— Правда?
Прежде чем я успел ответить, к нам трусцой подбежал Гильф.
— Вот вы где.
— Да, наконец-то. Все в порядке?
— Я укусил одного. — Гильф зевнул.
— Уверен, он оправится.
Я снова повернулся к Таугу и спросил, каким образом он повредил лицо. Он рассказывал мне про сражение во дворе замка и покушение на короля Гиллинга примерно то же, что рассказывала Идн, когда нас прервал стук подкованных копыт по дощатому полу конюшни. Облако вышла поприветствовать меня, и мы обнялись: я обхватил ее обеими руками за шею, а она наклонила голову, зажимая мое плечо между своей шеей и нижней челюстью. Тауг похлопал ее по боку:
— Прекрасная лошадь. Бьюсь об заклад, вы беспокоились за нее.
— Да, но она сказала бы мне, случись что-нибудь неладное. Мы не разговариваем в обычном смысле слова, но каждый из нас знает мысли другого. Я говорил тебе?
— Да, что-то такое говорили.
— Пойдем со мной.
Я вошел в конюшню, Гильф и Облако следовали за мной по пятам. Звук наших шагов мешался с глухим шумом лопат, скребущих по дощатому полу.
— Здесь спят конюхи. — Я взял занявшееся с одного конца полено из очага и помахал им, раздувая огонь поярче. — Нам нужен свет, и я думаю, где-то тут должны быть свечи или фонари, даже если конюхи ими не пользуются.
— Вот он, сэр Эйбел. — Тауг открыл чулан, где находился большой медный фонарь с равно большой свечой.
Я зажег его.
— Спасибо. Полагаю, они пользуются фонарем, чтобы освещать путь хозяевам, и мы тоже воспользуемся им.
Я бросил полено обратно в очаг.
— Кажется, я знаю, что вы хотите показать мне.
— Будь я учителем, я бы оставил стойло в том виде, в каком нашел, — сказал я. — Но я рыцарь и не могу дурно обращаться с хорошим конем. Я взял фонарь, чтобы показать тебе, что стойло у твоего коня чистое — лучше бы оно оказалось чистым, — и у него есть вода и корм.
Мы нашли белого жеребца, прежде принадлежавшего мне, и пару минут Тауг смотрел на него неподвижным взглядом, высоко подняв фонарь.
— Он грязный, — проговорил он наконец сдавленным голосом.
— И тощий.
— Да. Сэр Эйбел…
— Я слушаю тебя.
— Мы… все двери были крепко заперты. Они замышляли заговор против короля. Никто не имел права выходить из замка. Лорд Бил так сказал.
Я взял у него фонарь и повесил на гвоздь.
— Лорд Бил — не рыцарь.
— Пожалуй.
— И ты тоже не рыцарь. Я думал, ты сам скажешь это.
— Вы сказали, сэр Эйбел. Я знаю, так оно и есть, но я не хочу произносить такие слова. — Тауг вытер руки о плащ. — Где-то здесь должны быть принадлежности для мытья лошадей. Ну там, губки, тряпки или что-нибудь вроде. Вода. Я поищу.
Я помотал головой:
— Ты оруженосец, а здесь есть люди, которые на протяжении долгого времени пренебрегали своими обязанностями. Отдай им необходимые распоряжения и проследи за тем, чтобы они все выполнили.
— Вы велели конюхам выгрести старую солому, да? — Тауг наклонился и поднял с пола горсть чистой соломы. — На что она была похожа?
— Такое лучше не видеть. Мне пора возвращаться. Сэр Свон и сэр Гарваон уже заждались меня. И твоя сестра с мужем.
Тауг кивнул:
— Я позабочусь о Лэмфальте.
— Напоследок хочу сказать тебе еще одно. Ты выходил из замка сегодня ночью.
— Лорд Бил приказал мне.
— Ты рисковал жизнью и сражался как герой.
— Орг…
— Я знаю про Орга. Любой человек, убивший ангрида, герой. Большинство отошло бы в сторону и предоставило бы сражаться Оргу. Ты не остался в стороне. Но ты ни разу не вспомнил о своем коне. А следовало бы.
Тауг снова кивнул.
— Поук время от времени выбирался из замка, чтобы позаботиться о моих лошадях, — о лошадях, которые находились при нем, когда ангриды взяли его в плен. Когда бы не он, дела обстояли бы еще хуже. А сэр Свон заботился о своем коне?
— Не знаю.
— Значит, нет. — Я вздохнул. — Иначе ты бы знал. Он состоял оруженосцем при мне и при сэре Равде. Ни один из нас не уделял должного внимания его воспитанию. А сэр Гарваон воспитывает своего оруженосца? Не помню, как зовут малого.
— Вистан, сэр. Не знаю. Я так не думаю.
— Я тоже, — сказал я и пошел прочь.
Я вел в поводу Облако, когда встретил рыцарей, Поука и Ульфу в густой тени замка, залитого холодным лунным светом.
— Мы решили пойти поискать вас, — сказал Гарваон. — Мы испугались, вдруг с вами что-нибудь случится.
— Я в порядке, — улыбнулся я, — просто устал. Полагаю, все мы устали — особенно Тауг.
— Я это учту, — кивнул Свон. Ульфа дотронулась до моей руки:
— Где он?
— В конюшне, занимается своим конем. Довольно скоро он сообразит, что должен заняться и конем сэра Свона. Возможно, уже сообразил. — Я помолчал. — Теперь ты подчиняешься мужу. Как по-твоему, ты должна попросить у него позволения покинуть Утгард?
— Вы… вы?… — Ульфа открыла рот.
— Я собираюсь отвезти тебя туда, где ты будешь свободна. Поук, ты не возражал. Ты не передумал?
— Нет, сэр!
Выронив Мани из рук, Ульфа обняла и поцеловала Поука.
— Вы двое скоро снова будете вместе, — пообещал я. — Во всяком случае, я надеюсь.
— Я вышел, поскольку хочу поехать с вами, — сказал Свон. — Да, вы говорили, что добрались до замка беспрепятственно, но, возможно, отсюда нам придется прорываться с боем, а вы с женщиной.
— Ты не можешь поехать туда, куда направимся мы, — сказал я.
Я подсадил Ульфу и вскочил в седло за ней. Когда я сидел верхом, мои глаза находились ниже уровня глаз Шилдстара или Тиази, и все же мне казалось, что я смотрю на Свона, Гарваона и Поука с огромной высоты, — что Облако стоит на некой незримой, но одновременно совершенно реальной башне. Я свистнул Гильфа и увидел, как он мощным прыжком взмыл в воздух и помчался к частоколу из бревен, венчающему крепостную стену, а затем (оставив частокол позади) устремился к краю темного зимнего облака и бледной луне, выглядывающей из-за него.
Ульфа послала Поуку воздушный поцелуй, а он шагнул вперед и поцеловал кончики ее пальцев.
Потом я легко пришпорил Облако и представил себя (вместе с Ульфой) верхом на Облаке, галопом скачущей по небу. И мысленный образ мгновенно стал явью, и знамя на моем копье — зеленое знамя, сшитое из лоскутков капитанской женой — захлопало на холодном ветру.
Ульфа застонала и зажмурилась, изо всех сил вцепившись в высокую стальную луку боевого седла. Я завернул женщину в свой плащ и оглянулся на Утгард, который быстро уменьшался и растворялся в ночной мгле и в считаные секунды превратился в россыпь крохотных огоньков — россыпь звезд в ночи Митгартра.
Тауг выбежал из конюшни в тот момент, когда Поук поцеловал руку Ульфы. Он знал, что Ульфа не смотрит, но все же счел нужным помахать на прощание — и помахал, глотая слезы. В детстве Ульфа всегда командовала. Он протестовал против такого положения дел часто и громко и признавал старшинство сестры, только когда собирался извлечь из этого выгоду. Когда он стал старше и сильнее, они начали драться.
Теперь, возможно, он никогда больше не увидит Ульфу. Прошлое, вновь обретенное в лице и голосе сестры, опять уходило от него. И потому Тауг махал рукой, зная, что она не думает о нем, и чувствуя, как от слез намокает повязка на лице. Стыдясь своих слез, но продолжая плакать и махать, махать вслед Ульфе.
Я свистнул, и Гильф легко взбежал по склону воздушного холма. Через несколько секунд мы с Ульфой взлетели следом, верхом на гордой длинноногой кобылице, серой, как облако, и быстрой, как ветер. Мы четверо стремительно удалялись на юг, становясь все меньше для наблюдателей с земли, — словно лебеди, улетающие в теплые страны, когда болота сковывает льдом; крупные, грузные птицы, на вид слишком большие, чтобы летать, похожие на белые точки на фоне Ская, совсем крохотные и постепенно тускнеющие и исчезающие вдали.
— Как?… Как он это сделал? — спросил Гарваон, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в отдельности.
Никто не ответил, и Тауг на мгновение задался вопросом, продолжит ли Поук притворяться слепым или же признается, что тоже видел, как Облако галопом поднялась в небо.
Странный пронзительный вой, несущийся словно ниоткуда и со всех сторон сразу, раскатился по двору — более тоскливый и жуткий, чем вой преданного пса на могиле хозяина.
— Что это, сэр? — Поук схватил Тауга за руку.
— Орг. — Имя невольно сорвалось у него с языка.
— Кто такой Орг? — спросил Гарваон.
— Никто. — Тауг чувствовал пристальный взгляд Свона. — Я просто охнул от боли, когда Поук вцепился мне в руку.
— Мы все устали, — сказал Свон. — Пойдемте спать.
— Но ты видел. — Гарваон указал пальцем. — Ты и Тауг. Ты видел точно так же, как я.
— «Вооружась копьем молитвы и буйный ветер оседлав, — процитировал Свон, — я направляюсь на луну, принять участие в турнире. По мне, так просто рукой подать».
Гарваон передернул плечами, отчего кольца кольчуги зашуршали.
— Он безумен, рыцарь из песни. В этом заключается весь ее смысл. Сэр Эйбел не безумен.
— А мы точно сойдем с ума, — мягко промолвил Свон, — коли станем говорить об этом. — Он схватил Поука за плечо. — Ты ничего не видел, я знаю, но ты слышал наш разговор.
— Да, сэр. Только я не понял, что произошло. Я знаю, что сэр Эйбел уехал и забрал с собой Ульфу, только я не помню, чтобы слышал стук копыт.
— Тебе лучше помалкивать об этом. Я советую тебе как друг.
— О, хорошо, сэр Свон, сэр. Меня спросят, куда делась Ульфа, непременно спросят. Ничего, если я скажу, что сэр Эйбел забрал ее с собой? Они же всяко узнают, что он приезжал.
— Конечно. — Отпустив Поука, Свон повернулся к Таугу. — Ты не всегда был так осмотрителен, как мне хотелось бы.
— Я знаю, сэр Свон. Но я ни словом не обмолвлюсь о том, что произошло сейчас.
— Уж постарайся.
— Вы видели Мани, сэр Свон? Кота леди Идн? Я имею в виду, королевы Идн.
— Теперь он кот короля. Это же ты принес его сюда. Куда ты его дел?