Что случилось дальше, вы знаете. – Тарневерро повернулся к Чарли. – Убийца каким-то образом пронюхал, что Шейла готова выдать его, и расправился с ней. Я потерпел поражение на пороге своего торжества. Если вы не найдете убийцу Шейлы, значит, годы, проведенные мной в Голливуде, растрачены напрасно. Вот почему я помогаю вам и делаю все, что в моих силах.
Чарли посмотрел на прорицателя с каким-то мистическим ужасом. Неужели каждое его слово – бессовестная ложь? Неужели это тот самый тип, который все время старался направить его, инспектора сыскной полиции Чана, на ложный след? Видя недоумение сыщиков, Тарневерро немного замялся и уже не так уверенно продолжил:
– Я понимаю, господа. Мне следовало с самого начала признаться вам, что я – брат Дэнни, но, видите ли, не в моих интересах, чтобы общество и пресса узнали, почему я занимаюсь предсказаниями судьбы в Голливуде. Ведь это положит конец моей карьере. Я рассуждал так. Допустим, инспектору Чану не удастся найти убийцу. Тогда я вернусь в Голливуд и сам продолжу розыски. Актрисы до сих пор остаются моими клиентками. Не далее как сегодня я провел сеанс для Дианы Диксон. Почему же я должен терять клиентуру? Своего настоящего имени я тоже не хочу открывать, пока не поймают убийцу Дэнни. Надеюсь, вы, как джентльмены, не злоупотребите моей искренностью.
– Не сомневайтесь, – заверил Чарли. – Считайте, что ваши тайны погребены под Великой Китайской стеной. Давайте возобновим наше сотрудничество и все-таки разоблачим убийцу вашего брата. Надо выяснить еще одно-два обстоятельства – и мы у цели.
– Да-да, конечно, – забормотал Тарневерро, поднимаясь с места. – Располагайте мной, господа. Я готов сделать для следствия что-нибудь действительно полезное.
Чарли проводил прорицателя до самого выхода из полицейского управления и вернулся в кабинет шефа, дремавшего в кресле за столом.
– Ну и болтун, этот чертов ясновидец, – сонно позевывая, сказал шеф. – Как ты считаешь, инспектор, что в его истории – ложь?
– Почти все, – усмехнулся Чан. – Он клянется помогать следствию и в то же время крадет сигареты у Джейнса и подбрасывает их на место преступления. Он пишет анонимную записку, чтобы я тратил драгоценное время на невиновного Ван Горна. У него пустячная причина не открывать своего настоящего имени, поэтому он с ожесточением и упорством обреченного кидается уничтожать все фотографии брата.
– Мы что, наткнулись на каменную стену, Чарли?
– Надо сосредоточиться на бродяге. Что он делал вчера вечером в павильоне? Какой разговор Шейлы с Робертом Файфом он подслушал, за сокрытие которого бывший муж убитой женщины заплатил прохвосту солидную сумму? Кашимо долго старался, но так и не нашел Смита. Пойду немного подкреплюсь и сам пошарю в городе.
Чарли позвонил сообщить своим домашним, что не приедет обедать. Трубку взяла Роза.
– Как, папа? Почему? Мы тебя ждем и сгораем от нетерпения узнать новости. Ты отыскал убийцу? Нет? Ведь целый день уже прошел. Папочка, поторопись, пожалуйста. На тебя смотрит весь мир.
– Потерпи немного, дочка, – с обидой ответил Чан. – Это вы с Генри и вашей американской предприимчивостью, наверное, нашли бы преступника за несколько минут. А я всего лишь старый глупый китаец. Но поторопиться придется, иначе мне, похоже, нельзя будет явиться к себе домой ночевать.
Пообедав в ближайшем ресторанчике и немного отдохнув, инспектор направился по Кинг-стрит к парку Аала. Место считалось злачным: повсюду, развалившись на скамейках, сидели бродяги, бросали на «фараона» злобные взгляды и изрыгали вслед ругательства. Но Чарли не обращал на это внимания. Он искал человека в бархатной куртке и замызганных брюках, которые когда-то были белыми.
Из парка он вышел на улицу, загроможденную тесными лавчонками, и двинулся по ней в прибрежный район, который почти неизвестен туристам, ибо там царят только нищета и убожество. Представители разных рас и национальностей населяют эти международные трущобы. Чан издали услышал крики женщин, визг детей и заунывное бренчание гавайской гитары. В зловонном воздухе плыла мелодия «Песни островов», над входом в здание с грязной лестницей Чан увидел вывеску «Восточное кабаре».
Сыщик вошел в помещение с голыми стенами и покосившимся потолком. В глаза ему бросилось множество столиков, накрытых несвежими скатертями. В углу сидели вызывающе накрашенные девицы легкого поведения, что-то пили из стаканов и громко хохотали. Из-за стойки выглянул недовольный бармен и, узнав Чарли Чана, хрипло спросил:
– Какие-то проблемы, инспектор?
В эту секунду к стойке, виляя бедрами, приблизилась девушка и попросила еще выпивки. Чан вздрогнул, узнав темнокожую красотку с полотна бродяги Смита. Она стояла перед ним, живая и развязная, только на фоне не роскошной тропической зелени, а обшарпанной забегаловки.
– Вы знакомы с белым бродягой Смитом? – спросил ее Чарли. – Он написал ваш портрет, я видел.
– Ну допустим, – передернула она плечами. – Мало ли тут шляется всякого сброда!
– Скажи инспектору правду, Ленора, – хмуро посоветовал бармен.
– Ладно, – усмехнулась красотка. – Мне не жалко. Проверьте гостиницу «Ниппон». Вроде, этот художник в последнее время там ошивался.
Хитрый маленький японец, содержатель «Ниппона», сидел за стойкой портье и, увидев Чарли, долго раскланивался и что-то бормотал насчет огромной чести, которую ему оказывает мистер Чан, посетив скромное заведение.
– Здесь проживает мистер Смит? – спросил инспектор и, не дожидаясь ответа, добавил: – Я знаю, что здесь. Проводите меня к нему, это срочно.
Юркий японец вывел сыщика во двор, заросший травой, и они двинулись мимо каких-то невзрачных, похожих на обветшавшие сараи флигелей, вошли в неосвещенный грязный холл и приблизились к ветхой двери. На ржавом гвозде висела потертая табличка с цифрой «7». Инспектор толкнул дверь – она оказалась не заперта – и очутился в темноватой клетушке с низким потолком. На скрипучем стуле, разложив перед собой холст, сидел Смит и что-то рисовал. Казалось, он не слишком удивился приходу сыщика.
– А, мистер Чан. Как видите, я не бродяжничаю, наоборот – занимаюсь делом. Сижу в своей роскошной студии и пишу картину, а конкретнее – дворик гостиницы «Ниппон» с грязной травой и злыми цветами. Гнилью пропитано это место.
– Я не разбираюсь в живописи, – нахмурился Чарли. – Берите шляпу и едем в управление.
– В чем, собственно, дело? – развязно спросил Смит, когда Чан ввел его в кабинет шефа полиции. – С чего вдруг такое внимание к моей скромной персоне?
– Вот сейчас ты нам и объяснишь, – раздраженно бросил начальник. – Устроил игру в прятки! Где скрывался весь день? Вчера в Вайкики в прибрежной беседке найдена мертвой кинозвезда Шейла Фейн. Что ты делал в помещении, где произошло убийство? Не вздумай врать и отпираться! Обнаружены твои следы…
– Я ее не убивал, – побледнел художник. – Я просто отодвинул штору и взобрался на подоконник…
– Смит, – вмешался Чарли, – давайте по порядку. Вы притаились у окна и услышали разговор мужчины и женщины, так? Вы также заметили, что джентльмен, поговорив с дамой, вышел из павильона. Что было дальше?
– Я пошел за ним, но он сел в машину и уехал. Вскоре до меня донесся крик из павильона. Кричала женщина. Я выждал немного, потом подкрался к окошку и заглянул. Ветер трепал занавеску, но изнутри не раздавалось ни звука, ни шороха. Я решил, что в комнате никого нет.
– Зачем полез внутрь? – сдвинул брови шеф.
– Я… черт попутал. В углу возле окна мелькнуло что-то блестящее. Я присмотрелся – брошка с камешками. Я сразу понял, что они драгоценные, поэтому хорошо бы…
– …стащить булавку, – добавил шеф.
– Ну да, я соблазнился дорогой штучкой. Поднял штору, влез на подоконник, свесился и, протянув руку, подобрал брошку. И вот тогда-то я увидел женщину: она лежала мертвая у стола, заколотая. Я припрятал брошку в песке на берегу и пошел в город, а через час меня на улице поймал ваш фараон. Все остальное инспектор знает.
– Булавка по-прежнему на берегу? – спросил Чан.
– Нет, утром я забрал ее. – Смит сунул руку в карман и вытащил коробочку. – Возьмите, она мне не нужна. Наверное, я рехнулся, но, понимаете, когда человеку не на что жить, пойдешь и не на такое…
Чарли повертел булавку в пальцах. Изящная золотая вещица с несколькими маленькими бриллиантами. Инспектор перевернул ее и рассмотрел в лупу. Булавка оказалась сломана посередине, ее кончик отсутствовал.
– Понятно, – произнес сыщик. – Но это еще не все, Смит. Следствию важно знать, какой разговор между мисс Фейн и мистером Файфом вы подслушали. Как вы помните, – обратился Чарли к шефу, – Файф ложно обвинил себя в убийстве и заплатил Смиту только за то, чтобы он хранил молчание.
– Нет, я больше ничего не скажу, – запротестовал бродяга. – То есть мне нечего добавить, абсолютно нечего…
– Значит, тебя будут судить за воровство и посадят в тюрьму, понял? – вскипел шеф, вскакивая из-за стола. – Хватит корчить из себя идиота! Или рассказываешь сию же минуту все, что слышал в павильоне, или на тебя наденут наручники.
Смиту жаль было расстаться со своей розовой мечтой о жизни на континенте, о приличной одежде и представительной внешности, но при мысли о тюрьме Оаху он содрогнулся.
– Ладно, – сдался он. – Но только не ради себя, а ради моего отца, человека строгих жизненных правил, к тому же пожилого. Ради него я должен выпутаться из этой грязи. Итак, я подошел к окну павильона.
Чарли упреждающе поднял руку.
– Стоп, Смит, одну минутку. Мне очень хочется видеть лицо Роберта Файфа, когда вы будете рассказывать свою версию произошедшего. – Он взглянул на часы. – Думаю, в это время мистер Файф уже в отеле. – Чарли позвонил и вызвал актера в полицейское управление, после чего уселся в кресло возле бродяги. – Пока мы ждем Файфа, напрягите память, Смит, и заранее продумайте свое повествование. Помните: правда и ничего, кроме правды.
– Договорились, – кивнул бродяга и взглянул на свои дырявые башмаки. – Я так и знал, что сроду не разбогатею. Нет ли сигареты? Нет? У меня тоже. Да, такова жизнь!