Эльза все кричала, кричала и кричала, чувствуя, что вот-вот сойдет с ума. Из-за деревьев появилась молодая крестьянка, ровесница Эльзе, и протянула ей навстречу руки:
— Бедная девочка, бедная девочка! Что они с тобой сделали, эти ужасные, отвратительные мужчины!
Вопли Эльзы утихли, она изумленно уставилась на женщину, а та шагнула ближе, с преисполненным сострадания лицом, все приговаривая:
— Бедная Эльза! Бедная девочка!
Эльза сделала неверный шаг вперед и, зарыдав, рухнула в объятия женщины. Она постепенно приходила в себя, и ее сердце подсказывало, что самое страшное уже позади.
— Скандал-то какой, Марла! — покачала головой крестьянка с двумя ведрами.
— Это уж точно, Риллис! Чтобы Их Величества отступились от аббата! — ответила Марла, взявшись за свои.
— Архиепископа, ты хотела сказать, — фыркнула Матильда. — Если уж мы решили, что Их Величества согрешили, пойдя против него, то аббата, подружки мои, следует называть архиепископом.
За оградой, мимо которой они шли, заблеял козел.
— Не скажу я этого, Тильда, — нахмурилась Марла. — Кто это его в чин произвел? Он сам?
— Разве ж он не может положить в сан? — спросила Риллис. — Он ведь главный духовник страны!
— Ну так и твой муж может назвать себя сквайром, Риллис. Много будет в том толку? — откликнулась Марла, подходя к колодцу.
Риллис захихикала, прикрыв рот рукой:
— Не стыдно, Марла? Чтобы я посмеялась над собственным мужем? Что ж ты о своем-то молчишь?
— А что о нем говорить! Марла как припечатает, так ее Рольф и язык проглотит! — Матильда поставила ведро на край колодца. — У моего Джека даже пахарем себя назвать язык не повернется.
— Это потому, что ему тогда пахать придется, Матильда. Пусть лучше назовется лодырем, это уж наверняка.
Матильда поперхнулась от смеха и сделала вид, что возмущенно фыркнула.
— Ну ладно, сестрички, муженькам косточки перемыли, — вздохнула Марла, взявшись за колодезный ворот. — А теперь за наши женские заботы. Наберем водички, чтобы в доме было чисто?
— И в горшках булькало, — Риллис взялась за ворот с другой стороны. — Налегли!
— Я попью немного, — сказала Матильда, перегибаясь через край и заглядывая в глубину. — Ах, водичка холодная, све… Ай-й-й-й!
Марла чуть не отпустила ворот — и хорошо, что не отпустила, потому что Риллис отскочила в сторону.
— Матильда! Что еще…
Но Матильда не могла и слова вымолвить, она лишь шарахнулась от колодца, бледная и дрожащая, закрывая рот руками.
— Что она там такое увидела? — потянулась посмотреть Риллис, охнула и тут же отскочила. — Марла! Брось!
— Что там?
— Личинка дракона! Ужасная, с толстым брюхом и желтой чешуей! Крылья растопыренные, а на хвосте жало! Брось ее, Марла!
Тут и Марла услышала яростное и громкое шипение, казалось, окатившее ее с ног до головы. Она отдернула руки от ворота, словно тот был раскаленный. Ворот завертелся, заскрипел так тонко, что было еле слышно, и этот скрип эхом отражался от стенок, пока ведро не плюхнулось в воду.
Три женщины остолбенело уставились друг на друга. Первой дар речи обрела Риллис.
— Где же мы теперь будем брать воду? — прошептала она.
— Бес с ней с водой, сестрица! Что будет, когда оно вырастет?
— Оно не вырастет.
Троица обернулась.
Девушке было не больше двадцати пяти, но она ступала с благородством герцогини. Одета она была так же просто, как и крестьянки, только ткань платья побогаче и ярче. Она приближалась к ним с улыбкой на устах и стальной решимостью в глазах.
— Кто ты? — прошептала Марла.
— Я колдунья Королевского Ковена, — ответила незнакомка. — Что до вашего дракона — смотри!
Она подошла к колодцу и пристально посмотрела вглубь.
Три женщины обменялись взглядами, набрались храбрости и тоже подошли поближе, посмотреть.
Личинка сжималась и коченела, яростно шипя и хлопая крыльями, пока наконец шипенье не стихло и от драконьего тела не осталось и следа. Зато крылья стали огромными, в фут каждое, не меньше, и такой яркой, радужной окраски, что все трое охнули от восхищения. Создание выпорхнуло из колодца. Личинка превратилась в великолепную бабочку, но хоть она и казалась совершенно безобидной, хозяюшки шарахнулись в стороны, когда красавица поднялась над срубом и на мгновение повисла над колодцем. Незнакомка строго сдвинула брови, бабочка взмыла вверх, и ее унесло легким ветерком прочь, к лесу.
Незнакомка вздохнула свободнее. Когда она обернулась к трем женщинам, лоб у нее блестел от пота.
— Это был не настоящий дракон, а тварь из ведьмина мха. Теперь она улетела и больше вас не потревожит.
Женщины обалдело уставились на нее. Наконец Марла собралась со словами.
— А кто… кто ее сделал?
— Злобный колдун, который бунтует против Их Величеств.
— А если она снова превратится в дракона?
— Ну так я снова изгоню ее — я или другие, как я, — и девушка сверкнула улыбкой. — Не бойтесь, добрые женщины. Король и королева заботятся о своем народе и оберегают его.
Она повернулась и направилась в лес. Три женщины изумленно смотрели вслед, а с неба жарко палило полуденное солнце.
Затем Марла расправила плечи.
— Ну что, сестрицы! — сверкнула она глазами. — Будет же нам что порассказать!
Опускался вечер. Поужинав после работы, взрослые вышли из домов посидеть, поболтать, вокруг носились и возились дети — словом, стоял типичный деревенский вечер.
— Услышьте слово Господне!
Черт его знает, откуда взялся этот проповедник. Жители уставились на пришельца, на их лицах читался скорее испуг, чем удивление. В последнее время попы не приходили с добрыми вестями.
— Не доверяйте князьям, говорит Господь! Ибо воистину, кто нынче поверит нашим владыкам Туану и Катарине, будет последним глупцом!
Пораженные люди застыли: то, что они услышали, граничило с изменой! Даже дети сообразили, что что-то неладно, мало-помалу утихли и тоже стали прислушиваться.
— Туан и Катарина стремятся узурпировать власть Церкви! Король с королевой отринули увещевания лорда архиепископа, примкнув в упорстве своем к погрязшей в разврате и грехе Римской Церкви, и тем повергли Греймари в пучину бед! И как они поступают с народом, так и с самой землей, по которой ходят! Уже собираются силы, чтобы сотрясти почву у них под ногами! Истинно, истинно говорю вам: через три минуты земля содрогнется!
Не веря своим ушам, селяне ошеломленно зашумели. Послышались горестные восклики, кто-то бросился к своим домам.
— Все будет цело! — закричал проповедник. — Почти все уцелеет! Земля только содрогнется, но не расколется! Это только предупреждение Господа нашего, а не гнев Господень! Слушайте! Внемлите!
Немного успокоенные, крестьяне снова обратили свои взгляды к пророку. Священник выпрямился, самоуверенно усмехнулся…
Прошли секунды…
И еще. И еще.
Священник нахмурился, а люди зашептались.
— Три минуты-то давно уж прошли!
— Прошли-прошли! Ты почувствовал содрогание?
— Когда мои быки тянут плуг, земля и то сильней трясется.
Проповедник скривился от напряжения, сжал кулаки, на лбу выступили горошины пота. Люди заметили это и снова замолкли, глядя на него. Но ничего не произошло.
— Да это простой жулик, — проворчал кто-то.
— Шутник, выбривший тонзуру, — подхватила какая-то хозяюшка.
— Ты что, смеешься над нами, парень? — шагнул вперед коренастый крестьянин.
— Я монах ордена Святого Видикона! — взвизгнул священник.
— Любой может натянуть рясу и сунуть в карман размалеванный кусочек дерева! — фыркнул еще один здоровяк. — Ты что, приятель, за дураков нас принял?
— Не приближайтесь ко мне! — попробовал скомандовать монах, но голос у него предательски дрогнул. Он попятился от крепких крестьян, подступавших к нему с трех сторон. Между двух бугаев он заметил улыбающегося незнакомца и негодующе посмотрел на него. Незнакомец только шире ухмыльнулся, и теперь это была жесткая и угрожающая улыбка.
— Сойдите с пути неправедного! — вскрикнул проповедник. — Отступитесь от самозваных монархов — или содрогнется земля, говорю вам!
С этими словами он развернулся и поспешил скрыться в лесу, сгорая от стыда — и ярости в адрес молодого человека с жесткой улыбкой. Теперь он был уверен, что тот парень — чародей, который и удерживал землю силой своего разума, пока проповедник пытался ее сотрясти.
Глава пятнадцатая
Лютни и гобои плели плавную мелодию, умиротворявшую душу каждого, кто вступал в главную церковь Раннимеда. Под сводами вознеслись звуки хорала, и в храм рука об руку вошли Их Величества. Перед королем и королевой, не по годам величаво, ступали их сыновья. Лакеи шли впереди, фрейлины шествовали сзади. Слушать мессу в соборе собралась треть королевского двора, остальным пришлось довольствоваться часовней.
Королевская семья уселась. Катарина с улыбкой сжала руку Туана. Он улыбнулся в ответ. На несколько кратких минут благость Господня коснулась и их душ.
Хорал завершился торжествующей Аллилуйей, и священник с кафедры воскликнул:
— О возлюбленные братие мои во Христе!
Вздрогнув от неожиданности, Катарина и Туан недоуменно поглядели на священника. А что же Introit? Что же Confiteor, Gloria, послания и евангелие?[9]
— В это воскресенье мессы не будет, — угрюмо произнес священник.
Туан нахмурился, Катарина потемнела, а вокруг разразилась буря негодующих возгласов.
Священник с той же угрюмой миной дождался, пока шум утихнет, потом развернул свиток.
— Я должен прочесть вам послание нашего Преподобного Архиепископа.
Катарина аж подпрыгнула в кресле, но Туан сдержал жену.
— Пусть говорит. Мы еще не деспоты. И лучше, чтобы претензии были высказаны открыто.
Королева подчинилась, кипя от негодования. Ален и Диармид перепугано поглядывали на