Чародей — страница 101 из 120

Казалось, весь Египет узнал о том, что Нефер-Сети проехал по Красной дороге и стал полноправным властителем. Каждый день в Галлалу прибывали гости со всей страны. Среди них были военачальники из полков, оставленных Троком и Наджей охранять Египет, и посланники старейшин больших городов на Ниле: Авариса и Мемфиса, Фив и Асуана, а также верховных жрецов храмов этих городов. Усталые и удрученные властью жадных тиранов и поднявшие голову, пока Наджа и Трок пребывали в Вавилоне далеко на востоке, они стеклись в Галлалу, чтобы присягнуть на верность Неферу-Сети.

– Народ Египта готов принять вас, – говорили ему посланники.

– Полки встанут за вас, стоит вам вновь ступить на священную землю, – заверяли военачальники. – Увидев вас, они убедятся, что слухи о вашем спасении справедливы.

Нефер и Таита тщательно расспрашивали их, стараясь узнать, каковы численность и боеготовность войск. Вскоре стало ясно, что Трок и Наджа отобрали себе лучшие части и оставили только запасные отряды, состоявшие главным образом из новобранцев, очень молодых и необученных, или пожилых воинов, кончавших службу, усталых и больных. Ветераны спали и видели, как бы уйти в отставку и получить маленький надел у реки, где можно будет греться на солнышке и играть с внучатами.

– Как насчет колесниц и лошадей? – задал Нефер главный вопрос.

Командиры покачали седыми головами и помрачнели:

– Трок и Наджа оголили все полки. Почти все колесницы отправились с ними по восточной дороге. Оставшихся едва хватает, чтобы охранять границы и отбивать у бедуинов охоту совершать набеги из пустыни.

– А что же мастерские в Мемфисе, Аварисе и Фивах? Каждая из них способна изготавливать по меньшей мере пятьдесят колесниц в месяц.

– Едва обучив для них лошадей, колесницы сразу отправляют в Вавилон.

Таита осмыслил полученные сведения:

– Лжефараоны вполне осознают угрозу, которую мы представляем для их тыла. И поступают так потому, что, если оставленные в Египте войска взбунтуются и встанут за истинного фараона, Нефера-Сети, недостаток в коннице и колесницах не позволит мятежникам стать серьезной силой.

– Вам нужно возвращаться в свои полки, – приказал Нефер военачальникам. – Нас в Галлале уже слишком много, а продовольствия и воды хватает с трудом. Впредь не отправляйте из Египта колесницы и лошадей. Продолжайте обучать воинов и снабдите лучших новыми колесницами, как только их построят. Я скоро, очень скоро приду к вам, чтобы повести против тиранов.

Полководцы уехали, превознося его имя и беспрестанно заверяя в своей преданности.

– Не следует пытаться прежде срока выполнять данное обещание. Ты можешь вернуться в Египет только с мощным войском, хорошо обученным и хорошо оснащенным, – советовал Таита Неферу. – Приехавшие к тебе военачальники – хорошие, преданные люди, и я знаю, что ты можешь рассчитывать на них. Однако найдется множество других, хранящих верность Троку и Надже – или из-за страха наказания, когда лжефараоны вернутся, или из искренней веры в их божественное право царствовать. Есть еще множество таких, кто не решил, как поступить, но они обратятся против тебя, стоит проявить хоть малейшую слабость.

– В таком случае нам предстоит много работать, – сказал Нефер, принимая совет мага. – Нам нужно объездить последних из захваченных в Тане лошадей и закончить починку откопанных в барханах колесниц. Потом завершить обучение воинов, чтобы они могли противостоять ветеранам Наджи и Трока. Лишь после этого мы вернемся в Египет.

Маленькое войско Галлалы удвоило старания, чтобы скорее превратиться в силу, способную бросить вызов мощи лжефараонов. Воинов вдохновлял их молодой полководец, поскольку Нефер работал напряженнее, чем любой из подчиненных. Он выезжал с первыми отрядами задолго до рассвета и вместе с другими воинами Красной дороги и Таитой, дающим ему советы, постепенно сплачивал разрозненные отряды в единый кулак. Когда он вечером возвращался в город, то, утомленный и запыленный, шел в мастерские, где хвалил или ругал мастеров-оружейников и колесничников. Затем, после ужина, сидел при свете ламп с Таитой, обсуждая планы сражений и расстановку сил. Как правило, лишь после полуночи он устало брел к своей опочивальне. Минтака просыпалась и безропотно вставала с постели, чтобы помочь Неферу снять доспехи и сандалии, омыть ему ноги и помассировать ноющие мышцы со смягчающим маслом. Затем подогревала чашу вина с медом, чтобы помочь ему заснуть. Часто чаша выпадала из его руки прежде, чем он допивал ее, и голова юноши клонилась на подушку. Тогда Минтака скидывала хитон, клала голову любимого себе на грудь и так лежала, пока он не пробуждался с первыми лучами зари.


С каждым днем Мерен все больше терял силы от ран, полученных на Красной дороге. Таита обмотал ремнями его сломанные ребра, и они достаточно быстро зажили. Отрубленное ухо он пришил так аккуратно, что оно выделялось лишь незначительной кривизной, и Мерикара находила, что шрам в форме полумесяца делает Мерена старше и мужественнее. А вот оставленная уколом меча в подмышку рана беспокоила даже Таиту: исследовав ее угол и глубину, маг пришел к выводу, что клинок поразил легкое юноши. Дважды уже, казалось бы, зажившая рана открывалась снова, и из нее вытекали отвратительно пахнущая жидкость и гной. Иногда Мерен был в сознании и мог садиться и есть без посторонней помощи. Затем, когда смрадные жидкости вновь начинали сочиться, опять впадал в полузабытье и лихорадку.

Мерикара оставалась у его постели, меняя повязки и накладывая на раны мазь, приготовленную Таитой. Когда Мерену становилось лучше, она пела ему и сообщала все городские и военные новости, играла с ним в бао и сочиняла стишки и загадки, чтобы его развлечь. Когда рана опять открывалась, девушка кормила и купала его, как ребенка, и гладила по взмокшим от пота волосам, пока больной не успокаивался. Ночью она спала на полу у его лежанки, немедленно просыпаясь всякий раз, как он начинал метаться или бредить.

Мерикара изучила его тело так подробно, будто он был ее ребенком. Она чистила ему зубы зелеными веточками акации, собственными белыми зубками размочаливая их концы до состояния жесткой щетки. Она укладывала ему волосы и расчесывала их, пока они не выросли достаточно, чтобы их снова можно было заплести в косу. Она подрезала ему ногти и узнала и полюбила форму его пальцев, покрытых мозолями от рукояти меча и поводьев колесницы. Без тени отвращения вычищала царевна серу из его ушей и засохшую слизь из ноздрей. Пользуясь гребешком из слоновой кости, она расчесывала мягкие темные волосы, росшие густыми кустиками у него под мышками, вьющиеся по груди и примостившиеся у основания живота.

Каждое утро Мерикара омывала все части его тела, каждую складку, плоскость и выпуклость крепких мускулов, с горечью наблюдая, как в жаре лихорадки плоть его тает и из-под кожи начинают выпирать кости.

Сначала девушка отводила глаза от мужского органа, когда мыла его, но вскоре ей это показалось неуместным проявлением стыдливости. Тогда она взяла его в ладонь и рассмотрела. Это пробудило в ней нежность и сострадание. Он был такой мягкий и теплый, кожа была гладкой и чистой. Иные ощущения нахлынули на нее, стоило ей осторожно отвести кожу назад, как научила ее Минтака, и показался розовый кончик, шелковистый, словно лепесток олеандра. Орган стал напрягаться и раздуваться в ее руке, и вот уже она едва могла обхватить его большим и указательным пальцами. Когда это произошло, царевна ощутила странное чувство, от которого перехватило дыхание и жаркая волна окатила самые сокровенные части ее собственного тела.

Однажды ночью ее разбудил льющийся из окна лунный свет, серебряным слитком лежавший на каменном полу опочивальни. На мгновение ей показалось, что она у себя в спальне в речном дворце в Фивах, но затем услышала хриплое дыхание Мерена и несвязные возгласы, навеянные кошмаром, и память волной ужаса вернулась к ней. Голой она вскочила со своего матраса у ложа больного и бросилась к нему.

Когда она зажгла лампу, то увидела, что глаза Мерена широко открыты, но ничего не видят, лицо пепельно-серое и искажено гримасой боли, на губах белая пена, а тело блестит от пота. Раненый так сильно метался на смятых льняных простынях, что она испугалась, не повредит ли он себе. Она догадалась, что это и есть перелом, о котором ее предупреждал Таита.

– Таита! – закричала она. – Пожалуйста, ты нам срочно нужен.

Каморку Таиты отделял от них внутренний двор, а спал он всегда с открытой дверью, так что мог услышать ее зов.

– Таита! – снова закричала девушка и навалилась Мерену на грудь, чтобы успокоить его.

Затем она вспомнила: маг уехал в пустыню вместе с Нефером и отрядом колесниц с какой-то таинственной целью и вернуться мог едва ли раньше чем через несколько дней. Она подумала было сходить за Минтакой, но спальня подруги находилась в другом конце древнего дворца, а ей страшно было оставить Мерена.

Предстояло справляться самой. Она поняла, что жизнь Мерена в ее руках, и при этой мысли страх ее поутих. Его место заняла холодная решимость. Мерикара легла рядом с больным и крепко обняла его, шепотом поддерживая и успокаивая. Через некоторое время юноша затих, и она смогла ненадолго оставить его. Девушка подошла к сундуку около окна, нашла в нем склянку, оставленную для нее Таитой, смешала ее жгучее содержимое с вином и подогрела на жаровне, как учил маг.

Когда она поднесла кубок к губам Мерена, тот попытался было отказаться, но ей удалось заставить его выпить. Когда чаша опустела, Мерикара согрела воды, омыла пот с лица и пену с губ больного и собиралась обмыть тело, как у него случился внезапный приступ и юноша начал дрожать и стонать. Страх вернулся с прежней силой. Она бросилась к Мерену и отчаянно вцепилась в него.

– Не умирай, мой милый, – взмолилась она и заявила голосом более решительным: – Я не позволю тебе умереть. О Хатхор, помоги мне! Я собственными руками вытащу его назад из подземного мира.

Девушка знала, что вступила на поле боя, и боролась вместе с Мереном, не жалея си