Бром хихикнул в бороду.
— Да я же бился с тобой, Род Гэллоуглас, и ты неплохо дрался, причем в том же стиле, что и я! — Он посерьезнел. — Нет, ты нацепил бы доспехи не раньше, чем я.
Род нахмурился, пристально всматриваясь в широкое, заросшее бородой лицо.
— Ты до сих пор не доверяешь мне до конца, не так ли?
Бром натянуто улыбнулся.
— Род Гэллоуглас, я никому не доверяю и с подозрением гляжу на любого гвардейца, пока тот не отдаст свою жизнь за королеву.
Род кивнул.
— И много таких?
Глаза Брома обожгли его.
— Семеро, — ответил он. — За последний год я стал доверять семерым гвардейцам.
Род скривил рот в невеселой ухмылке. Он поднял серебряно-пурпурный камзол и надел его.
— Раз ты такого высокого мнения обо мне, может позволишь мне пробовать пищу королевы, чтобы определять не отравлена ли она?
— Нет, — буркнул Бром. — Это моя и только моя привилегия.
Род замолк на секунду, пристально всматриваясь в глаза человечка.
— Ну, — произнес он, отворачиваясь, чтобы застегнуть пурпурный плащ, — ты все еще жив, как я погляжу.
Бром кивнул.
— Хотя несколько раз болел... и серьезно болел, мой мальчик. Но, похоже, я могу обнаружить яд на вкус, и мне не нужно дожидаться смерти, чтобы убедиться, что пища отравлена.
Он усмехнулся и, подскочив к Роду, похлопал его по обтянутому железом животу.
— Брось, не вешай нос! Тебе предстоит иметь дело только лишь с мечами и, возможно, время от времени, с арбалетами, так что будь бодр и весел.
— О, я просто дрожу от нетерпения, — буркнул Род. Бром развернулся и направился к двери.
— А теперь — в палату Королевского Совета! Пойдем, я покажу тебе твой пост.
Карлик обернулся и ткнул пальцем в Большого Тома.
— Эй, ратник Том! Возвращайся к себе в казарму. Если ты понадобишься, твой хозяин позовет тебя.
Том вопросительно взглянул на Рода.
Тот кивнул. Бром с грохотом распахнул дверь и вышел. Род, улыбаясь, покачал головой и последовал за ним.
Палата Королевского Совета являла собой огромную круглую залу, большую часть которой занимал большой, футов 20 в диаметре, круглый стол. В южной, восточной и западной точках окружности зала находились двери, а на севере палаты размещался гигантский камин, где весело потрескивали дрова.
Стены были увешаны безвкусными гобеленами и роскошными мехами. Над камином висел огромный щит, украшенный королевским гербом. Сводчатый куполообразный потолок пересекали массивные резные балки.
Вокруг стола, сделанного из полированного орехового дерева, сидели двенадцать Великих Лордов королевства: герцог Медичи, граф Романофф, герцог Глочестер, князь Борджиа, граф Маршалл, герцог Стюарт, герцог Бурбон, князь Габсбург, граф Тюдор, баронет Раддигорский, герцог Савойский и величественный седовласый герцог Логайр.
Слушая, как герольд зачитывает со свитка имена, Род понял, что здесь собрались все, кроме королевы Катарины Плантагенет.
Размышляя над списком имен, которые выбрала себе элита Эмигрантов, Род решил, что они были не только романтиками, но и немного чокнутыми. Воистину Плантагенет* [22]! Рядом с каждым из Великих Лордов сидел худенький, жилистый сморщенный старичок с изможденным лицом, горящими голубыми глазами и шишковатым черепом, украшенным несколькими зализанными прядями волос.
«Советники?» — гадал Род. Странно, что они были так похожи друг на друга...
Все сидели в массивных, украшенных резьбой креслах из темного дерева. И лишь в восточной части стола пустовало большое позолоченное кресло.
Раздалась барабанная дробь, запели фанфары, и все лорды и советники поднялись на ноги.
Огромные двойные створки восточной двери широко распахнулись, и в палату вошла Катарина.
Род стоял на посту у западных дверей. Перед ним открылся столь прекрасный вид, что у него защемило в груди.
Облачко серебристых волос вокруг изящно очерченного, недовольного личика; большие голубые глаза и кораллово красные губки; стройное детское тело с набухающими грудями и с узкими бедрами, которые, благодаря широкому поясу на талии, были туго обтянуты шелком, спускающимся в виде буквы «Y» от бедер до пола.
Она села в пустующее кресло, положила руки над подлокотники и, выпрямившись, откинулась на позолоченную деревянную спинку.
Бром О'Берин вспрыгнул на табурет, стоящий справа от нее.
Прямо напротив королевы, в западной части стола сидел герцог Логайр. Его советник начал что-то шептать ему на ухо. Герцог нетерпеливым жестом велел ему замолчать. Бром О'Берин кивнул герольду.
— Большой Королевский Совет объявляется открытым, — провозгласил герольд. — Здесь собрались все великие земли Грамарая. Пусть те, кто ищет справедливости, подадут в присутствии равных себе прошения королеве.
В комнате воцарилась тишина. Герцог Бурбон заерзал в кресле и откашлялся. Голова Брома повернулась к нему.
— Милорд Бурбон, — прогрохотал он, — вы желаете обратиться к королеве?
Герцог, не спеша, поднялся. Хотя вышитый на его камзоле герб украшала лилия* [23], волосы и усы у него, в отличие от дворян средневековой Франции, были белокурые.
— Ваше Величество, — произнес герцог, степенно поклонившись королеве, — и мои братья лорды. — Он кивнул сидящим за столом, затем расправил плечи и выпятил челюсть. Я вынужден протестовать, — прорычал он.
Не сгибая спины, Катарина слегка подалась вперед, так что создалось впечатление, будто она смотрит на рослого вельможу сверху вниз.
— Против чего вы вынуждены протестовать, милорд?
Герцог Бурбон опустил взгляд на поверхность стола.
— С тех незапамятных времен, когда наши предки прибыли со звезд, крестьяне всегда были подданными своих лордов, а лорды подданными Великих Лордов, которые, в свою очередь, являлись подданными короля... королевы, — поправился он с легким поклоном Катарине.
Губы ее сжались в тугую струнку, но она проявила недюжинную выдержку.
— Сие, — подвел итог герцог, — естественный порядок вещей — каждый человек является подданным того человека, который занимает более высокое положение; правосудие и порядок находятся в руках лорда; в пределах своего домена* [24] он олицетворяет собой закон, подчиненный, конечно, королеве.
Снова вежливый поклон Катарине, и снова та стерпела неуважение. Но она стиснула подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев.
— И вот теперь Ваше Величество ниспровергает этот старый добрый порядок и навязывает нам назначенных Вами судей, чтобы те вершили правосудие в наших доменах, держа ответ только перед Вами, хотя это противоречит воле Вашего отца, благородная королева, и отца Вашего отца, а также всех Ваших предков с начала рода Вашего. Если мне позволят говорит прямо, я нахожу все это почти что насмешкой над Вашими великими и благородными предками. От своего имени я добавлю, что не потерплю, чтобы какой-то мужлан, Ваш слуга, вздумал помыкать мною в моем собственном доме!
К концу речи он покраснел, как рак, и сорвался почти на крик, сверля королеву гневным взором.
— Вы закончили? — спросила Катарина таким тоном, словно она хранила его в ледниках своей души специально для подобного случая.
Герцог Бурбон медленно склонил голову.
— Я закончил, — и сел.
Катарина на миг закрыла глаза, затем посмотрела на Брома О'Берина и едва заметно кивнула. Бром встал.
— Кто-нибудь хочет высказаться в поддержку милорда Бурбона?
Встал молодой человек с огненно-рыжими волосами.
— Я согласен со всем, что сказал сейчас милорд Бурбон. Кроме того, я хотел бы добавить, что королеве было бы не худо задуматься о возможности подкупа назначенных ею судей; ибо человека, не имеющего ни земель, ни средств, ни родового имени, честь которого надобно беречь, можно легко ввести в искушение и склонить к торговле правосудием.
— Если они это сделают, — отрезала Катарина, — то те люди, в отношении которых был допущен произвол, вздернут их на самой высокой виселице.
Несколько секунд Катарина хранила молчание, глядя прямо в глаза юному вельможе, затем Бром О'Берин прорычал:
— Мы благодарим благородного герцога Савойского.
Молодой человек поклонился и сел.
— Кто еще выскажется в поддержку милорда Бурбона и герцога Савойского?
Один за другим оставшиеся десять лордов поддержали герцога Бурбона. Большой Совет королевы единогласно был против нее.
Плотно сжав губы, Катарина на миг закрыла глаза. Затем она обвела стол пылающим взором.
— Милорды, я несказанно огорчена тем, что встретила среди вас столь сильное противодействие королевскому правосудию. — Она натянуто улыбнулась. — Благодарю вас за искренний совет. И все же я не уступлю — мои судьи останутся в ваших владениях.
Вельможи зашевелились в своих креслах, перешептываясь друг с другом дрожащими от ярости голосами. Казалось, все они слились в одного огромного, злобно рычащего, встревоженного зверя. Медленно поднялся старый герцог Логайр и тяжело оперся на стол.
— Моя королева, — громко сказал он, — одумайтесь: даже короли могут допускать ошибки, а Вы еще столь неопытны. Известно, что много умов, собравшихся вместе, мыслят яснее, чем какой — либо отдельный ум, а здесь перед Вами собрались двенадцать представителей самых древних и почитаемых родов, члены семейств, поседевших от государственных забот — пожилые люди из уважаемых семейств, умудренные, надо полагать, грузом прожитых лет. Будете ли Вы настаивать на своем, когда столько людей твердо уверены в том, что Вы не правы?
Лицо Катарины превратилось в мертвенно — бледную маску, на которой раскаленными углями пылали глаза.
— Да, буду, спокойно ответила она.
Бесконечно долгий миг лорд Логайр смотрел ей прямо в глаза, затем медленно сел.
Катарина обвела взором окружавшие ее лица, не жалея времени на то, чтобы поглубже заглянуть в глаза каждому. Затем, выпятив челюсть, заявила: