– Не бейте, пожалуйста, не бейте-е-е! Мой папа вам заплатит, много заплатит, он вам очень-очень много заплатит.
– А кто твой папа? – спросил командир, жестом остановив своих ребят.
– Мой папа – адмирал Джон Маккейн! Главнокомандующий вооруженными силами США в Тихоокеанском регионе!
– Этот пленник нам еще пригодится, – подмигнул командир солдатам. – На допрос его.
Вьетнамские бойцы ПВО, сбившие Маккейна, в тот вечер в свободное время перед «тихим часом» сели за письмо в Казахстан своему бывшему инструктору, товарищу Бисанову, в котором с большим юмором и техническими подробностями описали, как был сбит американский летчик, бомбивший Ханой и проливавший кровь мирных жителей.
Когда Маккейна привезли на допрос, он уже поседел как лунь. После допроса коммунисты посадили его в яму и благополучно о нем забыли. Он просидел в разных тюрьмах пять лет, и почти все это время его мучил жестокий понос, потому что он не привык пить натуральную сырую воду.
В мае, перед началом сезона дождей, американские войска предприняли четвертую за год попытку уничтожить знаменитую Тропу Хошимина со всей ее инфраструктурой. Десантный полк, высаженный в долине А-Шау, пошел на штурм высоты номер 937 под прикрытием авиации, вертолетов и артиллерии. Несколько лет назад здесь располагалось три лагеря «зеленых беретов». Партизаны разгромили эти лагеря и прогнали американских спецназовцев. Поэтому для десантников взятие высоты стало делом чести. На защиту холма Зиап направил полк Хайфонца, очень опасного для врагов, уверенного в себе и решительного командира. «Зеленые береты» неожиданно столкнулись с упорнейшим огнем противника, вырывавшимся свинцовыми потоками из траншей, изрезавших собой весь холм вдоль и поперек. Во время «тихого часа» им не давали спать завывающие в ночи залпы «катюш», прекрасно замаскированных в окружающих долину джунглях. Американские десантники отступили. Однако на следующий день после отступления, по приказу недовольного командующего, генерала Абрамса, та же штурмовая группа, подкрепленная остальными подразделениями сто первой дивизии, вновь пошла в атаку на холм, где вновь была встречена плотным огнем из дотов, траншей и «градов».
В последующие дни редеющие силы американцев предпринимали идентичные атаки против редеющих сил коммунистов. Во время одного из таких наступлений целый американский батальон был уничтожен ракетным и пулеметным огнем из собственного вертолета, экипаж которого по ошибке принял своих солдат за вьетнамцев. Лишь через десять дней ценой неимоверных жертв высота была наконец занята, когда дюжина остававшихся в живых вьетнамцев, расстреляв все патроны, отступила в джунгли. Хайфонец лично командовал отступлением последней группы, начавшимся, когда он убедился, что в именном TT, с выгравированной на нем подписью Зиапа, остался один-единственный, последний патрон. К тому времени склоны холма были усеяны трупами американцев. Едва поднявшись на вершину, остроумные американские солдаты уже прозвали эту высоту «Гамбургером», потому что, поднимаясь по склонам, они видели на них массу своих сослуживцев, чьи изрешеченные пулями тела напомнили им свежий фарш, как в мясных рядах родного супермаркета. Еще через неделю американским солдатам почему-то было приказано оставить высоту, взятую ценой стольких жизней.
Репортаж о боях в долине А-Шау, украшенный красноречивыми фото кровавого «Гамбургера», стал темой специализированного номера журнала «Лайф» и в очередной раз всколыхнул общественность. Наиболее прозорливые аналитики уже не сомневались в грядущем исходе – первом военном поражении за всю историю существования Соединенных Штатов. Абраме распорядился отступать на оборонительные позиции и временно воздержаться от преследования партизан и террора против мирных жителей в зоне военных действий.
Но переход к оборонительной тактике мало помог американцам. Все та же сто первая дивизия попыталась было окопаться в долине А-Шау, установив там артиллерийскую базу, но Хайфонец не дремал. Он отлично знал, что прибыл сюда не ерундой заниматься, а бить и гнать врага. Внезапно сто первая снова подверглась минометному и зенитному огню с других окружающих долину четырех высот, густо покрытых джунглями, беспрестанно извергавшими смертельное пламя из своих сумрачных, тернистых глубин. Хайфонец с каменным выражением лица наблюдал в бинокль, как выжившие десантники бегут вслед за спешно улетающими прочь вертолетами, хватаясь руками за их полозья, под непрекращающимся скорострельным огнем. Штабные генералы в отместку выслали тяжелые бомбардировщики, подвергшие всю долину с разбросанными тут и там деревушками ковровой бомбардировке вслепую. Абраме в бессильной злобе мстил мирным крестьянам за то, что они живут неподалеку от этого поля боя и невольно стали очевидцами неслыханного позора американского оружия. Разумеется, поскольку задело взялся Хайфонец, этот плацдарм они себе так и не вернули. После победы в А-Шау в линзы его командирского бинокля попала артиллерийская база, расположенная на участке К-9 Тропы Хошимина, простирающемся по центру полуострова, от Лаоса до морского побережья.
На всем участке К-9 весело чирикали воробушки. Капрал Бен Берне проснулся оттого, что рядовой Холловей слишком шумно и настырно рылся в его тумбочке, в поисках общей заначки.
– Эй ты, Холловей, ты что там, меня продинамить решил? – строго крикнул он со своей койки.
– Никак нет, сэр, – пробубнил Холловей, не поднимая головы. – Просто подлечиться хочется, мочи нет.
Он деловито разжег огарок свечи прямо в полке тумбочки, аккуратно вскипятил две дозы отменного бирманского героина и шустро наполнил оба шприца, которые до этого держал зажатыми за поршни в зубах. Протянув один из них капралу, он встал, одним движением расстегнул штаны, мигом спавшие до татуированных икр, и спустил до колен трусы. Берне брезгливо отвернулся и пробормотал:
– Ты не мог бы в следующий раз уйти в душевую? Все-таки я здесь иногда кушаю.
Но Холловей его не слушал. Отыскав большим пальцем паховую вену по пульсу, он воткнул в нее иглу, поморщившись от боли, взял контроль и начал медленно вводить наркотик. Закончив, он так и застыл в той же позе. Берне в это время чуть ли не плакал, закапав кровью белую простыню и не находя вену с пятого раза, истыкав обе руки и проколов несколько сосудов. Доступных вен уже не было. Ему до смерти не хотелось, чтобы полдозы опять угодило под кожу. Раствор в его шприце уже окрасился в цвет его крови. Как можно вежливее он обратился к Холловею, попросив уколоть его в шею. Холловей, словно очнувшись, нехотя натянул трусы, штаны и подошел к Бернсу Капрал встал на колени, зажал нос и, сделав глубокий вдох, задержал дыхание. Холловей со сноровкой заправского медбрата легким движением почти параллельно коже ввел иглу в толстую, набухшую вену на шее капрала и нажал на поршень. Не вынимая иглы, он сполоснул шприц кровью из той же вены. Раскрасневшийся Берне потихоньку выдохнул и, зажав ранку, что-то промычал, возможно в знак благодарности. Холловей, не слыша его, свернул косяк с едким лаосским гашишем и задумчиво закурил его.
В этот же самый момент группы вьетнамских солдат из полка Хайфонца, просочившиеся на базу К-9 по трое-пятеро, потихоньку продвигались вглубь ее территории. В течение получаса, пока остальные артиллеристы с базы, почесываясь, продирали глаза, шаря по тумбочкам в поисках заначек с утренними дозами, шприцов, свечей, ложек и фольги, пятьдесят вьетнамских солдат, вооруженных автоматами, бутылками с зажигательной смесью и гранатами, беспрепятственно отыскали все склады боеприпасов и гаубицы, в соответствии с пометками на своих картах, и заняли боевые позиции. Как только прозвучал первый залп минометного огня по бункерам американской базы снаружи, они устремились в атаку на огневые точки противника, закидывая их гранатами и «коктейлями Молотова». Разыгралась целая мистерия взрывов, дыма и огня, до которой, впрочем, большинству американцев не было никакого дела. К тому времени, когда все артиллеристы наконец укололись и смогли экипироваться для контратаки, вьетнамцы уже бесследно скрылись в джунглях, не понеся никаких потерь. Весь боевой потенциал базы был уничтожен или выведен из строя.
Командир базы, огромный черный детина, тряся автоматической винтовкой М-16 в сторону джунглей, заверещал тонким голоском: «Ублюдки! Сволочи! Что вы сделали с моей базой, чертовы гуки!» Потом он развернулся к своим солдатам и, едва не плача, крикнул им: «Ну чего вы остолбенели, олухи? Снаряжайтесь в погоню – мы должны найти и уничтожить врага». После этого он отошел к кустарнику, чтобы отлить. Солдаты обменялись многозначительными взглядами. Преследование противника по джунглям подразумевало верную смерть от пули или на острых кольях бамбука в тигровых ловушках, а умирать пока не хотелось. Ведь жизнь была так прекрасна после утренней дозы. Прочитав в глазах друг у друга одну и ту же мысль, солдаты почти одновременно кивнули головами и присели на корточки в круг. Холловей бросил на землю плашмя свою финку и крутанул ее, на манер игры «в бутылочку». Острие клинка остановилось напротив Бернса. Капрал тяжело вздохнул, встал и отцепил от пояса осколочную гранату. Остальные солдаты мигом вскочили и побежали прочь от этого места.
Командир тем временем сосредоточенно стоял над кустами с расстегнутой ширинкой, пытаясь выдоить свой переполненный мочевой пузырь. Его концентрации ничто не мешало, но у него никак не получалось помочиться из-за воздействия наркотиков. Внезапно он осознал, что гробовая тишина за его спиной вдруг взорвалась тяжелым топотом ног целого отряда. С ужасом обернувшись, он успел увидеть только фигуру Бернса, размахнувшегося в его сторону, зажав что-то в правой руке, и успел тоненько выкрикнуть: «Ублюдки!», как вдруг свет погас, и его штаны самопроизвольно и обильно увлажнились. Берне встал из-за укрытия, оглядел разбросанные по служебной территории части командирского тела, почесал лицо и самодовольно сплюнул, сознавая, что помимо обязанности бросить гранату жребий неожиданно принес ему командование над отрядом и карьерный рост. «Надо бы избежать его судьбы», – озабоченно прикинул он в голове свои дальнейшие действия.