— Да, сэр.
— Вы должны вычистить все до единого стойла, накормить и напоить животных. Я не знаю, сколько времени займет у меня разговор с королем Гиллингом. Может, час, может, два. Но всяко не более половины ночи, а по возвращении я осмотрю все стойла, чтобы проверить, выполнен ли мой приказ.
Покинув конюшню, я двинулся вокруг громадной башни Утгарда, направляясь к главному входу, но потом увидел широкую, рассчитанную на ангридов арку прохода для вылазок, вошел в страшно темный коридор и несколько мгновений спустя забарабанил в железную дверь.
Открывший ее лучник изумленно уставился на меня.
— Сэр Эйбел! Я ожидал оруженосца Тауга.
— Вы и вправду хотите знать, что сказала мама? — спросила Этела, когда они торопливо шли через город.
— Да, — сказал Тауг. — И еще хочу расспросить про нее. Узнать, почему она не стала разговаривать со мной, и разные другие вещи.
— Это хорошо, потому что мне тоже страшно хочется расспросить вас — про ваше лицо и про замок. Вы ведь расскажете, правда?
— Я постараюсь, — пообещал Тауг.
Он нес на плече ножны с кинжалом, прежде принадлежавшие Логи.
— И про Орга тоже. Вы ответите на мои вопросы?
— Если знаю ответы.
— Ладно. Когда хозяин умер, вы разговаривали с Оргом, только я боялась подойти поближе. О чем вы говорили?
— Он спросил, можно ли съесть твоего мертвого хозяина, — пояснил Тауг. — Я сказал, что можно, только надо зорко следить, нет ли поблизости ангридов, поскольку они убьют его, коли увидят. Он сказал, что утащит тело подальше и спрячет в надежном месте, чтобы потом возвращаться и доедать понемногу. Я одобрил такую мысль.
— Он больше не идет за нами?
Тауг пожал плечами:
— Не вижу, с какой стати Оргу идти за нами.
— А вдруг кто-нибудь нападет на нас?
— Я постараюсь отбиться. Теперь у меня есть это. — Он указал на кинжал Логи. — Так что сейчас мы в лучшем положении против прежнего. Раньше у меня был похожий кинжал, только далеко не такой красивый. И когда мой конь наконец добрался до Утгарда, я засунул его под кровать и напрочь забыл про него. Но про этот я не забуду никогда в жизни.
— Он ужасно большой, — заметила практичная Этела.
— Он великоват для моей руки, — согласился Тауг, — но, мне кажется, рукоятка здесь сделана из кости — либо ангрида, либо просто крупного животного. Так или иначе, я наверняка сумею обтесать ее и отшлифовать песком. Придется потрудиться, но дело того стоит. А теперь расскажи, что тебе говорила мама?
— Все рассказывать? Она много чего говорила.
Тауг кивнул:
— Да, все.
— Ну, она сказала пойти в замок с вами, только вообще никогда не возвращаться оттуда. Выполнять все ваши приказы, чтобы остаться с вами. Поскольку вы мои соплеменники, а чем ближе я буду к своим соплеменникам, тем лучше для меня. Она наказала мне умыться, постараться одеться покрасивее и вести себя очень-очень хорошо — и тогда, может, вы позволите мне остаться. Но если вы станете гнать меня обратно, она сказала не уходить, а спрятаться и дождаться, когда вы забудете, что хотели отправить меня домой.
— Я не погоню тебя обратно, — заявил Тауг.
— Ну, она имела в виду всех вас.
Пройдя еще десятка два шагов, Тауг спросил:
— А как же она сама? Наверное, нам нужно попытаться вызволить и твою маму тоже?
— Она сказала не возвращаться за ней, она все равно умрет. — В голосе Этелы послышались нотки безысходности. — Она так говорит. В смысле, когда вообще говорит, не обязательно со мной. Только Вил позаботится о ней, он всегда заботится. И Гиф, и Алка тоже.
— Вил твой отец?
Этела помотала головой:
— Мой папа умер. Но Вил любит нас с мамой и помогает нам, когда может.
— Логи тоже умер, — задумчиво заметил Тауг.
— Угу.
— Интересно, что станется с твоей мамой и другими людьми, которыми он владел.
— Ну, я не знаю.
Тауг с пару минут размышлял над этим вопросом, а потом указал пальцем вперед:
— Смотри! Вон мост через крепостной ров. Видишь?
— Там мы будем в безопасности?
— В большей безопасности, чем здесь. Что еще говорила твоя мама? Ты сказала, она много чего говорила.
— Я забыла. Вести себя хорошо и понравиться людям, которые как я, и отправиться с ними на юг, где они живут, и рассказать про мантикор и маргаритки.
— Про что?
— Про мантикор и маргаритки, только я не знаю, что это такое. Мама часто о них говорила.
— И что именно?
— Не знаю. А что это такое?
— Тебе нужно напрячь память, — настойчиво сказал Тауг. — Что она говорила о них?
— Они на платьях, кажется, и на шарфах. Чаще она просто повторяла слова. Мантикоры и маргаритки, мантикоры и маргаритки, вот так. Вы знаете, что это такое?
— Маргаритка — это такой цветок, — медленно проговорил Тауг, — желтый и очень милый. А что такое мантикора, я не знаю.
Они беспрепятственно миновали заснеженный мост и вошли в ворота. Этела на мгновение остановилась и задрала голову, чтобы посмотреть на Утгард, возвышавшийся подобием черной горы на фоне зимнего звездного неба.
— Я знала, что он страшно, страшно огромный, но не представляла, что настолько огромный.
— В нем легко заблудиться, — сказал Тауг. — Здесь нужно соблюдать осторожность, покуда хорошенько не запомнишь дорогу.
— Угу.
— У моей сестры комната наверху. Может, ты переночуешь там. Я спрошу.
— Я с вами, — твердо сказала Этела. — Так мама велела.
— Там видно будет. Может, ты поможешь мне заботиться о Мани. Вообще-то за него отвечаю я, но в мое отсутствие — как сейчас, например, — кто-то же должен присматривать за ним, а никто не присматривает, разве что ведьма.
— Ведьма?
Тауг кивнул:
— Ее зовут Халд, и она не только ведьма, а еще и призрак. По правде говоря, я не знаю, заботятся ли призраки о ком-нибудь.
— Там, где мама жила раньше, водился призрак, — сообщила Этела. — Только он был страсть какой жуткий, и он заботился о доме, а вовсе не о людях. Мама говорила, он никого особо не любил, а многих так просто ненавидел. Я не хочу слушать про вашу ведьму, поскольку мне и без того будет страшно ночью.
Направляясь к проходу для вылазок, через который покинул Утгард, Тауг размышлял о том, что не раз испытывал страх, а часто и настоящий ужас, с тех пор как сэр Эйбел взял его с собой в лес. Если точнее, практически постоянно, за исключением двух-трех случаев, когда он был слишком измучен, чтобы пугаться или испытывать любое другое чувство.
— Это бессмысленно, — сказал он.
— Что именно?
— Бояться все время. Бояться нужно только в особых случаях. Лишь время от времени. Или вообще никогда. Ты ведь обычно спала в доме ангрида, верно? С мамой?
— Угу. Каждую ночь.
— Я бы боялся. А тебе было страшно?
— Угу, только я привыкла. Мы ведь там жили.
— Так вот, я намерен перестать бояться — по крайней мере, попытаюсь. Если меня убьют, я просто умру, и на этом все кончится. Но меня не заставят пугаться каждый раз.
В кромешной тьме коридора Этела прошептала:
— А вы не боялись, когда убивали хозяина?
— Мне потом стало страшно, а когда все происходило, я просто старался действовать быстро — схватить кинжал и отскочить в сторону, чтобы великан не раздавил меня.
Рукояткой кинжала, взятого у Логи, Тауг постучал по железной двери: три удара, а потом еще два. В следующий миг раздались скрежет засова и приглушенное кряхтение единственного лучника, с трудом открывающего массивную дверь, которую любой ангрид распахнул бы без малейшего усилия.
Она медленно отворилась, и Арн сказал:
— Вот и вы, оруженосец Тауг. Сэр Эйбел хочет поговорить с вами, прямо сейчас.
Дверь королевской опочивальни открыла Ульфа, и несколько мгновений мы стояли, уставившись друг на друга. Наконец я сказал:
— Я знаю тебя, а ты знаешь меня.
Она потрясла головой:
— Как ваше имя, сэр? Я… мне бы хотелось, чтобы вы сами назвались.
— Меня зовут сэр Эйбел Благородное Сердце.
Она почтительно присела.
— Вашу покорную слугу зовут Ульфа. Она жена вашего слуги Поука.
— Однажды ты сшила мне рубашку.
— И штаны. И последовала за вами, когда вы и ваш пес, вместе с моим отцом Таугом, перебили вольный отряд.
Я кивнул.
— Я хочу поговорить с тобой и Поуком, когда освобожусь. Он здесь?
— Я приведу его, сэр, — сказала она и проскользнула мимо меня.
Королевская опочивальня казалась огромной, как грот грифона, и вообще похожей на пещеру; высокий потолок (покрытый росписями, представлявшими сцены сражений и пиров) еле виднелся в полумраке; бюро, сундуки и кресла не уступали по величине хижинам. Посредине, на малиновом с черными узорами ковре размером с хорошую поляну, стояла кровать, под которой Тауг совещался с Баки и Мани, — и она казалась маленькой, пока вы не замечали подле нее рабынь, не достававших головами даже до нижнего края деревянной рамы и вынужденных подниматься по приставным лестницам, чтобы обслуживать короля и расхаживать по одеялам, под которыми он лежал на простыне, вполне способной служить гротом на «Западном купце».
Рядом с кроватью, на обитом декоративном тканью сиденье позолоченного кресла, стоял Бил и разговаривал с Гиллингом, который сидел почти прямо, обложенный огромными подушками. Когда Бил изумленно оглянулся на меня, я остановился и поклонился:
— Милорд.
— Он здесь, — сказал Бил Гиллингу. — Не знаю, как такое возможно, но он здесь.
Гиллинг слабо шевельнул рукой:
— Сэр Эйбел. Подойдите.
Я подчинился, взобравшись по приставной лестнице на кресло, где стоял Бил.
— Сколь милостивы к нам наши предки, — с усилием проговорил Гиллинг. — Они благосклонно помогают нам, своему недостойному сыну. Сначала пришел Шилдстар, теперь вы. Наша королева… вы знаете нашу королеву?
— Имею такую честь, ваше величество. Именно королева Идн прислала меня к вам.
— Она была здесь минуту назад. Прелестная девушка.
Я решил, что Гиллингу приснилось.