Джо глядел на него умоляюще:
– Старше кого – Лиззи? Лиззи – твоя жена? Нет, Тень, нет. Этого не может быть.
– Пинкни, будь благоразумен. Нельзя же вечно считать ее ребенком. Ты не можешь сохранить ее для себя одного. Она уже взрослая. И когда-нибудь она выйдет замуж. Неужели ты предпочтешь прыщавого мальчишку из танцевальной школы? Ведь я решил это не вчера, я очень долго ждал и готовился. Зачем бы еще я стал жеманиться и кланяться всем этим накрахмаленным старухам? Только ради Лиззи, чтобы она продолжала посещать чарлстонские вечера, если ей это будет угодно. Меня все знают. Ей не придется ничего объяснять или краснеть за меня.
Пинкни сверкнул глазами:
– Изворотливый самодовольный ублюдок! Ты воспользовался нашим гостеприимством, ты подверг Люси Энсон риску иметь неприятности в ее кругу, но этого тебе мало. Теперь ты вынашиваешь новые планы, чтобы использовать других в собственных целях и добиться того, чего хочешь. Кто знает, для каких целей нужна тебе Лиззи. Ты над любым одержишь верх.
Болезненное самолюбие бедняка из бедных захлестнуло Симмонса. Оно долго питалось косыми взглядами чарлстонцев и оскорблениями, которые он сносил ради Лиззи. К нему добавилось возмущение предательством Пинкни. Благодаря ему Симмонс обрел дом и почувствовал себя частицей семейства Трэддов, Пинкни принимал его советы и помощь. Если бы не Джо, Трэдды бы сейчас голодали. Он попытался сдержать гнев:
– Ты не прав. Я люблю Лиззи. Я полюбил ее, когда она была еще ребенком. Ради нее я готов все отдать.
Пинкни взглянул в мертвенно-бледное лицо Симмонса. Налет воспитанности, который он приобрел за десять лет, исчез под напором ярости. Глаза его сузились и блестели, напоминая лисьи, он ощерился, показывая мелкие гнилые зубы. Тело его напряженно съежилось, и великолепно сшитый серый костюм, казалось, был с чужого плеча. Пинкни захлестнул калейдоскоп воспоминаний. Тень, сплевывающий табак на розовые кусты под аркой, Тень, закидывающий в рот еду ложкой, будто лопатой, Тень, позвякивающий украденными монетами, Тень, ныряющий в разгульную толпу на «улице мулатов», Тень, от которого порой попахивает дешевым виски и дешевыми духами какой-нибудь шлюхи.
– Я полагаю, ты купишь ей дом, – медленно сказал Пинкни, его протяжный выговор звучал оскорбительно. – И будешь добр к ней, как к своей потаскушке Руби – или как ее там?
Губы Джо побледнели, и он потерял над собой контроль:
– Будь ты проклят! Ты оскорбляешь Лиззи. Будь у тебя две руки, я бы выколотил из тебя извинения.
– Я могу держать пистолет и одной рукой. Это твоя грязная страстишка оскорбляет мою сестру. Я бы пристрелил тебя за твои слова, но джентльмен сражается только с джентльменом – то, чего тебе никогда не достичь и никогда не понять. Подонок. Я был глупцом, когда открыл перед тобой дверь своего дома. Убирайся.
Рот Джо дернулся, но слов не последовало. Он резко сцепил руки и, найдя это недостаточным, повернулся и вышиб кулаком хрустальное стекло входной двери.
Пинкни, услышав, как поскрипывает кресло, понял, что трясется от ярости. Откинув голову на высокую спинку кресла, он бешено выругался.
– А где Джо? – спросила Лиззи за ужином.
– Кто?
– Тень. Подадут пшеничную кашу, одно из его любимых блюд.
Пинкни стиснул в руке салфетку:
– Он уехал, золотко. По делам. И вернется не скоро. Все вещи Симмонса исчезли. В шкафу ничего не было, кроме обрывков приглашения на званый ужин с танцами.
– Ах черт. Я хотела проделать с ним круг вальса в кринолине.
– Не говори «черт», это вульгарно. Я буду танцевать с тобой. И на балу ты будешь моей дамой.
– Ах, Пинни, дождусь ли я! Всего несколько недель, и я на балу. Ты не забудешь про карету с захлопывающейся дверцей?
– Она уже заказана.
– А кузина Люси позаботилась о моей танцевальной карточке?
– Ты будешь танцевать с великанами.
– Пинни, как ты думаешь, я буду хорошо выглядеть?
– Ты будешь самой красивой на балу.
– Ах, Пинни, я так люблю тебя!
– И я люблю тебя, сестричка.
Пинкни взглянул в сияющее лицо девушки. Лиззи можно было принять за десятилетнюю. Свинцовая тяжесть горя, которую он чувствовал после ссоры, сменилась теплом покровительственной заботы о Лиззи. «Я правильно поступил, – подумал Пинкни. – Когда-нибудь, конечно, я потеряю ее. Но, по крайней мере, я буду знать, что она выходит замуж за джентльмена».
– Мама, пожалуйста, не мни мои волосы. Кузина Люси несколько часов билась над ними.
Приезд Мэри Трэдд-Эдвардс поставил всех в затруднительное положение. Ее родная сестра Джулия называла ее воловьей птицей; Лиззи отметала любые попытки изменить что-либо касающееся приготовлений к балу; Люси укоряла Лиззи, что она груба; Стюарт все еще был в Колумбии; Мэри находила его отсутствие вызывающим; Пинкни был уверен, что сойдет с ума, если мать прольет еще хоть одну слезинку.
– Хорошо, Лиззи. Я только хотела придать немного мягкости твоему лицу. У тебя слишком суровый вид.
Лиззи изучала себя, глядя в большое зеркало в дамской гардеробной. Люси давно уже рассказала ей о кружевах, оборках и атласных поясах, которые носили другие девушки.
– Если ты согнешь колени, Лиззи, то будешь выглядеть на несколько дюймов ниже, но ведь тебе придется несколько раз вставать. Каково тебе придется тогда? Ты высокая девушка. Следовательно, из этого надо извлечь максимальную выгоду. Пусть другие будут миловидны – ты будешь выглядеть царственно. Попробуй только ссутулить плечи, я убью тебя!
Из зеркала на Лиззи смотрела незнакомая элегантная юная женщина.
Ее волосы были золотисто-каштановыми.
– Хна не в счет, – сказала Люси, обожающая конспирацию.
Волосы были забраны назад, открывая уши с крохотными жемчужными серьгами, и завязаны в узел Психеи, скрепленный единственной полураскрытой рождественской розой, беззащитно белеющей посредине. Платье было сшито из муарового шелка. Он мерцал, как океан под полной луной. Широкий круглый ворот обнажал шею и плечи. Его окаймляла узкая полоса кружева, вытканного розами. Огромная юбка была сшита из клиньев в форме лепестков. Она напоминала воздушный перевернутый тюльпан. Когда девушка кружилась в вальсе, лепестки отклонялись и становилась видна кружевная юбка, на которой были также вытканы розы. С правого запястья Лиззи на серебряном шнуре свисал белый кружевной веер. В левой руке девушка держала портбукет – рождественские розы в серебряной оправе филигранной работы. Края длинных лайковых снежно-белых перчаток и плечи девушки были скрыты воротником. «Мне можно дать девятнадцать, а то и двадцать лет», – отметила про себя Лиззи. Щеки ее окрасились румянцем.
– Хватит поедать глазами зеркало, – сказала Каролина. – Ты видела его?
– Кого? – обернулась Лиззи.
– Значит, не видела, а то бы не спрашивала. Помнишь, прошлым летом Джон Купер вышел из дома с офицером-янки? Так вот, он сейчас здесь. В вестибюле. И он вовсе не янки. Он кузен Джона, его зовут Лукас. Он так красив, что можно умереть от счастья, глядя на него. Если его нет в моей танцевальной карточке, я повешусь.
– Лиззи, пора идти. Добрый вечер, Каролина. Ты прекрасна, как на картине.
– Спасибо, мэм.
– Лиззи!
– Я готова, мама.
– Добрый вечер, мисс Трэдд.
– Джон Купер! Рада вас видеть.
– Надеюсь, я буду иметь честь танцевать с вами первый вальс.
Лиззи не стала притворяться, что не заглядывала в свою карточку. Она знала, что Джон Купер вписан туда трижды, и ей не было до этого дела. Ведь она уже знает, какой он партнер, судя по тем вечерам в пятницу, а вот список имен, которые были мало знакомы, несколько пугал ее.
– Я с нетерпением жду этого момента, мистер Купер. Джон вспыхнул. «Вот несчастье, – подумала Лиззи. – Держу пари, он опять отдавит мне ноги».
– Могу ли я умолять об одолжении? – пробормотал он.
Лиззи взглянула на него поверх полуоткрытого веера.
– Каждый может, – ответила она, чувствуя себя по меньшей мере восемнадцатилетней.
– Могу ли я записать свое имя на шестнадцатый танец? – Лицо Джона было красно от смущения.
Лиззи вдруг забыла, что она уже взрослая. Веер выпал из руки и повис на шнуре.
– Не будь глупцом, – сказала она. – Ты ведь знаешь не хуже меня, что только влюбленные и женатые танцуют вместе шестнадцатый танец. Это все равно что написать на спине: «Собственность Джона Купера». – Увидев, как исказилось от боли его лицо, она поняла, что поступила гадко. – Я не хотела оскорбить твои чувства, Джон, но я не намерена получать предложения на своем первом балу. Вот что я тебе скажу: ты можешь в это время посидеть вместе со мной. Это будет значить только, что мы с тобой старые друзья. – «И это гораздо приятней, чем сидеть с мамой или тетей Джулией», – решила она про себя.
Джон, счастливый, согласился. «Она назвала меня Джон», – пело его сердце.
– Эй, Лиззи, он вписан в твою карточку?
– Нет. А в твою?
– Нет. Аннабел и Китти тоже говорят, что нет. Я их спрашивала. Как ты думаешь, он женат?
Каролина с Лиззи – и прочие дамы в зале – украдкой бросали взгляды на Лукаса Купера, думая, что никто этого не заметит.
– Лиззи, гляди-ка, он поклонился твоей тете Джулии. Боже, она собирается с ним танцевать. Вот уж не думала, что буду ревновать к мисс Эшли. Но почему же с ней, ради Бога?
Но Лиззи уже занимала свое место в котильоне рядом с Пинкни. Она не собирается портить себе бал, желая луну с неба. Лукас Купер никогда не взглянет на нее.
– Мисс Трэдд, могу я сопроводить вас к вашему стулу? Где вы желали бы сесть?
– У окна, ты не возражаешь? Как вам нравится бал, мистер Купер? Трудно поверить, что это уже шестнадцатый танец.
– Мое удовольствие от бала возрастает, когда ты называешь меня Джоном.
Лиззи улыбнулась:
– Я знаю. Глупо обращаться друг к другу «мистер» и «мисс» после тысячи встреч в танцевальной школе, в воскресной школе и даже за куличиками в парке. Давай представим, что мы еще не взрослые, хотя бы пока сидим здесь. Это будет настоящий отдых.