Трока изумил не только бестелесный голос, но и точность этого описания. Действительно, он намеревался спросить совета, как напасть на Нефера-Сети и уничтожить его. Ему хотелось ответить, но его горло сжалось и пересохло, как пелены древней мумии.
Нежный детский голос продолжал:
– Ты всегда получал добрые советы от моего преданного слуги Иштара Мидянина. И правильно поступал, что внимал им. Если бы ты не послушал его и пошел на Галлалу, то столкнулся бы с бедствием даже большим, чем хамсин, уничтоживший и похоронивший твои полчища.
Трок остро припомнил, как Иштар отговорил его посылать армию в пустыню на востоке, чтобы напасть на Нефера-Сети и пленить Минтаку, эту беглую жену. Лазутчики давно донесли ему, что парочка обретается в Галлале. Он собрал для похода сильный отряд колесниц и пехотинцев. Трок понимал, что если не избавится от этой угрозы своему трону, если не сокрушит юного фараона прежде, чем тот войдет в силу, то бунты и мятежи распространятся вскоре по всему его царству. А в таком случае династия, которую он мечтал создать, падет, едва возникнув. Но не менее ненависти к Неферу и страха перед исходящей от него угрозой им руководило стремление схватить ту единственную женщину, что оскорбила и отвергла его. Ненависть к ней затмевала в нем любые иные чувства.
Иштар отговорил его от похода. Предсказаниями о страшных последствиях, бедах и гибели Мидянин убедил его совместно с Наджей вести войска к легендарному Вавилону. Однако, хотя до сих пор поход был победоносным, хотя добычи и пролитой крови было не сосчитать, Трок в глубине души чувствовал неудовлетворенность.
– Я должен покончить с Нефером-Сети, – буркнул он, убеждая не только бога, но и себя самого. – Двойная корона будет шататься на моей голове, пока я не убью его и не брошу труп в огонь, лишив возможности воскреснуть. Я уже приказал стереть его имя и имя его отца со всех зданий и памятников в Египте, но мне нужно навсегда уничтожить саму память о нем.
В гневе и ненависти он вскочил.
– Ты однажды отговорил меня от того, что мне следовало сделать, пугая дурными предзнаменованиями и зловещими приметами! – крикнул он Иштару и его богу. – Теперь я обращаюсь к тебе как равный, а не как проситель. Я требую, чтобы ты отдал мне тело и душу Нефера-Сети для суда и возмездия. И не приму от тебя и твоего присного очередного отказа.
В ярости и злобе Трок собрался пнуть Иштара. Мидянин заметил это и откатился в сторону. Подбитая бронзовыми гвоздями сандалия Трока задела жертвенную чашу, и кровь младенцев выплеснулась на плиты и на переднюю часть алтаря.
Даже Трок был потрясен своим поступком. Он застыл перед статуей, ожидая возмездия бога.
– Кощунство! – взвыл Иштар. – Трок-Урук, теперь ваша затея явно обречена.
Колдун упал и распростерся в луже крови, до того пораженный ужасом, что не смел поднять глаза на статую.
Ужасная тишина охватила святилище. Слабый треск пламени в жертвенной печи под каменным полом, на котором они стояли, только делал ее более зловещей.
Затем раздался звук, тихий, но не узнать его было нельзя. Это было дыхание, похожее сначала на сопение спящего ребенка, но постепенно становившееся более резким и сильным. Теперь это было дыхание дикого животного, затем чудовища, оно эхом раскатывалось по храму. Наконец оно перешло в яростный рев оскорбленного бога, завывая, как буря в небе, рокоча, как океанский прибой. Рев был так ужасен, что даже Иштар Мидянин захныкал, как дитя.
– Бог теперь никогда не позволит вам достичь успеха. – прошептал Иштар. – Вы не осмелитесь выступить против Таиты и его подопечного, пока Чародей не умрет.
Затем послышался ужасный голос, такой грубый и сверхъестественный, что потрясенный Трок задрожал.
– Слушай меня! Трок-Урук, смертный, дерзнувший причислить себя к сонму богов! – Громовой глас рокотал, перекатываясь по объятому мраком святилищу. – Ты знаешь, что не бог. Внемли мне, святотатец! Если ты выступишь в поход против Галлалы вопреки моей воле и советам моего пророка, Иштара Мидянина, я уничтожу тебя и твою армию так же, как похоронил другое твое войско в песках пустыни. Но в следующий раз ты не избежишь смерти.
Даже одурманенный ядовитым дымом курящихся жаровен и напуганный гневом Мардука, заполнившим храм, Трок сумел уловить фальшивые нотки в возражениях Иштара, какую-то неубедительность в божественной ярости.
Собравшись с духом после вмешательства бога, он попробовал определить, что именно вызывает в нем подозрения. И понял, что дыхание зверя и громоподобный голос исходят из живота золотой статуи. Внимательно приглядевшись, он заметил на месте пупка бога темную прорезь. Гиксос шагнул к статуе, и Иштар встревоженно поднял голову:
– Берегитесь, фараон! Бог сердится. Не приближайтесь к нему.
Не обращая на него внимания, Трок сделал еще шаг вперед и уставился на пупок бога. В глубине отверстия он увидел слабый отблеск и движение в темноте. Часто во время битвы он точно ощущал миг, когда удача поворачивалась к нему, и испытал это ощущение сейчас.
– Я вызываю тебя, Мардук Пожиратель! – заорал он, перекрывая жуткий звук дыхания бога. – Порази меня, если способен. Испепели меня в огне своего храма, если можешь!
Подозрение превратилось в уверенность, когда в прорези в животе бога что-то блеснуло, а дыхание стало прерывистым. Трок выхватил меч и, двинув им плашмя, отбросил Иштара со своего пути. Затем он кинулся вперед, обошел золотую статую и обследовал ее сзади, постукивая о металл острием. Звук получился полый, как у барабана. Глянув повнимательнее, Трок заметил съемную панель, почти незаметную на теле статуи.
– Лазейка! – рявкнул фараон. – Сдается мне, в животе Мардука кроется нечто такое, что никогда не проходило через его рот.
Он присел и заглянул в прорезь в животе бога. Оттуда на него смотрел человеческий глаз. Зрачок удивленно расширился.
– Вылезай оттуда, кусок дерьма великого зверя! – заорал Трок.
Потом уперся плечом в изваяние и налег изо всех сил. Статуя пошатнулась на каменном постаменте, и Трок сделал еще попытку. Статуя медленно накренилась и с грохотом упала на каменные плиты. Иштар закричал и отпрыгнул от грозящей раздавить его скульптуры.
Голова бога при падении была свернута набок, и в наступившей после грохота тишине изнутри павшего идола донеслось поскребывание, какое издают перепуганные крысы. Дверца открылась, и из нее вылезла маленькая фигурка. Трок схватил ее за густые кудри.
– Помилуйте, великий царь Трок, – взмолилась девочка уже знакомым медоточивым голосом. – Это не я пыталась обмануть вас. Я только исполняла приказ.
Она была такой хорошенькой, что на миг гнев Трока утих. Затем он схватил девочку за лодыжки и поднял ее за ногу одной рукой. Бедняжка хныкала и извивалась.
– Чей приказ?
– Иштара Мидянина, – сквозь всхлипы ответила она.
Трок дважды крутанул девочку над головой, набирая силу и скорость, и ударил дитя о колонну храма. Крики оборвались. Трок швырнул искалеченное тело на алтарь.
Потом вернулся к золотому идолу и, сунув меч в дверцу, стал шарить им в животе изваяния. Снова раздался визг, и из отверстия выскочило уродливое существо. Вначале Трок подумал, что это огромная жаба, и брезгливо отскочил. А затем разглядел, что это карлик-горбун, даже более худой и низенький, чем девочка, которую он только что убил. Карлик ревел громко, точно бык, и этот оглушительный рев никак не вязался с его крошечным тельцем. Это был самый безобразный человек, какого когда-либо видел Трок: глаза у него были разной величины и смотрели в разные стороны, из ушей, ноздрей и огромных бородавок на его лице торчали пучки черных волос.
– Простите, что пытался обмануть вас, могущественный бог и царь Египта!
Трок взмахнул мечом, но уродец пригнулся, отскочил и стал ловко прыгать по святилищу, ревя от страха тем самым неестественным голосом. Трок поймал себя на мысли, что его забавляют эти трюки. Карлик метнулся за занавес в задней части зала и скрылся через потайную дверь.
Трок позволил ему сбежать, а сам вернулся к Иштару и схватил за жесткие от лака волосы как раз в тот миг, когда Мидянин пытался выскользнуть из святилища. Он бросил его плашмя на каменный пол и стал бить ногами по ребрам, животу и спине.
– Ты врал мне! – Трок больше не смеялся, и лицо его побагровело от гнева. – Ты намеренно обманул меня. Ты отвратил меня от моей цели.
– Прошу, господин! – взвыл Иштар, катаясь по полу, чтобы уклониться от пинков. – Это было для вашей же пользы.
– Это для моей пользы ты позволил выродку Тамоса без помех процветать в Галлале и сеять мятежи и бунты по всему моему царству? – прорычал Трок. – Ты считаешь, будто я настолько спятил или одурел, что поверю в это?
– Но это правда, – пролепетал Иштар, когда Трок подцепил его носком обуви и перевернул на спину. – Как можно воевать против Чародея, который приказывает буре, как если бы это была его ручная собачка?
– Ты боишься Таиты? – недоверчиво спросил Трок, переводя дыхание. – Чародея?
– Он прозревает нас. Ему под силу обратить мои собственные заклинания против меня! Мне с ним не справиться. Я лишь стремился спасти вас от него, великий фараон.
– Ты стремился спасти лишь собственную изукрашенную шкуру, – рявкнул Трок и снова обрушил град ударов на свернувшегося в клубок Иштара.
– Заклинаю вас, первый среди всех богов! – Иштар обеими руками закрыл голову. – Отдайте мне мою награду и отпустите. Таита рассеял мои чары. Я не в силах снова сразиться с ним. От меня вам больше нет никакой пользы.
Трок остановил занесенную ногу.
– Награду? – с удивлением спросил он. – Неужто ты решил, что я уплачу тебе за твое предательство три лакха золота?
Иштар поднялся на колени и попытался поцеловать ступню Трока:
– Я вручил вам Вавилон, великий господин. Вы не можете отнять у меня награду.
– Я могу отнять у тебя все, что мне заблагорассудится. – фараон злобно рассмеялся. – Хоть саму жизнь. Если намерен дожить до завтра, веди меня в Галлалу и попытай счастья в магическом поединке с Чародеем.