— О нет, милорд аббат, я не собираюсь искушать людей отвернуться от истинной Церкви.
Лицо аббата окаменело.
— Любой подобный раскол в Церкви приведет лишь к бедам и несчастьям среди простого народа, который и составляет ее тело, — мягко продолжал Род. — И я умоляю вас, милорд аббат, сделайте все, что в ваших силах, чтобы предотвратить такой раскол.
Секретарь, стоявший за спиной аббата, впился в собеседников горящими, как угли, глазами.
— Не в наших силах подобные деяния, — отозвался аббат ледяным тоном. — Единство Греймари покоится в руках Их Величеств… и великих лордов.
От этого намека на гражданскую войну у Рода похолодело внутри.
— Но вы — целитель душ, лорд аббат. Неужели вы не можете найти путь, чтобы тело Греймари снова стало единым?
Секретарь шагнул вперед, даже протянул руку, но спохватился.
— Мы не предпримем ничего, что послужило бы против интересов простого народа, — сухо ответил аббат, — или против интересов Короны — учитывая, конечно, что Их Величества будут править в согласии с христианской добродетелью.
Что значило — Церковь не станет возражать против Туана и Катарины до тех пор, пока они будут делать то, что скажет Церковь. Нет, этого мало.
— Милорд аббат хочет сказать, что Греймари может быть воссоединена только в том случае, если Их Величества отрекутся от Римской Церкви и признают Греймарийскую Церковь, как единственно истинную?
Аббат недовольно поморщился.
— Ты столь же неуклюж, сколь и бестактен. Я предпочту сказать, что не будет ни нашего благословения, ни благоволения любому правителю, придерживающемуся веры, которую мы сочтем лживой.
— Даже если и добродетели и вера — одни и те же, не считая того, кто отдает приказы, — Род попытался подавить нараставший в нем гнев. — Но разве вы не согласны, милорд аббат, — жизненно важно, чтобы Церковь служила прибежищем для людей на тот случай, если Корона впадет в тиранию?
Ага, теперь уже не гранит — настороженное внимание. Аббат обнюхивал приманку.
— Так оно и есть. Церковь всегда противостояла беззакониям и лордов, и короля. Признаюсь, меня удивляет, что ты придерживаешься такой же точки зрения.
— Если бы вы знали меня ближе, это вас не удивило бы. Тем более, что из этой точки зрения вытекает следующее — если в тиранию впадет Церковь, то убежищем для людей должна стать Корона.
Лицо аббата побагровело.
— Никогда не бывать такому! Слуги Божьи не могут быть жестокосердными! Лишь они могут уповать, что неподвластны сему греху!
— Конечно, но ведь они — только люди, — Род не сдержал улыбки. — Даже священник может поддаться искушению.
— Куда меньше, чем лорд или король!
— Не спорю, — Род развел руки. — Но если так все же случится, милорд, не важно ли, чтобы Корона была способна защитить своих подданных?
Аббат, прищурившись, уставился на Рода.
— Церковь должна быть отделена от Государства, — негромко проговорил Род, — точно так же, как Государство должно быть отделено от Церкви. В этом и лежит подлинная защита народа.
— Умоляю, не учи меня, как заботиться об общем благе, — огрызнулся аббат. — Пропитание для бедных всегда составляло предмет нашей особой заботы.
— И да пребудет так и далее, — благочестиво добавил Род.
— Пребудет, — лорд аббат поднялся с достоинством айсберга. — В этом я тебе ручаюсь. Или ты хочешь от меня большего?
Это был вызов, а Род знал, когда нужно остановиться.
— Благодарю вас, милорд. Вы дали мне все, что я мог ожидать.
А что он мог ожидать, кроме дурных предчувствий? Род постарался не подавать виду, встал и поклонился аббату, который коротко кивнул в ответ. Брат Альфонсо шагнул к дверям. Выходя за порог, Род покосился на секретаря и замер при виде его еле заметной, но торжествующей улыбки. Род кивнул ему головой.
— Весьма поучительно было познакомиться с вами, брат Альфонсо.
— Надеюсь, мы еще увидимся, — промурлыкал тот.
М-да, не очень благоприятная беседа, думал Род, пока послушник вел его к воротам. Особенно, когда он вспомнил — аббат ни разу не назвал его ни лордом Чародеем, ни просто милордом.
Граф Д'Аугусто ввалился в зал впереди всех благородных охотников, раскрасневшийся, веселый, но — с пустыми руками.
— Эй, домоседы! — окликнул он. — Вы упустили достойную погоню!
Четверо оставшихся в замке высокородных заложников оторвались от игры.
— Мы вовсе ничего не упустили, — граф Гибелли желчно покосился на Д'Аугусто.
— Пусть его, Гибелли, — протянул сэр Бейзингсток, наследный баронет Раддигор. — Горячка охоты позволяет им забыть о том, кто они такие на самом деле. Узники Короны, которых держат здесь, чтобы заручиться покорностью их отцов.
Он потряс костями в стаканчике и бросил.
— Лучше быть заложником, чем иметь родителя без головы, — Д'Аугусто грохнулся в кресло в виде песочных часов, схватил кувшин с вином и налил себе полный кубок. — Это был выбор моего отца, и я не сожалею о нем. А наш плен достаточно приятен — ты не можешь отрицать, что мы пользуемся здесь свободой гостей.
— Ага, поохотиться с дюжиной рыцарей короля Туана вокруг, — Гибелли вернулся к шахматной доске. — И я вижу, что ты, о почтенный потомок Бурбонов, вернулся домой с пустыми руками.
— Подумаешь, волк ускользнул! — виконт Лланголен, сын графа Тюдора, упал рядом с Д'Аугусто и тоже потянулся за кувшином с вином. — Ручаюсь, эту ночь он просидит в своем логове и не посмеет пугать простых людей.
— Мы загоним его завтра, — граф Грац сел напротив и выхватил кувшин из рук виконта. — Будет, Лланголен! Ты все равно не выпьешь больше, чем вместит твой кубок!
— Но попробовать-то я могу? — ухмыльнулся Лланголен. — А ты, как все Габсбурги, хочешь загрести все вино себе одному.
— Развлечения так опьянили вас, что вы позабыли о своем достоинстве, — злобно бросил Гибелли. — Или вы сами не видите? Вам же явно больше нравится гоняться не за серым волком, а за дикой гусыней![4]
Маджжоре, наследник Дома Савой, свирепо обернувшись, потянулся за колчаном со стрелами:
— Я добыл достаточно серых гусей, чтобы поправить дурные манеры Медичи!
При упоминании имени отца глаза Гибелли сверкнули. Он привстал.
— Мир, милорды, — Д'Аугусто придержал руку Маджжоре, встретившись взглядом с Гибелли. — И где же свила гнездо эта твоя гусыня?
— Где же, как не в голове у Туана Логайра, — ответил Гибелли, — или, что то же самое, в голове его жены. Как! Неужели вас столь одурманили удовольствия, что вы не видите? Эти бесконечные охоты, игры, балы — просто туман, которым вам застят глаза, пока Их Величества обдирают вас как липку, лишая вас первородных прав!
Грац покраснел и собрался было ответить, но Д'Аугусто положил ладонь ему на руку.
— Отвечая кратко и по сути: наши первородные права — это права владения нашими поместьями, а они все еще в руках наших отцов. Развлечения же, которые устраивает для нас король — школа хороших манер и мудрых советов. Что до волка, мы нашли зарезанную им овцу и оставленные им следы — и даже видели его хвост, прежде чем он ушел по скалистому склону. Там мы не могли за ним гнаться.
— Верно. Еще плащ запачкаешь, — фыркнул сын графа Маршалла.
Д'Аугусто бросил взгляд на великолепное золотое шитье и парчу камзола Маршалла, зная, что сам он — в простой одежде из обычного черного сукна и кожи.
— Слишком велика была опасность того, что зверь выпрыгнет из засады, а солнце уже клонилось к закату. Однако мы нашли его логово и выгоним его оттуда завтра.
— И даже если выгоните, что тогда, а? — в глазах Гибелли сверкнуло презрение. — Тем самым вы поможете врагу ваших отцов, избавив его простолюдинов от напасти. Что, так и будете дальше беречь его стада и укреплять его власть до того долгожданного дня, когда он наденет хомут на всю знать?
— Ты только и видишь, что свою окаянную власть! — взорвался Грац.
Гибелли, оскалившись, потянулся за кинжалом.
Д'Аугусто перехватил руку Граца, уже скользнувшую к рукояти, и сдержал товарища, натужно улыбаясь Гибелли.
— Король ищет единого закона для всей Греймари, закона, который даст справедливость и порядок всем его подданным, и даже тебе. И в этом нет ничего скверного, хотя нашим родителям придется сдерживать свои капризы и прихоти.
— Когда он урезает наши доходы — это больше, чем каприз!
— Еще бы, на целую пятую часть. Теперь мы не сможем больше выжимать из наших крестьян каждый цент, чтобы выбросить их на ветер, или чтобы содержать целую армию. Но нам хватит, чтобы жить богато, строить замок с крепкими стенами и держать достаточно солдат, чтобы усмирить любых разбойников. Я не вижу в этом большого вреда, наоборот, добро и наше процветание — благодаря народу, у которого будет защита и надежда.
— А как насчет назначения приходских священников в твоих владениях? Что ты на это ответишь, а?
— Ничего, — пожал плечами Грац. — Какая мне разница, кто будет возносить молитвы в моих владениях? И потом — назначает-то священников все-таки аббат, а не король!
— Только потому, что аббат вырвал у королевы это право, которое она украла у наших родителей!
— Действительно, королева была надменной и дерзкой, — кивнул Д'Аугусто. — Но король Туан усмирил ее нрав.
— Ха, если раньше она дышала огнем, то сейчас всего лишь плюется искрами! И такой-то ты станешь прислуживать?
В глазах Д'Аугусто занялся огонек.
— Я никому не прислуживаю. Но я пойду за королем Туаном.
— Он превратил тебя в лакея! — прошипел Гибелли.
Д'Аугусто сорвался было с места, но на полдороге застыл, сжигая того взглядом.
— Что же тебя остановило? — издевательски спросил Гибелли. — Или ты боишься королевской кары?
— Нет, — мурлыкнул Маршалл. — Он женился на прекрасной леди Мэб, которая вскорости родит. Это не король лишил его гордости, это женщина лишила его мужества.
Взгляд Д'Аугусто скользнул к насмешнику, а рука легла на рукоять, но почувствовав предостерегающее пожатие Граца, он совладал со своими чувствами.