ди и не признает. Сколько годов-то прошло! Я дедом стал, а он — генералом. Да, день долог, а век короток…
Он крутанул пальцами кончики усов. Они весело поднялись к щекам, и дедушка стал совсем-совсем как Чапаев.
«БЕЗ ДЕЛА НЕ ВЫНИМАЙ, БЕЗ СЛАВЫ НЕ ВКЛАДЫВАЙ!»
На небе сияло солнце. А на земле играли шустрые солнечные лучики. Они ослепительно сверкали в окнах домов, бегали по узорам конских сбруй, резвились на медных трубах духового оркестра.
Неподалеку от оркестра, впереди толпы, стоял человек в генеральской форме. Солнечным лучикам он особенно нравился. Они забирались к нему на погоны, прыгали по орденам и медалям на груди.
Вася Климов сидел на козлах тачанки рядом с Сенькой Дедом Морозом и во все глаза смотрел на генерала. «Раз, два, три, четыре… — считал Вася. — Вот это да! Десять орденов!»
Вчера, когда готовились к параду тачанок, председатель колхоза товарищ Морозов рассказывал ребятам о том, как воевал генерал. Александр Васильевич все время был на фронте — от начала до самого конца войны. Фашисты несколько раз ранили его, а он снова и снова возвращался на передовую. Однажды чуть было не замерз в лесу, а когда часть попала в окружение, повел солдат через минное поле. Гитлеровцы считали это место непроходимым, но минеры-разведчики расчистили дорогу и помогли воинам выбраться из вражеского кольца. Шли сильные бои. Танки с черными крестами на боку лавиной двигались к Москве. Нужно было остановить их. Наши пушки палили день и ночь без передышки. Много танков фашистских побили. Но и советских артиллеристов погибло немало. Уцелела в том бою горстка бойцов. И тогда командир сам стал в упор бить по врагу из орудия. Танки повернули вспять…
Вася Климов смотрел на генерала, у которого вся грудь в орденах, и думал: «Неужели это тот самый Саша Чапаев, о котором рассказывал дедушка Анисим? Конечно, он! Дедушку он сразу узнал, когда приехал…» Теперь они стояли рядом. Дедушка разглаживал усы, что-то говорил Александру Васильевичу и кивал в сторону Васиной тачанки. Генерал слушал внимательно и посматривал на Васю. Взгляд у генерала веселый, губы улыбаются. Густые темные брови то сходятся к переносице, то разбегаются. Сухощавое, продолговатое лицо генерала кажется удивительно знакомым. Сколько раз он видел его на картинках в книжках! Только тот Чапаев был с усами.
Пионерские тачанки торжественным строем двигались мимо генерала Чапаева, мимо праздничной шеренги людей, мимо духового оркестра, который не уставал играть песню про тачанку-ростовчанку, про четыре колеса…
Ребята ехали по той самой дороге, по которой мчалась когда-то чапаевская конница. Да, вон там возле крайней избы стоял Василий Иванович на тачанке и подбадривал своих товарищей перед боем. Его речь слушал и Васин дедушка, слушали и другие чапаевцы. Поседевшие и принаряженные, стояли они и теперь у обочины дороги…
Зазвучал голос Александра Васильевича Чапаева:
— Юные друзья! К борьбе за нашу могучую Родину, за счастье трудового народа будьте готовы!
И звонкие голоса ответили ему:
— Всегда готовы!
Раздалась команда построиться в три ряда. Начались соревнования пионерских тачанок.
Прибывший неизвестно откуда круглолицый распорядитель подбежал к Васе Климову. Рассерженно схватил его за рукав:
— Марш с тачанки! Мал еще участвовать в гонках.
У Васи слезы на глазах. Он шмыгал носом и кричал:
— Не уйду! Это моя тачанка! Моя!
Генерал Чапаев сказал распорядителю:
— Оставьте его! Это чапаенок Вася Климов. Он будет соревноваться вместе с пионерами.
Тачанки застыли в готовности. Генерал отдал распоряжение:
— В селе Сормовка в сельском Совете лежит срочный пакет. Необходимо доставить его сюда на тачанке. Победит тот, кто сделает это быстрее других.
Распорядитель взмахнул полосатым флажком. Тачанки сорвались с места.
Сенька держался за вожжи, а Вася погонял Буланого хлыстом. Лошадь и сама понимала, что надо спешить. Она покусывала удила, тянула шею вперед.
Мальчишки на других тачанках старались не дать Буланому хода. Теснили с боков, преграждали путь.
Буланый вначале бежал третьим. Бок о бок с ним звякал подковами белый конь. Он был взмылен. Ему удалось обойти Васину тачанку.
Сенька нервничал, кричал на Буланого. А в это время ураганом пронеслась еще одна тачанка, за ней другая…
— Все! Нам крышка! — чуть не плакал Сенька.
— А помнишь, как мы с дедушкой до Сормовки добирались? — сказал Вася. — Прямо по полю…
— Что ж ты прежде молчал! Не обязательно дорогой ехать! Через степь прямее, и никто не толкается…
Сенька повернул Буланого влево. Там, у самой дороги, глубокий ров. Тачанка заскрипела колесами, накренилась набок. Васю даже подкинуло на сиденье. Сенька вовремя успел ухватить Васю за шиворот, а то бы лежать ему в канаве!
И вот они уже на просторе. Впереди — никого. Ровная и голая, как стол, степь. Буланый припустился во всю прыть. Теперь тачанку не нагнать!
Вася обернулся. Остальные повозки далеко позади. Пионеры что-то кричат — не разберешь. Должно быть, хотят узнать, почему они свернули с дороги. Что ж, пусть соображают!
Две тачанки отделились от общей колонны и, перемахнув через придорожную канаву, неслись вдогонку. Не страшно! Слишком долго думали и топтались на месте. Теперь сколько ни гикай, ни стегай коней — вперед не вырваться.
Буланый все убыстрял бег. Пересекли степь. Впереди, за речкой, возвышался древний курган. На отлогом склоне — Сормовка…
Перед крыльцом сельского Совета Сенька остановил Буланого, спрыгнул с повозки, быстро взбежал по ступенькам.
В кабинете за дубовым столом рядом с председателем сельсовета он увидел своего отца. От неожиданности Сенька оторопел. Они перебирали какие-то бумажки. Отец одет был в ту же солдатскую гимнастерку с медалями, что и в прошлый раз, когда пионеры сидели с ним у костра в степи.
Запыхавшийся Сенька со всего разбега — к нему:
— Где пакет на имя генерала Чапаева? Давай скорее!
Отец отвел глаза от бумажек, бросил на сына строгий взгляд:
— Воспитанные люди не орут и, войдя в дом, ноги вытирают. Видишь — половик у порога… Приехал на тачанке, а порядка не знаешь. — И обратился к председателю сельсовета: — Как думаешь, Михалыч, можно такому пакет доверить?
— Думаю, что нельзя, — сухо ответил тот.
— Как же это, — пролепетал Сенька, — зря, выходит, коня гнал? Вот-вот другие прискачут…
— Им и отдадим.
— А родного сына побоку?
— Правила игры для всех равны…
Вася стоял на крыльце и все слышал. Он быстро заправил рубаху в штаны, надвинул дедушкину папаху на лоб. Вбежал в кабинет, отдал честь:
— Здравия желаю, товарищ Морозов! Адъютант-чапаевец Василий Климов прибыл за секретным пакетом…
— Ну вот, это другое дело, — улыбнулся товарищ Морозов и покосился на сына: — Поучись у своего товарища!
Он выдвинул ящик стола и вынул что-то длинное и узкое, завернутое в бумагу и перевязанное шнурком.
— Получай, адъютант Климов! — протянул Васе сверток и шлепнул ладонью по столу.
Ребята спустились с крыльца. Уши, щеки и нос-редиска у Сеньки красные. На лбу капельки пота. Можно подумать, что он только что из бани.
Расстроенный Сенька отчаянно щелкнул кнутом, и Буланый тронулся с места карьером. Слышно было, как на соседней улице дребезжат тачанки, кричат, погоняя коней мальчишки. Они еще не знают, что в сельсовете больше нет секретного пакета…
Генерал Чапаев дождался, когда возвратились остальные тачанки и только потом назвал имена победителей. Солнечные трубы оркестра грянули радостный марш. Народ у дороги загомонил, захлопал в ладоши. На какой-то миг Вася увидел в толпе по-чапаевски подкрученные усы дедушки Анисима.
Генерал Александр Васильевич Чапаев со свертком в руках подошел к тачанке, впереди которой по стойке «смирно» стояли Сенька и Вася.
— Подарок один, а победителей двое. Кому вручать?
И тут Сенька подался вперед:
— Отдайте Васе, товарищ Чапаев. Это все он…
— Ну что ж, Васе так Васе! Мал, да удал! — согласился генерал. — Возьми, победитель, и разверни. Пусть все увидят почетную награду!
Вася развернул сверток и ахнул: сверкнула сабля!
Маленькая сабля была отлита из настоящей стали и вложена в настоящие ножны. Блеск металла слепил глаза, и Вася не заметил букв на сабле.
И тогда генерал по-отечески потрепал малыша за вихор и, взглянув на подарок, громко прочитал слова, которые были когда-то выбиты на чапаевской шашке, а теперь — на Васиной награде: «Без дела не вынимай, без славы не вкладывай!»
РОДОМ ИЗ НОВОГО ПЕТРОГРАДА
Давным-давно, когда я был еще совсем маленьким, мы всей семьей — папа, мама и я — переехали жить в село Новый Петроград, что в пятидесяти километрах от города Пугачева, к дедушке Косте и бабушке Кате.
Вот тогда-то дедушка и стал моим лучшим другом. Мы были неразлучны. Вместе и в речке купались, и в лес по ягоды ходили, и Буренку встречали у калитки вечером, когда стадо возвращалось с пастбища. Про нас люди так и говорили: «Куда старенький, туда и маленький. Водой не разлить!»
Дедушка работал сапожником. Он и меня учил латать обувь. Ему приносили кто рваные сапоги, кто ботинки без каблуков, кто сандалии с оторванным ремешком.
Прежде чем приступить к починке, дедушка надевал брезентовый фартук, поудобнее усаживался на дубовый табурет перед верстаком, брал нож и шило, весело говорил мне:
— Возьмемся за дело, внучек! Будешь моим помощником.
Я вставал рядом и показывал, где надо заделать дырку в обуви.
— У тебя глазенки востренькие, — хвалил меня дедушка. — Мне, старенькому, одному бы не управиться.
Дедушкины глаза близоруко щурились. Морщинки-паутинки возле глаз оживали в доброй улыбке.
Он прилаживал к обуви кожаные заплаты, с помощью шила пропускал через них дратву и изо всех сил стягивал толстую смоляную нить. Она оставляла на ладонях глубокие темные следы. Потом дедушка никаким мылом не мог отмыть их.