вся торговля с зарубежными компаниями обслуживалась одним ВТБ. На его внешнем счете в швейцарском банке было несколько миллионов долларов. Это была разница между суммами за проданные и купленные товары каждого предыдущего дня. ЦБ устанавливал границу, выше которой обычные сделки не совершались. Для особых случаев требовалось решение правительства. Очень простой механизм. Все золотовалютные резервы страны находились в хранилищах ЦБ.
— Почему же сейчас, — не выдержал Чагатаев, — сотни миллиардов наших денег лежат у американцев?
— США часто придумывают правила, которые им более удобны, и начинают ими пользоваться вместо законов, обсуждавшихся и подписанных всеми странами-участницами международных конференций.
— Забавно…
— Яркий пример — закон обеспечения золотом наличного доллара, — серьезно сказала сотрудница валютного отдела. — Согласно решению Бретенвудской конференции, все страны-участницы МВФ внесли свои вступительные взносы в виде золота и конвертируемых валют. Под эту сумму напечатали почти девять миллиардов долларов, каждый из которых обеспечивался золотом. В пропорции 35 долларов — одна тройская унция золота. Это около 31 грамма.
— Это получается доллар стоил грамм золота? — удивился сын степей.
— Наоборот. Унция золота стоила 35 долларов. Доллар стал мерилом всего. Это вызвало недовольство у многих стран. Особенно Франции. Когда в Парижском банке скопилось 1,5 миллиарда долларов, де Голль повез их в Нью-Йорк менять на золото. Как только США перевели часть золота за первый транш из полутора миллиардов, вслед за Францией потянулись ФРГ, Канада, Япония и другие страны, накопившие 5,5 миллиардов долларовой налички. Но столько золота у США уже не было, что грозило крахом мировой валюты и мирового господства. Тогда…
Она улыбнулась, ожидая реакции слушателя, но подсказала сама.
— Тогда США поменяли правило обмена, забыв о принятом законе. В 1965 году Президент США Линден Джонсон объявил, что теперь обмена не будет… Де Голль негодовал и вышел из военного блока НАТО. Франция качнулась в сторону СССР. После чего американцы устроили студенческие бунты по всей Франции и сместили Президента де Голля.
— Сталин оказался прав, что не доверял американцам, — высказал свои мысли вслух потомок Чингисхана. — Поэтому, СССР не хранил много долларов, да еще и в чужом подвале.
— И оказался абсолютно прав. Стоимость унции золота с 35 долларов в 1944 поднялась до 1500–2000 в настоящее время.
— Это столько напечатали бумаги? — Чагатаев шлепнул себя по лбу ладонью. — Шайтан! И Россия продолжает держать свои деньги в чужих подвалах? Не понимаю…
— Успокойся Толик, — Настя ласково посмотрела на собеседника, — Современное понятие глобализации приводит к переплетению всего и вся. Российских активов в зарубежных банках более 460 миллиардов, но у нас инвестиции этих стран в виде фабрик, добывающего оборудования, нефтяных платформ, нефтеперегонных заводов, кредитов…