Ни этот, ни следующий день не приблизили инспектора к разгадке. Жизнь на корабле шла тихо и размеренно, пока на четвертый день плавания Макс Минчин не объявил о вечеринке по случаю окончания путешествия. Бывший чикагский бандит лично вручил гостям именные пригласительные карточки, которые на этот раз были сердечно приняты всеми спутниками, сдружившимися за время путешествия и уже почти не замечавшими неотесанность и грубость Макса. Миссис Льюс с ее приличными манерами и та сказала:
– Подумаешь, Макс Минчин когда-то в прошлом был рэкетиром и усмирил кое-кого из своих чикагских конкурентов! А среди нас вот уже несколько месяцев находится разбойник, который в сто раз хуже Макса, и, тем не менее, мы с этим миримся. Что нам еще остается?
К огромному удовольствию Макса, все без исключения подтвердили свое участие в вечеринке, но Санда расстроилась:
– Вместе с доктором Лофтоном за столом будет тринадцать человек. Плохая примета, Макс. Надо срочно найти четырнадцатого гостя.
– Уже нашел. Это сыщик из Гонолулу. Присоединитесь к нам, инспектор? – спросил он Чарли, застав его на палубе. – В Чикаго я часто собирал у себя за столом полицейских. А что такого? Нормальные ребята. Мы ждем вас, мистер Чан.
– Спасибо, приду, – поблагодарил Чарли. – Ничего, если за столом я заведу речь об убийстве?
– Ну, не знаю… – нахмурился Макс. – Не хотелось бы портить людям настроение. К тому же если убийца поймет, что прижат к стенке…
– Я буду осторожен, обещаю.
– Ладно, ваше дело, – махнул рукой Минчин.
Вечером четырнадцать человек расположились в кают-компании за роскошным столом, уставленным всевозможными угощениями и изысканными винами. Макс Минчин, к всеобщей потехе, приветствовал гостей в наполеоновской треуголке.
– Желаю приятно провести время, господа, – сказал он. – Я велел доставить на борт самые лучшие яства, какие только нашлись в Гонолулу. Сегодня нам и весело, и грустно. Грустно потому, что заканчивается наше путешествие. Да, случались неприятные моменты, но мы видели и немало хорошего, чем всецело обязаны доктору Лофтону. Леди и джентльмены, предлагаю поднять бокалы за его здоровье. Успехов вам, наш дорогой гид. Вы открыли для нас целый мир!
Послышались приветственные крики и звон хрусталя. Лофтон поднялся и смущенно произнес:
– Благодарю, мои бесценные подопечные. Ваша группа – лучшая и самая незабываемая из всех, что у меня были, несмотря на то, что вы доставили мне много хлопот. Надеюсь, мисс Памела не обидится на эти слова. Мне, как и всем вам, искренне жаль мистера Дрейка, господа. Я досадую, что его убийца до сих пор не понес заслуженного наказания, но, видимо, такова судьба. Однако я, как и вы, не перестаю верить в правосудие. – Лофтон бросил косой взгляд в сторону Чарли Чана. – Скоро мы высадимся в Сан-Франциско и расстанемся. Однако я всегда буду с удовольствием вспоминать о нашем турне. Желаю вам счастья, друзья!
– Ура! – закричал гостеприимный хозяин, первым поднимая бокал, а когда все выпили, предложил: – Господа, давайте дадим слово мистеру Чану. Просим вас, инспектор!
Чарли отодвинул свой бокал, наполненный вином, и обвел гостей добродушным взглядом.
– Барабан, который производит много шуму, наполнен воздухом – так гласит китайская пословица. Я хочу поблагодарить мистера и миссис Минчин, которые пригласили меня сюда. Судьба – дама непостоянная, и все мы тому свидетели. Я имею в виду трагические события, произошедшие за время путешествия. По воле судьбы вам пришлось познакомиться с моим другом инспектором Даффом из Скотланд-Ярда. Теперь перед вами я, сыщик из гавайской полиции.
– Нас это нисколько не смущает, мистер Чан, – раздался голос Памелы с другого конца стола, – а ваши китайские пословицы так прелестны, что я готова записывать каждую из них. Может, поделитесь еще какой-нибудь мудростью?
– Один восточный философ сказал, мисс, что не надо следовать за горем, иначе оно вернется. Как вы знаете, меня не было в Лондоне, когда убили мистера Дрейка. Но поскольку я продолжаю расследование, начатое инспектором Даффом, мне хотелось бы услышать, чту все-таки произошло в отеле «Брум». Любая ранее упущенная вами подробность поможет распутать загадочный клубок. Мистер Лофтон полагает, что убийство мистера Дрейка не раскрыто волею судьбы. Я китаец и верю в судьбу. Но я так долго живу среди американцев, что чувствую склонность бросить судьбе вызов. Простите, если мое выступление омрачило ваш праздник.
Повисло молчание, и Минчин взглянул на Патрика Тайта, словно ища спасения. Адвокат решительно поднялся с места с видом заправского оратора.
– Наверное, я счастливый человек, – объявил он. – Казалось бы, с моим слабым сердцем я уже давно должен покинуть эту землю, но непреодолимая жажда жить, радоваться самому и приносить пользу другим людям удерживает меня на свете. Кому, как не мне, больному старику, ощутить всю горечь от потери Мориса Дрейка? Ведь и я, да и любой из нас мог оказаться на месте Дрейка и стать жертвой хладнокровного убийцы… – Тайт вдруг осекся и беспомощно оглядел собравшихся гостей. – Простите меня, друзья мои. Иногда я вел себя бестактно. Вот и мой секретарь Марк, наверное, так считает. И вы извините, очаровательная леди Памела, что мы превращаем ваш вечер в пытку. Я только хочу воздать дань памяти вашему замечательному деду и выразить вам сочувствие. Господа, я от души рад, что познакомился со всеми вами. Благодарю за внимание, не судите строго.
Раздались громкие аплодисменты, зазвенели бокалы. Миссис Льюс и мисс Поттер обнялись и произнесли свои тосты, после чего встал Рональд Кин и постучал ножом по бокалу, прося тишины.
– Я, господа, наверное, немного захмелел, но инцидент в «Бруме» помню отчетливо. Мы ценим проницательность мистера Чана, но и инспектор Дафф, которого, к сожалению, нет за этим столом, действовал быстро и профессионально. Его вопросы били точно в цель. Он моментально выяснил, что в ночь убийства мистера Дрейка меня заметили на третьем этаже. Я в те дни, в отеле, ужасно нервничал, опасаясь, что меня обвинят в убийстве. Полагаю, и остальные испытывали нечто подобное. Мистер и миссис Бенбоу, например, не находили себе места. Я понимаю Элмера, ведь в ночь убийства он тоже покидал свой номер. Я своими глазами видел, как он возвращался к себе из холла. Я еще подумал: «Надо же, не одному мне не спится!» – добавил Кин и опустился на стул с глупейшей улыбкой, за которой скрывалась откровенная злоба.
– Мистер Бенбоу, проясните ситуацию, – шутливо обратился Минчин. – Зачем это вы ночью шатались по отелю? У вас ведь жена – красавица, что вам еще нужно?
– Господа, – перебил мистер Бенбоу, – я, право, чувствую себя как-то неловко. Ну да, я выходил ночью из номера. У нашей с Бетти дочери шестого февраля день рождения, а мы в суете забыли ее поздравить. Но Бетти сказала, что если отправить телеграмму прямо сейчас, то с учетом шестичасовой разницы во времени она успеет попасть в Акрон вовремя. Я быстренько встал, оделся и вышел. В холле, кроме уборщиков, никого не было. Вы полагаете, я должен был сообщить об этом полиции? А что тут особенного? Да, я отправил телеграмму. Может, еще надо было рассказать Скотланд-Ярду, сколько раз я посещал уборную? Я не имею отношения к убийству, мистер Кин, и, пользуясь случаем, который вы мне предоставили, во всеуслышание объявляю о своей невиновности. – Он перевел дух и добавил: – Я купил в Гонолулу кинопроектор, мы с Бетти посоветовались и решили… Одним словом, приглашаем вас всех в последний вечер пребывания на корабле посмотреть фильм о нашем путешествии.
Все одобрительно загалдели и вновь наполнили бокалы. Мистер Росс поднялся с места, тяжело опираясь на трость.
– Ну что же, господа, – улыбнулся он. – Наше путешествие было интересным. Я рад, что попал в эту группу и познакомился со всеми вами. Скорблю о смерти Мориса Дрейка, хороший был человек. В ту ужасную ночь в Лондоне, когда мистер Дрейк лежал в душном номере отеля «Брум» с ремнем на шее, принадлежащем доктору Лофтону…
– Кто вам сказал, что ремень принадлежал Лофтону? – громко спросил Стюарт Вивьен.
– Ну, насколько я осведомлен, ремень убийца украл у доктора Лофтона…
– Глупости, – развязно произнес Вивьен, отпивая из бокала. – Вообще, хватит прикидываться, господа. Многие из вас знают, что задушили Дрейка ремнем, но не багажным, а от кинокамеры, и принадлежал он не нашему экскурсоводу, а Элмеру Бенбоу.
Глава XIX. Первый камень
Макс Минчин снял треуголку и швырнул ее в сторону. Санда поспешила успокоить мужа, услужливо пододвинула ему тарелку и, ласково поглаживая по руке, попросила не нервничать. Супруги и в самом деле не предполагали, что вечеринка превратится в судебное разбирательство. Элмер Бенбоу выдержал паузу, выпил воды, поднялся и негромко произнес:
– Я, наверное, совершил ошибку, не рассказав о ремне…
– Вы послали его в подарок дочери? – съязвил Рональд Кин.
– Вы недоброжелательный человек, капитан, – ответил Бенбоу, – и ваша враждебность ко мне ничем не оправдана.
– Не ссорьтесь, господа, – вмешалась Санда. – Давайте выслушаем мистера Бенбоу. – Я, например, понятия не имела о ремне от кинокамеры.
– Я узнал об убийстве Мориса Дрейка рано утром и пошел к нему в номер, – сказал Бенбоу. – Ну да, я проявил любопытство, но у нас в Акроне так принято, что если кто-то умирает, в дом покойного приходят соседи и знакомые, вот я и зашел. Кроме слуги в комнате никого не было: полиция еще не приехала. Я наклонился над телом Дрейка и заметил у него на шее ремень, который, как мне показалось, я где-то видел. Однако я не поверил своим глазам, кинулся обратно в наш с Бетти номер, достал кинокамеру и убедился, что ремень от нее исчез. Похоже, его кто-то украл. Жена настояла, чтобы я сообщил о пропаже доктору Лофтону. – Элмер посмотрел на гида. – Я так и сделал.
– Да, – подтвердил Лофтон.
– Я еще тогда подумал: не рассказать ли все полиции? – продолжал Бенбоу. – Я признался мистеру Лофтону, что боюсь Скотланд-Ярда, а доктор обнял меня за плечи и посоветовал: «Не говорите ничего и не расстраивайтесь, предоставьте эти нюансы мне. Я знаю, что не вы убили мистера Дрейка, и позабочусь о том, чтобы вас не впутывали в расследование». Я с радостью согласился, а потом услышал, что доктор Лофтон опознал в орудии убийства свой собственный багажный ремень. Вот и все. Господин Вивьен ехидно выспрашивал у меня о ремне, когда мы ехали во Францию. В Париже, где я купил новый ремень, Вивьен опять задирал меня, что, дескать, это я прикончил мистера Дрейка. Чушь собачья!