Кто-то успел укрыться за спасительной кормой, кто-то взлетел на броню. Дани и Алмос кинулись к «фиату». Острое железо осколков высекало из брони синие искры. Чатхо вдавил в пол педаль газа так, что раненый капрал едва не вывалился наружу.
– Я вижу его!
– Вот он, дьявол!
Слитно ревели Дани и Алмос.
Водитель также видел дьяволёнка и направил машину прямо на него.
– Гранат при нём больше нет, – приговаривал разъярённый Чатхо. – Так что, господа офицеры, сволочь в ваших руках.
За их спинами слышались стоны и брань, и надсадный рёв дизеля. Над их головами проносились прерывистые линии автоматных очередей, посылаемых вдогонку маленькому большевику, их обезумевшими от горя товарищами. На этот раз жертвы подсчитывали без них. Усы Эрнё Чатхо топорщил невиданный гнев, что делало его чрезвычайно похожим на Шаймоши. Твёрдый ствол снайперской винтовки лежал на плече Дани, что помогало и ему сохранять твёрдость духа. Он пытался совместить мечущуюся фигурку дьяволёнка с мушкой своего пистолета.
Должна же быть хоть какая-нибудь логика в перемещениях большевистского выродка? Но её не было, этой логики. Он даже и не убегал вроде бы. Дани казалось – и, скорее всего, он был прав, – что мальчишка смертельно перепуган. Это страх, паника заставляют его метаться с левой стороны улицы на правую и обратно. Иногда парнишка оборачивался и бежал прямо на них и тогда Дани мог видеть его лицо, которое, впрочем, оставалось совершенно бесстрастным. Время от времени Дани нажимал на курок. Без надежды поразить цель, он стрелял по стенам, по горам щебня. Пули сшибали листья с невидимых деревьев и листья кружились в свете прожекторов. Каждый новый его выстрел заставлял мальчишку двигаться быстрее. Он походил на обезумевшую от ужаса броуновскую частицу. Григор Армаш не отнимал оптику от глаза, но Алмос крепко удерживал его за плечо.
– Не сейчас, – приговаривал он. – Мальчишку нельзя убивать. Он нужен нам живым.
Погоня завела их в каменную часть города. На правой стороне дороге воздвиглась частично обрушенная, высокая каменная ограда. Воздух пах илом – река опять была где-то неподалёку.
– Это и есть тюрьма, – проговорил Эрнё Чатхо.
Вот Дани в очередной раз приласкал курок указательным пальцем. Дуло пистолета выплюнуло свинец вместе с огненной вспышкой. Пуля, срикошетив от стены, вонзилась в грунт у правой ноги мальчишки. Он стремительно сиганул, но не влево, куда предусмотрительно перевёл прицел Дани, а вправо и словно прошёл сквозь стену. Скрылся. Пропал.
– Там есть щели или лаз. Не может же быть, чтобы…
Дани не расслышал окончания фразы Алмоса. Лейтенант Гаспар уже бежал к тому месту, где скрылся мальчишка. Дани, Шаймоши, ещё полдюжины солдат обоих взводов последовали за ним. Дани на бегу перезаряжал пистолет. Шаймоши держал винтовку наготове, неся на плечах обычный свой ранец и притороченный к нему автомат.
Руководил облавой Алмос. Шагая вдоль огромной руины, он лично ставил человека у каждой мало-мальски заметной щели. Инструкции были просты: быть на чеку. На отстрел крыс патронов не тратить. Если появиться человек, по возможности брать живым.
Руины тюрьмы представляли собой причудливый лабиринт из кусков железобетонных конструкций, остовов кирпичных построек, схлопнувшихся перекрытий и крыш. Огромный, не менее пяти метров в высоту, тюремный забор с вышками и галереей частично обрушился, создав естественные баррикады. Щели, арки, лазы, норы, невыносимый смрад мертвечины, снующие под ногами жиреющие и бесстрашные грызуны, парящие зловонным дымком трубы – хороший сюжет для Иеронимуса Босха. Только, пожалуй, слишком уж пустой получился пейзаж. Где они, трудолюбивые бесы, денно и нощно истязающие заблудшие души? Где рогатый Сатана и его золотой трон? Где, наконец, истязуемые грешники с вытекшими глазами и вырванными челюстями? Кроме крыс, ни одного живого существа. Вымершая преисподняя, жаркая и зловонная, проступила из утренних сумерек. Дани посмотрел на сереющее небо. Да, они потратили на охоту за мальчишкой весь день и всю ночь. Все, кто выжил в этой погоне, сильно устали. Один лишь дьявол не ведает усталости.
Дани рассматривал руины Воронежской тюрьмы. Нижний из кругов Дантового ада покажется престижным курортом по сравнению с этим, неуютным даже для приспешников Сатаны, местом. Как может ребёнок выжить здесь хоть десяток минут? Щетинясь стволами, их колонна двигалась вперёд. Они обходили руины тюрьмы по часовой стрелке от одного завала к другому. Щебень пополам с пеплом скрипел под подошвами солдатских ботинок. На их плечах висела тишина, нарушаемая лишь отдалённым, сиплым пением первого петуха. Приближался рассвет. Небо на востоке делалось всё светлее. Алмос приказал выключить прожекторы. Размытые туманной дымкой, цвета сукровицы лучи утреннего светила сейчас являлись единственным источником света. Вдруг справа за завалом битого кирпича засветился синеватый огонёк.
– Ого! Вот сатана затеплил свечку, – проговорил кто-то из солдат.
Дани подал сигнал. Все умолкли. Шаймоши перекинул винтовку за плечо, взял в руки автомат, щелкнул предохранителем. Дани подал знак, и Шаймоши полез на завал первым. Трудно подниматься по осыпающимся камням с оружием в руках. Стоит оступиться – и нашумишь. Стоит испугаться – и лупанёшь длинной очередью в ночь. А за темнотой-то ничегошеньки и нет. А противник скрылся, залёг и от того вдвойне опасен. Дани двинулся дальше вдоль завала, надеясь найти лазейку, чтобы совершить обходной манёвр. Трое солдат двинулись за ним следом. Остальные остались в распоряжении лейтенанта Гаспара, каждую минуту готовые поддержать отважную авантюру Шаймоши. А тот пёр напролом по груде камней. По счастью, невдалеке за руинами заныла сирена ПВО. Дани оглянулся на сукровичный горизонт. Конечно, они были уже там. Пока силуэты «Максимов Горьких» походили на широкие тире, но скоро их туши надвинутся на Воронеж, и тогда многим тут не поздоровится. Вот уже и гул моторов слышен. Шаймоши ускорил своё движение вверх. Теперь битый кирпич с грохотом осыпался из-под его ног. Но разве это шум по сравнению с нарастающим слитным гулом русских моторов?
Дани нашёл лаз – узкую щель между нависающими осколками железобетонной стены. Солдат из-за его плеча осветил фонариком черноту провала. Рассеянный луч распластался по пыльному железобетону. Дани увидел горящие красным глаза огромной крысы. Животное кинулось наутёк. Дани последовал за ним. Через несколько метров конструкции рухнувшего здания заставили его встать на четвереньки и он пополз. За спиной он слышал дыхание солдат. Куски щебня ранили ладони. Трупный запах становился всё сильнее. Кто-то из солдат уже давился кашлем, когда Дани увидел впереди треугольник неба, светлеющего и прозрачного. Лаз становился всё уже. Дани полз вперёд, задевая плечами за шершавый железобетон. Ткань френча трещала и рвалась. Дани немного беспокоился о тех, кто полез следом под завал. По счастью, в его взводе капрал Шаймоши был не только самым отважным, но и самым крупным индивидом. Но Шаймоши как раз преодолевал завал поверху.
Он выбрался из-под завала и улёгся на спину на относительно гладкую поверхность вымощенного камнями тюремного двора. Над ним в рассветном небе шли штурмовики большевиков. «Максимы Горькие» шли так высоко, что звёзд на крыльях было не разглядеть. Их цели находились где-то за Доном, но охоту за ними начали уже в Воронеже. К небу тянулись жадные щупальца световых лучей. Они шарили наугад, скрещиваясь и снова разбегаясь. Наконец один из них вцепился «Максиму Горькому» в брюхо. Ударили зенитки. Огненные росчерки разлиновали небо в косую полоску. Один самолёт загорелся быстро – первая жертва зенитчиков двигалась эшелоном ниже прочих. Дани показалось, что «Максим Горький» завис неподвижно над руиной большевистского застенка. О, это рука судьбы! Помощь Всевышнего! Ниспосланная провидением удача! Горящий «Максим Горький» факелом Господним освещал огромный двор, остов тюремной стены с зияющими дырами окон, разбросанные взрывами части железобетонных конструкций. Всего лишь на миг, но очень ясно Дани увидел напряжённые лица своих солдат, выбирающихся из-под завала. Усатый унтер из взвода Алмоса жестами отдавал команды. Дани ждал. Казалось, ещё мгновение и начинённая бомбами туша «Максима Горького» разразится взрывом. Но самолёт стал заваливаться на левое крыло. Корпус его пылал. Теперь он походил на разгневанного ангела мщения, осеняющего сумерки преисподней огненными крылами.
– Наш «хорьх»! – завопил Шаймоши. – «хорьх»!
Дани вскочил на ноги и тут же узрел Шаймоши. Тот стоял на вершине обрушившегося при взрыве участка тюремной стены. Рот его распахнулся. Мохнатые усы поднялись к бровям. Сейчас он был прекрасной мишенью. Подтверждая мнение Дани, пуля ударила в камни у ног Шаймоши. Проворный ординарец тут же скатился вниз во двор и скрылся из вида, а из-за завала по партизанам ударили пулемётные очереди.
– Всем в укрытие! – прорычал Дани для порядка, но Шаймоши не мог услышать его голоса. «Максим Горький» рухнул неподалёку, подняв в него столб чёрного дыма. Земля дрогнула.
Пришлось искать укрытие за обгорелым и искорёженным остовом транспортного средства – вероятно, когда-то это был легковой автомобиль. Дани проверил боекомплект. Эх, в кармане всего одна обойма! Остальные – в ранце Шаймоши. Дани ещё раз оглядел тюремный двор. Пожалуй, он впервые испытывал тоску по собственному неуёмному ординарцу. Тем временем оба его товарища – юный солдатик и усатый, пожилой унтер – присоединились к нему.
«Почему унтер-офицеры Венгерской армии все поголовно носят усы?» – весело подумал Дани, рассматривая собственный, угнанный партизанами автомобиль. «Хорьх», целый и невредимый, стоял посреди тюремного двора, на небольшой, свободной от щебня площадке. Небо над тюрьмой очистилось. «Максимы Горькие», сопровождаемые стаей истребителей, ушли к горизонту, за Дон. Зенитки дали им вслед последний залп. Лучи прожекторов потухли, но темнота не настала. Знойное утро вставало над разрушенным Воронежем. Пар поднимался над его железной рекой. Взвод Алмоса Гаспара шёл на штурм укреплённого гнезда партизан. Взвод лейтенанта Даниэля Габели поддерживал его огнём.