— Понимаю. Вы действительно ожидали от меня чего-то подобного?
— Я опасался этого. Я не имею в виду, что ваши или еще чьи-либо секреты будут подаваться к обеду, словно жаркое. Но я не даю слова хранить их и никогда не дам.
У Свона был такой вид, словно он борется с приступом кашля.
— Я люблю Идн. Ее величество.
— Еще один секрет? Я это знаю, и мало кто не знает.
— Я думаю, она… она…
— Она тоже знает, я уверен.
— Но она королева, а я… мой отец барон…
— Но вы не барон, во всяком случае в настоящее время. Поэтому вы и хотите сразиться со мной, верно?
— Отчасти поэтому. Да.
— Вы желали бы, чтобы я потерпел поражение? Сдался? После напряженной борьбы, разумеется.
— Конечно нет!
— А что, если я одержу победу?
Свон стоял с широко расправленными плечами и высоко вскинутой головой.
— Я буду жить или умру, как другие побежденные рыцари. Если я умру, а в каком-то смысле я даже надеюсь на это, то умру с ленточкой ее величества на шлеме.
Я поздравил Свона.
— Хотя я сражусь с величайшим рыцарем в Митгартре, я все равно не буду достоин королевы Идн. Но я стану немного достойнее. Сэр Воддет сражался с вами. А также сэр Леорт и его милость.
— Вы рассказали мне об одной причине, побудившей вас вызвать меня на поединок. А об остальных расскажете?
— Потому что вы отняли у меня меч. Вы оскорбили мое достоинство и сочли меня трусом, если это действительно были вы.
— Это был я.
Суровое красивое лицо Свона (красоту которого сломанный нос не портил, а лишь делал более естественной) хранило самое серьезное выражение, когда он проговорил:
— Значит, я должен доказать, что я не трус.
— Вы уже доказали.
Он покачал головой и, словно желая поскорее перевести разговор на другую тему, сказал:
— Этот туман… неужели он никогда не рассеется?
Я выразил свое беспокойство по поводу Тауга, и Свон пожал плечами.
— Если бы вы придумали какое-нибудь поручение и прислали Тауга ко мне, я был бы вам признателен, — сказал я.
— Обязательно пришлю. Как только вернусь. Он в отчаянии.
Казалось, Свон ожидал от меня каких-то слов, и потому я сказал:
— Я знаю.
— Этела помогает ему лучше, чем удалось мне.
— Ничего удивительного.
— И ее мать тоже, Линнет. И Вил старается изо всех сил: показывает свои фокусы и просит Тауга описывать, что он видел, а потом раскрывает — иногда — секрет фокуса. Тауг придет в себя. Мальчишки оправляются после любых потрясений.
Я кивнул, хотя не был уверен, что согласен с ним. Свон повернулся, собираясь уходить.
— Я тут подумал… — Он развернулся ко мне. — Пожалуй, следует сказать вам. Всю жизнь я слышу от людей рассказы о помощи, которую они получали от одного или другого человека. Мне никогда никто не помогал.
— Сэр Равд пытался.
— Да. Но теперь один человек по-настоящему помог мне. Вы посвятили меня в рыцари — возвели в рыцарское достоинство. Вы действительно имели такое право? Данное вам правителем?
— Имел и имею.
— Право, данное вам королевой, которая посвятила в рыцари вас? Королевой моховых эльфов?
Я помотал головой.
— Больше я не стану ничего спрашивать. Его милость удивился, увидев меня рыцарем. Поначалу он решил, что это сделал лорд Бил. Я сказал, что не он, а вы, ожидая услышать разного рода возражения, но таковых не последовало. Он просто поздравил меня. А потом спросил, присягнул ли я вам на верность. Я ответил отрицательно и сказал, что уже присягнул на верность лорду Билу. Вы присутствовали при нашем разговоре.
Я снова кивнул.
— Я присягал не по форме. Полагаю, мы сделаем все надлежащим образом, когда — и если — вернемся.
Я сказал, что мы непременно вернемся, но что церемония не состоится.
— Не потому, что лорд Бил откажется, а потому, что вы попросите освободить вас от присяги. Вы станете служить другому сеньору.
— Идн. Ее величеству.
Я кивнул.
— Благодарю вас. Благодарю за все. Вы сами не представляете, сколь многому научили меня. — Он снова повернулся и через шаг-другой скрылся в тумане. Уже не видя Свона, я услышал его голос: — Мы с вами сразимся, когда вернемся домой. Вы согласились. Возможно, она примет меня после этого. — Судя по голосу, он все еще находился поблизости.
Прошел час, или, во всяком случае, время, достаточно продолжительное, чтобы показаться часом; когда солнца не видно, судить трудно. Подошедший ко мне Мани спросил:
— Вам это нравится?
— Наш костер? — Я знал, что он говорил о другом. — Нет, не очень. Дрова сырые.
— Туман.
— Нет. Он тоже сырой.
— И мне не нравится. — Он запрыгнул ко мне на колени и удобно устроился там. — Знаете, дорогой хозяин, мне жаль, что вы не взяли меня с собой, когда отправились с королевой на прогулку.
— Ты сидел в моей переметной суме, полагаю. Мне следовало бы догадаться.
— Как будто вы не знали! Но если бы я присутствовал при вашем разговоре, возможно, я бы сумел дать какой-нибудь полезный совет. Только не говорите, что вы Эйбел, я и без вас знаю.
— Я никогда не шучу таким образом.
— О нет! Действительно не шутите. Ваши шутки лучше, но вы часто думаете, что их никто не понимает.
— И ты тоже.
Я погладил кота по спине.
— Вы никому не рассказывали про… про ту комнату? Комнату лорда Тиази.
— В смысле — о том, что ты увидел там? Нет.
— Спасибо. Я думаю об этом. Много думаю. Обычно я так не делаю.
— Не сосредоточиваешься на своих мыслях? Да, это верно.
— Я действительно обрету свободу, когда кот умрет? Вы говорили что-то такое — или кто-то говорил. И Халд говорит то же самое. Что я снова стану первосущностью.
Я не знал, хочет ли Мани услышать ответ, но он сказал, что хочет.
— Нет, — ответил я. — Ты ею не станешь.
— Халд говорит, элементарные сущности на самом деле не живые, а просто думают, что они живые, и потому не умирают.
Я сказал, что она права.
— Значит, я обрету свободу. Так она говорит.
— Первосущности обретают свободу, становясь чуждым всему живому. Ты не первосущность и не кот. Ты и то и другое одновременно, а кот умрет, как умирают все коты.
— Мне бы хотелось думать, что я просто… просто другое существо. Существо, которое умеет разговаривать.
— Тогда я отрежу тебе ухо, и мы посмотрим, будет ли тебе больно.
— Вы и рады оттяпать мне ухо, да? — Голос Мани, всегда приближенный к мяуканью и мурлыканью обычной домашней кошки, зазвучал совсем по-кошачьи, хотя я по-прежнему разбирал слова.
— Нет.
Я вытащил кинжал, и он скрылся в темноте.
Свон обещал прислать ко мне Тауга, и какое-то время я ждал его, грея руки у костра и думая о Дизири и о делах, которые мне предстоит сделать, прежде чем отправиться на ее поиски. Я пообещал сразиться со Своном (в сложившихся обстоятельствах я не мог поступить иначе), и возможно, он тяжело ранит меня, в каковом случае поиски Дизири опять придется отложить на неопределенный срок. Но равно возможно, я убью Свона, чтобы избежать ранения.
Наконец стало ясно, что Свон забыл послать ко мне Тауга или что Тауг по какой-то причине отсутствует, и я вспомнил свои слова, сказанные Ансу: нам самим придется пойти к Таугу, коли Тауг не желает идти к нам.
Дав знак Гильфу, я поднялся на ноги. Я знал, в какую сторону ушел Вил, и сам походил на слепца, когда осторожно пробирался в тумане (как мне казалось, в верном направлении), нашаривая дорогу мечом в ножнах и через каждые несколько шагов останавливаясь и напряженно прислушиваясь.
Вскоре я услышал голоса, а потом непонятный глухой звук: то ли скрип, то ли скрежет. Кто-то (я почти не сомневался, что Свон) произнес несколько слов. Потом еще кто-то (вероятно, сам Тауг) ответил. Снова раздался непонятный звук, похожий на звук трения друг о друга тяжелых валунов, предшествующий камнепаду.
Еще шаг — и я услышал голос, безусловно принадлежащий Таугу:
— Если ты скажешь, что убил его, все уладится.
Никогда прежде я не испытывал такого искушения подслушать чужой разговор. Я громко сказал: «Тауг? Это ты?» — и едва не поперхнулся собственными словами.
— Хозяин! — Да, действительно камень о камень; и я опознал источник звука.
— Да! — сказал я. — Я здесь, Орг.
Он был не самым ужасным из всех существ, мной виденных, ибо я видел драконов, но он внушал ужас, и в то туманное серое утро — поистине леденящий. Я совершил над собой огромное усилие, чтобы не выхватить Этерне из ножен.
Он опустился на колени, низко склонив голову, и повторил:
— Хозяин.
Я положил руку Оргу на голову: она была горячей, точно в жару, горячей, словно нагретые на огне камни, которые кладут в холодную постель.
— Сэр Эйбел? — Голос принадлежал Свону.
— Да! — крикнул я и, понизив голос, обратился к скорчившемуся передо мной чудовищу: — Ты плохо себя вел, Орг?
— Очень плохо. — Он поднял голову, и в его узких глазах я увидел невыразимую жестокость, но также и страдание.
— Это ты убил короля Гиллинга? Отвечай честно. Я не стану винить или наказывать тебя.
— Нет, хозяин.
Я кивнул:
— Я никогда не думал на тебя, Орг.
Из тумана выступил Свон:
— Он запросто мог сделать это. Разве вы не согласны?
— Как мог и я, — сказал я. — А равно вы и многие другие. Но это к делу не относится. Он порочен по природе своей. Мы знаем это, и он тоже знает. Признайтесь, что вы предали сэра Равда!
Свон быстро отступил на шаг
— Нет! Я не предавал!
Я пожал плечами:
— Вот видите?
— Вы хотите сказать, что я тоже порочен по природе своей.
— И я порочен. Зачем еще мы сражаемся, если не для того, чтобы очиститься от зла? Мы боимся умереть и боимся жить — боимся возможных наших поступков. Поэтому мы с воплем бросаемся в бой. Будь мы безгрешны…
Вистан подошел к нам достаточно близко, чтобы я распознал его в тумане.
— Где Тауг? — спросил я Вистана.
— Я думал, он с вами, — сказал Свон.