— Полегче, полегче, — вступилась за Магнуса сердобольная хозяйка. — Мой муж тоже порой как выпьет, так ему потом всякие чудеса мерещатся.
Остальные женщины захихикали, а Род подумал, как этот муженек ужо отблагодарит свою женушку за длинный язык.
— Так-то оно так, добрая женщина, только знай: тех, кто любит приложиться к бутылке, берегут феи.
— Вот пусть бы они их всех и позабирали! — фыркнула женщина. Остальные смешанным гулом выразили свое одобрение.
Род провел рукой над огнем и удовлетворенно кивнул:
— Сойдет.
Он втолкнул проволочку припоя в трещину и положил котелок на огонь.
— Делаю я, ладно? — шепнул Магнус.
— Зачем же я брал тебя с собой одного? — вопросы за шпильки не считаются. — Как хочешь. Я и сам могу справиться.
— Нет-нет, ничего трудного, — быстро отозвался Магнус. В уме Род присудил очко сыну: тот уберег отцовскую гордость, не дав ему схалтурить. Род не мог не признать, что у Магнуса куда больше практики.
Магнус уставился на трещину, и припой тут же расплавился и потек. Огонь тут был ни при чем. Род знал, что под золотистой пленкой расплавленного припоя размягчаются и начинают сливаться вместе края трещины. Магнус раскачивал молекулы, выделявшие при этом тепло, да так умело, что температура железа повышалась не больше, чем на полдюйма с каждой стороны трещины — Род сам замерил это, когда Магнус чинил противень маме.
Они так углубились в работу, что Род мог смело делать вид, что не заметил приходского священника, спешащего за молодкой, принесшей ему новость.
Вдоль трещины железо котелка сначала покраснело, затем засветилось желто-соломенным цветом, но жители деревни не замечали этого из-за блестящей пленки припоя.
Наконец Магнус расслабился. Род взял палку и, поддев котелок с углей, отставил его в сторону остывать.
— Пусть с часик постоит, добрая женщина. А потом попробуй — как новенький будет! — уж в этом-то он был уверен.
— Сделано быстро и на славу, — заметил священник. — Ты самый искусный лудильщик, какого я только видел.
— Ну, спасибо, — поднял голову Род, удивленно вытаращил глаза и торопливо добавил: «святой отец», словно только что сообразил, что говорит со священником.
Пастор улыбнулся.
— Мое имя отец Беллора, добрый лудильщик. Не бойся.
Род постарался выглядеть боязливо.
— Починить вам котелок?
— Не котелок, но сердце, — озабоченность морщинами перекрестила лицо священника. — Это правда — та весть, что ты принес?
— Чего — что Церковь Греймари отделяется от Римской? — пожал плечами Род. — Это просто новость, святой отец. А что, вы не знаете?
— Я ничего не слышал об этом, — пастор спрятал руки в рукава, его лицо осунулось, глаза выражали тревогу. — И к добру ли это?
— А если это правда, отче, — спросила одна из хозяек, — вы еще можете служить мессу?
— А то, может, нам подождать помирать, пока вы снова не сможете прочесть над гробом молитву? — попробовал разрядить атмосферу Род.
Губы святого отца дрогнули в улыбке.
— Нет, конечно, нет. Прошло много лет с тех пор, как я был положен в сан, но мои руки все еще в силах держать причастие и служить Господу. Я все еще могу исполнять святые таинства, если только Папа не отлучит Греймари.
Маленькая толпа, собравшаяся вокруг, мгновенно затихла в ужасе от одной только мысли о том, что Рим отринет их и предаст в руки дьявола.
— А чего, вы не можете послать в монастырь и узнать, правда это или нет? — осторожно прощупал Род.
Священник покачал головой.
— Нет, в лучшем случае меня навестит из монастыря один из братьев нашего ордена.
— А может, у кого-нибудь из здешних есть в аббатстве братья или сын, они и принесут весточку.
Отец Беллора недоуменно сдвинул брови, потом покачал головой.
— Вряд ли. Здесь ни у кого нет родственников, вступивших в святой орден, я здесь один, но я еще ничего не слышал.
— И друзей-монахов не осталось?
— Когда-то давно, когда я изучал святое писание, — улыбка пастора стала кислой, — у меня были друзья, но все они отправились по приходам, как и я сам.
— Как это? — непонимающе сморщился Род, хотя уже знал об этом. — Разве монахов не вместе учат?
— Нет. Мы не попали в число избранных.
— Нет? — Род изобразил изумление. — А я-то думал, что если уж попал в монастырь, то там все заодно.
— Нет, ни по духу, ни в учении. Одних выбирают в монастырь, а другие так и остаются в кельях и скриптории для новичков.
Отдельный скрипторий для новичков? Насколько он понимает в монастырях, это что-то новенькое.
— И они что — и спят отдельно, и живут отдельно?
Отец Беллора кивнул.
— Все так, и возвращаются в мир, откуда пришли, дабы противостоять искушениям и тяготам, сбивающим человека с пути праведного.
— Но это святое служение, — удивился Магнус. — Как же нам… простым людям, найти дорогу в рай без таких, как вы, святой отец?
— Верно сказано, юноша, спасибо тебе, — лицо отца Беллоры смягчилось. — И стыдно мне, что старые обиды затмевают от меня истинный смысл моей жизни! Ибо должен признать, что мои начальники оказались правы: я нашел счастье жизни моей в утолении печалей других жизней. И никогда, начиная с первого дня, прожитого здесь, не терзался более вопросом, зачем родился на свет божий.
— Но сами вы не выбирали этого? — Род нахмурился, ему уже представился формуляр анкеты на пергаменте. — Вы-то, небось, хотели попасть в монастырь, отче?
— Само собой, как и все юноши, приходящие туда. Ну, может быть, не все, — поправился отец, — но многие из них. Однако не послушнику решать свою судьбу; над ним есть старейшие — и мудрейшие, которые могут прочесть его призвание куда яснее, чем он сам.
— Ага, а вас, стало быть, в сторонку, чистых от нечистых? — ухмыльнулся Род.
Отец Беллора иронично хмыкнул, пожав плечами.
— Это звучит глупо, правда? Приходские священники служат Господу ничуть не меньше, чем монахи в монастыре, а может даже, и больше. И уж наверное, нас не назовешь недостойными.
— Наоборот, — подтвердил Магнус. — Ибо не должны ли вы быть крепче, чтобы сопротивляться искушениям и не согнуться под грузом мирских тягот?
Отец Беллора снова кивнул, одобрительно покосившись на мальчика.
— Да, так нас и учили, хотя тогда мне казалось, что нас просто хотят утешить, чтобы мы не почувствовали себя отвергнутыми. Но потом я узрел истину.
— А кто вас назначил приходским священником? — спросил Род. — Они-то как решают?
— Не знаю, — развел руками отец Беллора. — Может быть, с годами пойму. Решали монастырские — старшие иереи.
— И как решили с вами?
— Старый мудрый монах побеседовал со мной. А на следующий день, после мессы, наставник послушников отвел меня в сторонку и поведал мне мою судьбу.
— И все? — разинул рот Магнус. — После минутного разговора?
— Ну, может быть, полчаса, не больше. Да, так все и произошло, как вы говорите — после этого они решили мою судьбу. Это и еще мнение наставника послушников, — задумчиво добавил он. — Он два дня присматривал за мной.
— Но два дня и полчаса разговора — и решить судьбу всей жизни?
— Не расстраивайся так, — улыбнулся Магнусу отец Беллора. — Тот старый мудрый монах в конце концов оказался прав.
— Но вы до сих пор жалеете, что не попали в монастырь!
— К сожалению, этот грех преследует меня до сих пор, — вздохнул священник, — это все моя чрезмерная гордыня. Денно и нощно молюсь, чтобы Господь избавил меня от нее.
— Неужто вам нельзя быть тем, кем хочется?
— Нет, — теперь отец Беллора обращался только к Магнусу. — Видишь ли, юноша, дело здесь не только в усердном труде и решимости, здесь дело еще и в таланте. Не сомневаюсь, что в монастыре я чувствовал бы себя не в своей тарелке, хотя в это трудно поверить, и скорее всего страдал бы от бесцельной жизни. Нет, тот, кто оценил меня, оценил верно.
Последние слова прозвучали явно натянуто. Столь безжалостная самооценка произвела на Рода немалое впечатление.
— Неужели эти монахи ни разу не сплоховали, решая, кому куда идти?
— Насколько я знаю, нет, — покачал головой священник.
— Святой отец! Святой отец! — к ним бежал юноша в холщовой куртке. — Слава Богу, я нашел вас!
Священник обернулся, весь внимание.
— Добрый день, Лирак. Что случилось?
— Старый Себастьян, святой отец! Он упал, там, в поле, еле дышит, уже хрипит! Скорее, святой отец, скорее!
— Прошу прощения, — повернулся отец Беллора к Магнусу и Роду, — но человеку нужна моя помощь.
Он хлопнул себя по нагрудному карману, откуда высовывалась желтенькая отвертка, эмблема его ордена.
— Так, святое масло здесь. Веди меня, Лирак! — и заторопился вслед за парнем.
Род проводил их взглядом.
— М-да, по крайней мере, с этим пастором они не ошиблись.
— С этим-то да, — ехидно ухмыльнулся Магнус.
— А с остальными они тоже были непогрешимы? Род огляделся по сторонам. Все хозяйки, кажется, разбежались по домам, возможно, чтобы посудачить о скандальных церковных новостях.
— Да уж, это, конечно, странно, чтобы не сказать — не по-человечески. Они не могут решать такое с абсолютной уверенностью. Слишком много переменных.
— Угу, или у послушников печать на лбу, только мы, простые смертные, ее не видим, — фыркнул Магнус.
Род пристально посмотрел на сына, удивленный прозвучавшим в словах сарказмом.
— По крайней мере, они знают, на что смотреть. А может быть, — тут чародей прищурился, — может быть, просто они так и не узнают о своих ошибках.
Магнус непонимающе покосился на отца.
Ну, подумай сам: если приходской священник согрешил, они ведь всегда могут сказать, что он ослабел и поддался искушению.
— Ага, а если монах поднял шум в монастыре, они скажут, что он просто недисциплинированный.
— Вот именно, здесь мы на знакомой почве, а? Но ты понял, в чем дело. Логично, правда?
— Даже слишком!
— Что ж, они ведь только люди, — вздохнул Род.