— Значит, грешники — не мы, а этот архиепископ со своими подручными.
— Да, он согрешил, и согрешил страшно, отделившись от Рима и ввергнув нас в такое душевное смятение, — тут глаза колдуньи расширились. — И это в самом деле говорю я?
— Не принимай этого так близко к сердцу, — утешил Род.
— Не приму, — решительно ответила она. Итак, мой господин, как и говорил наш архиепископ, я теперь и в самом деле стану еретичкой.
— Но только на Греймари, радость моя, и только в пяти графствах.
— Никогда бы не подумал, что у нее такое средневековое отношение ко всему этому, — ошарашено покачал головой Род.
— А почему нет, Род? В конце концов, она ведь средневековая женщина.
— Угу, — нахмурился Род. — А я все время забываю об этом. Она была такой сообразительной, чувствительной, ловила на лету все, чему я её учил, и с делами государственными справлялась не хуже меня, и…
Фесс издал хриплое гудение. Так он откашливался.
— А? Да-да, я тут вроде управляющего, разве нет? — поджал губы Род. — По крайней мере, моя забывчивость объяснима.
— Да, объяснима. Но она выросла в средневековом обществе, Род, а привитые в детстве понятия фундаментальны, они навсегда сохраняются в душе человека.
— Естественно, — кивнул Род. — Удивительней всего не то, что Гвен впала в бешенство, а то, что она сумела так быстро успокоиться.
Сидя в скриптории, архиепископ назначал епископов. Он старательно макал перо в чернильницу, улыбаясь, писал строчку за строчкой и совсем расцветал, когда выводил в конце свою подпись.
— …настоящим назначаешься епископом Стюартским, что будет утверждено возложением рук, когда позволит время и обстоятельства, в аббатстве Святого Видикона. До тех же пор береги паству свою, как велит наша Церковь. Джон Уиддекомб, архиепископ Греймарийский.
— Теодор Обриз, епископ Стюартский, — повторил он, посыпая лист песком.
Брат Альфонсо аккуратно вписал имя отца Обриза в список епископов.
Архиепископ стряхнул песок с рукописи, свернул ее и протянул брату Анно, понуро стоявшему рядом. Тот запечатал свиток горячим воском, а архиепископ приложил к воску свой перстень-печатку. Потом брат Анно отложил свиток в сторону, к другим таким же, дожидающимся гонца, а архиепископ вернулся за стол и взял чистый лист пергамента.
— Так. Кто капеллан у эрла Тюдора?
— Отец Грегори МакКенэи, — ответил брат Альфонсо.
Архиепископ снова взялся за перо.
— Преподобному Грегори МакКензи, именем Господа, мои приветствия. Зная тебя, как непоколебимого в вере…
Отец МакКензи с недоуменной миной развернул пергамент.
— Что же такого хочет сообщить мне Его Светлость, брат Лионель, что нельзя передать на словах?
Гонец отставил в сторону кружку и вытер пену на усах.
— Не знаю, отец. Мне было велено только доставить свиток.
— Преподобному Грегори МакКензи, — начал читать священник. По мере того, как он читал дальше, его глаза раскрывались все шире. Когда же он дочитал до конца, его глаза сияли вовсю. Он шевельнул губами, стараясь сдержать улыбку в приличествующих пределах.
— Благодарю тебя за добрую весть, брат. Не разнесешь ли ты мои послания всем приходским священникам Тюдора?
— Отец Обриз желает говорить с вами, милорд.
— Поп? — эрл Стюарт ласково провел рукой по холке гнедого жеребца, своего последнего приобретения. — Что ему нужно?
— Он не сказал, милорд. Но он бледен, как снег в январе.
Стюарт поднял голову, потом нехотя повернулся к слуге.
— Пусть войдет.
Лорд вышел из стойла, конюх кинулся запирать за ним. Увидев священника, эрл остановился, расставив ноги и подбоченясь.
— Храни вас Бог, святой отец.
— И вас, милорд.
Губы священника были крепко сжаты. Когда он протянул Стюарту пергаментный свиток, его рука заметно дрожала.
— Я принес письмо от милорда архиепископа.
— И что он пишет? — Стюарт сложил на груди руки.
Священник со вздохом развернул свиток. Он прекрасно знал, что эрл Стюарт так и не удосужился научиться читать.
— Преподобному Теодору Обризу от преподобного Джона Уиддекомба, милостию Божией архиепископа Греймари…
Дочитав до конца, он свернул пергамент, выпрямился, как мог, и посмотрел прямо в глаза эрлу Стюарту.
— Ну, — натянуто усмехнулся Стюарт, — теперь вы наш епископ. Наверное, я должен вас поздравить?
— Нет, — покачал головой отец Обриз. — Я не могу принять этого назначения.
Улыбка сползла с губ эрла. Двое в напряженном молчании глядели друг на друга.
— Почему же нет? — спросил наконец эрл.
— Моя совесть не позволяет мне оставить Римскую церковь.
Глаза эрла Стюарта превратились в льдинки.
— Поздновато же ты вспомнил о благочестии.
— К моему стыду, — понурил голову священник.
— Я медлил, надеясь, что Его Светлость отринет суетные помыслы. Но он упорствует. И я больше не могу пребывать в молчании.
— И больше не можешь быть моим капелланом, — кивнул Стюарт.
Он повернулся к ближайшему стражнику.
— Отведи отца Обриза в самую уютную камеру в моих темницах.
Молоденький солдат побледнел, но повиновался.
Звякнул алтарный колокольчик, и эрл Тюдор опустился на колени для утренней мессы. Но подняв глаза, буквально остолбенел. Перед ним стоял все тот же отец МакКензи, но в руках капеллан держал посох епископа, а на голове красовалась митра.
— Dominus Vobiscum, — нараспев начал священник. — Прежде чем начнется месса, я прошу вас разделить со мной радостную весть — повелением нашего преподобного архиепископа я возведен в сан епископа Тюдорского.
И он воздел руки, но ожидаемых радостных возгласов не последовало. Эрл Тюдор, побледнев, вскочил на ноги.
— Преподобный отец, — скрипнул он зубами, — аббат Уиддекомб не может произвести тебя в епископы — у него нет на это никакого права. Папа не возвел его в сан архиепископа.
— Так думал и я, милорд, — вскинул голову священник. — Однако теперь я убежден в правомерности действий архиепископа.
— Еще бы, ведь он сделал тебя епископом! Ну нет, в моей вотчине Греймарийской Церкви не бывать! И ты здесь больше не капеллан!
— Милорд, не вам решать…
— Сэр Биллем! — рявкнул эрл. — Ты, с шестерыми стражниками, возьмите этого надутого монашка со всеми его побрякушками, проводите его на восточную границу наших земель, и пусть отправляется во владения герцога ди Медичи! Там, где правит самозваная Церковь, ему окажут гостеприимную встречу.
Сэр Биллем вытянулся, махнул своим стражникам, и солдаты окружили капеллана, потрясенно озиравшегося по сторонам. Когда его вывели из часовни, эрл добавил, обращаясь к сенешалю:
— И пошлите к графу Рису, пусть он отправит к нам сюда отца Глена.
— Габсбурги! Тюдор! Романов! Раддигор! — архиепископ по очереди швырял свитки на стол. — Раддигор, даже Раддигор! А ведь наш монастырь лежит во владениях баронета! И все эти надменные вельможи, все, как один, только посмеялись над назначенными мною епископами!
— О да, они погрязли в мерзости, — прошипел брат Альфонсо, — но их мерзость — ничто по сравнению с теми из священников, что сами отказались от ваших грамот!
— Мерзость? Нет, это слишком легко сказано. Ересь! Они еретики, и потому будут изгнаны из нашего ордена и лишены сана! Приготовь мне на подпись такую грамоту, брат Альфонсо.
— Слушаюсь, милорд, — поклонился секретарь. — Но не падайте духом — епископы МакКензи и Фогель остались верными вам.
— Лишь потому, что заполучили посох епископа! Что ж, попытка стоила того. Остается лишь сожалеть, что они не смогли поколебать убеждений своих лордов, — покачал головой архиепископ. — Я уже жалею, что верные королю лорды не заточили их — тогда их конгрегации могли бы возмутиться.
— Но Их Светлости прислушались к голосу разума, — согласно кивнул брат Альфонсо, — и всего лишь изгнали их.
— Да, и МакКензи с Фогелем снова с нами, — помрачнел архиепископ. — Но, конечно, они сохранят свой сан и будут епископами в изгнании. И…
Он медленно поднял голову, уголки губ изогнулись в улыбке.
— На место тех малодушных, которых мы лишим сана, будут назначены другие епископы в изгнании, чтобы вся страна знала, что их пастыри ожидают их!
— Отличная мысль, милорд! — мысль оказалась даже чересчур отличной, и брат Альфонсо занервничал; архиепископу не полагалось думать самому. — И тем более отличная, что новым епископам придется проявить двойную преданность вам и вашему делу! Кого же вы изберете?
— Отца Ригори, — неторопливо перечислял архиепископ, — и отца Хэсти. И еще отца Самиздата, отца Рому и отца Рона…
Глава шестнадцатая
Вечером Род вышел на крыльцо, просто так, чтобы полюбоваться небом. Необъятная звездная глубина всегда успокаивала его душу, напоминая, насколько же бессмысленными и незначительными по сравнению со всеми этими просторами кажутся стремления и раздоры крошечной кучки людей под именем «человечество».
Уж ему ли было не знать.
Рядом с коленкой, как из-под земли, вынырнул эльф.
— Лорд Чародей! Тебя зовут монахи из деревянного дома!
— Отец Боквилва? — переспросил Род. — Что еще стряслось?
— Не знаю. Он просто вышел на крыльцо и крикнул: «Маленький Народ, если вы слышите меня, позовите сюда Верховного Чародея!»
— Ага. Вот как, — кивнул Род. — Забавно. Практические соображения берут верх над теологией. Вы, эльфы, считаетесь суеверием, однако когда ему нужна ваша помощь, он все-таки обращается к вам. Да, этот орден действительно берет свое начало от иезуитов. Ладно, передай ему, что я иду.
Когда Род вышел на дорожку, ведущую к обители, то сразу же увидел, как отец Боквилва спешит ему навстречу с лампой в руке. Или, по крайней мере, у него на лице было написано, что он именно торопится, а так ему приходилось сдерживать шаги, приноравливаясь к медленным движениям приземистого коренастого человека, шедшего рядом. И этот другой был очень странно одет для монаха-катодианца. Если уж об этом зашла речь, то и вообще для греймарийца. Незнакомец носил черный комбинезон — и белый пасторский воротничок.