– Мех с водой, – пробормотал Таита.
Вот здесь колдун отгреб землю, чтобы вытащить бурдюк из-под борта опрокинутой колесницы. Другой мех, пустой, висел на месте. Иштар оставил его, вероятно поняв, что способен унести только один полный мех. Таита подобрал пустой мех и повесил на плечо. Маг оставил колесницу с запряженными дохлыми лошадьми, уже начавшими вонять, и двинулся дальше по следам Иштара.
Захватив пустой бурдюк, Иштар направился обратно к Галлале. Взобравшись на вершину холма над городом, он ползком спустился к ближайшему оросительному каналу. На влажной глине были хорошо различимы отпечатки его колен, оставленные в месте, где он напился и наполнил принесенный с собой мех. Таита тоже напился. Потом наполнил собственный мех, поднялся и пошел по следам колдуна – обратно на восток по дороге к Сафаге и побережью. Таита прибавил шагу.
Наступила ночь, а Таита продолжал идти. Подчас аура Мидянина совсем не ощущалась, но Таита не сходил с дороги. В другой раз она чувствовалась острее, и Таита улавливал ее запах: слабый смрад с примесью плесени. Когда она становилась столь сильной, он мог глубоко заглянуть в сущность Мидянина. Это был человек злобный и мстительный. Таита предположил, что Иштар напуган и ошеломлен неблагоприятным поворотом судьбы, но могущество его еще велико. Он представлял большую опасность не только для Нефера и Минтаки, но и для самого Таиты. Если дать ему сбежать и восстановить подорванные силы, колдун будет угрожать будущему дома Тамоса и Апепи. Иштар принадлежал к высшим магам, к злой их разновидности, что делало его еще более опасным. Мидянин определенно умел с большого расстояния прозревать избранных им жертв и творить разные чары, чтобы наслать беды на Нефера и Минтаку. Он мог подрывать и отравлять в них взаимную любовь, навлекать муки, выкидыши и болезни, боли и страдания, без четкой выраженности и причины, умственные расстройства, помутнение рассудка и в конечном итоге смерть.
Даже Таита не был недоступен для его вредного воздействия. Если позволить Иштару бежать, он будет исподволь подрывать силы Таиты и уничтожать сделанное им. Поэтому Таите надлежало действовать немедленно, пока есть шанс уничтожить колдуна.
Горбатая луна поднялась над голыми холмами и осветила путь Таиты. Он шел широким размеренным шагом, со скоростью немногим меньше, чем у всадника. Он улавливал, что идущий впереди Иштар не знает о преследовании и идет намного медленнее. С каждым часом Таита все сильнее и явственнее ощущал его ауру. «Я нагоню его еще до рассвета», – подумал он… и в тот же миг согнулся пополам и изверг на каменистую дорогу мощную струю рвоты. Объятый неожиданной сильной тошнотой, Таита едва не упал, но сумел сохранить равновесие и распрямился, утирая горькие от желчи губы.
– Вот олух! – выругал он себя. – Приближаясь к добыче, стоит соблюдать бдительность. Мидянин обнаружил меня.
Он отпил воды из меха, потом осторожно двинулся вперед. Выставив посох перед собой, стал медленно водить им из стороны в сторону. Внезапно посох в его руке отяжелел. Таита пошел в том направлении и увидел сбоку от дороги кольцо, выложенное из серой гальки, поблескивающей в свете луны.
– Подарок от Мидянина, – сказал он вслух.
Его вновь замутило, но он сдержал тошноту, стукнул о землю посохом и произнес одно из слов силы:
– Нкуб!
Тошнота улеглась, и он смог подойти к кругу ближе.
«Мало развеять его чары, – мрачно подумал маг. – Нужно обратить их против самого Мидянина».
Концом посоха он сдвинул один камешек из кольца, разрушив его могущество. Теперь он смог присесть на корточки рядом с фигурой без вреда для себя. Не прикасаясь к камешкам, он наклонился и обнюхал их. Исходящий от них запах Мидянина был очень силен, и Таита улыбнулся с мрачным удовлетворением.
– Он касался их голыми руками, – прошептал Таита.
Иштар оставил на гальках следы своего пота. Таите эти ничтожные выделения могли принести большую пользу. Осторожно, чтобы не повторить допущенную противником ошибку, он передвинул камешки концом посоха, сложив другую фигуру: наконечник стрелы, указывающий в направлении, которое избрал Иштар. Набрав из бурдюка воды в рот, Таита опрыскал ею камни, и те влажно заблестели в лунном свете. Затем он направил посох как дротик в ту же сторону, в какую указывал наконечник стрелы из гальки.
– Кидаш! – вскричал он и почувствовал, как его барабанные перепонки сдавило, словно он нырнул глубоко в море.
Но прежде чем давление сделалось невыносимым, оно стало медленно убывать. Таита ощутил облегчение и удовлетворение. Дело сделано. Чары Мидянина обернулись против него самого.
В лиге впереди по дороге спешил Иштар Мидянин. Теперь он точно знал, что за ним гонятся. Он не сомневался, что помещенный им поперек дороги барьер способен остановить большинство людей, но знал, что ему не удастся надолго задержать человека, который был ему страшнее всех прочих.
Неожиданно он покачнулся и стиснул уши руками. Боль была невыносимой, как если бы в его барабанные перепонки вонзили раскаленный докрасна кинжал. Колдун застонал и упал на колени.
– Это Чародей.
Он зарыдал. Боль была такой сильной, что туманила мозг.
– Он обратил мои чары против меня.
Трясущимися руками Иштар нащупал кошель на поясе и достал из него свой самый мощный талисман – сухую забальзамированную руку одного из детей фараона Тамоса, умершего во младенчестве от лихорадки «желтых цветов». Иштар вторгся в гробницу маленького царевича, чтобы получить амулет. Рука была темная и сморщенная, как обезьянья лапа.
Мидянин поднес ее к голове, пульсировавшей от боли, и почувствовал облегчение. Он с трудом поднялся и пустился в пляс, шаркая ногами, вопя и распевая. Боль в ушах стихла. Колдун в последний раз подпрыгнул и застыл лицом в ту сторону, откуда пришел. Близкое присутствие Чародея ощущалось, как ощущается надвигающаяся летняя гроза.
Он помыслил было устроить еще одну ловушку, но знал, что Таита обратит против него наведенные чары. «Мне нужно свернуть с пути и замести следы», – решил он и побежал по дороге, выискивая, где сойти в сторону. В одном месте дорога пересекала язык серого кристаллического сланца, такого твердого, что даже войско Трока не оставило на нем следа.
Указательным пальцем левой руки Мидянин, едва касаясь камня, начертал на нем священный символ Мардука, плюнул на него и произнес три тайных имени бога, которые должны были призвать его.
– Укрой меня от моих врагов, могущественный Мардук. Дозволь мне благополучно возвратиться в твой храм в Вавилоне, и я принесу тебе жертву, которую ты так любишь, – пообещал колдун.
Больше всего Мардук любил, когда в печь бросали маленьких девочек.
Иштар встал на одну ногу и сделал назад пятьдесят и пять скачков – это было тайное число Мардука, известное только адептам. Затем он резко свернул с дороги и пошел под прямым углом к ней, направляясь в северные дебри. Он шагал быстро, стараясь оторваться от преследователя.
Таита достиг места, где дорогу пересекала полоса серого кристаллического сланца, и резко остановился. Аура, такая сильная всего мгновение назад, растаяла, как туман в лучах утреннего солнца. От Мидянина не осталось ни запаха, ни привкуса, ни промелька. Пройдя по дороге еще немного, Таита обнаружил, что она холодная и пустая. Он быстро вернулся туда, где потерял след. Иштар не стал бы попусту тратить время на простое укрывающее заклинание. «Ему известно, что пепел или вода и кровь едва ли остановят меня», – подумал маг.
Он поднял глаза и выбрал среди множества светил одинокую красную звезду, висевшую низко над горизонтом. То была звезда богини Лостры. Старик взял талисман и запел гимн богине. И едва закончил первую строфу, как вдруг ощутил злое враждебное присутствие. В это место был призван другой бог, и, зная Иштара, не стоило долго гадать, какой именно. Таита начал вторую строфу, и на голой скале перед ним возникло свечение – так светятся медные стены в храме Мардука, когда горят жертвенные печи.
«Мардук оскорблен и выказывает гнев», – с удовлетворением подумал Таита.
Он подошел к месту, где наблюдалось свечение, и провозгласил:
– Ты далеко от своей страны и своего храма, о Мардук, бог печи. Мало кто поклоняется тебе в Египте. Силы твои подорваны. Я призываю богиню Лостру, и ты не сможешь противостоять ей.
Он поднял подол хитона.
– Я потушу твой огонь, Мардук, – сказал он и, присев, как женщина, помочился на скалу.
Моча зашипела, поднялся пар, как если бы металлическую полосу из горна медника опустили в чан с водой.
– Именем богини Лостры, Мардук Пожиратель, отойди в сторону и дай мне пройти.
Скала быстро остыла, и, когда пар рассеялся, Таита снова различил едва заметные следы Мидянина там, где тот свернул с дороги к северу. Наброшенная Иштаром завеса была пронизана и разорвана. Таита прошел сквозь нее и вновь поспешил по следу.
Горизонт стал белесым, на востоке появилось золотое зарево. Таита знал, что уверенно сокращает расстояние, и напрягал глаза в набирающем силу свете, стараясь разглядеть добычу. Но вместо этого резко остановился. У его ног простиралась ужасная пропасть, обрывистые стены ее терялись в густых тенях. Никто не мог спуститься по ним, а обходного пути не было.
Таита посмотрел на противоположный край. Тот находился по меньшей мере в тысяче шагов, а с этого угла зрения пропасть казалась еще ужаснее. Над бездной парили стервятники. Одна из нескладных птиц описала круг и уселась в шаткое гнездо из веточек и хвороста, приютившееся на высоком уступе на дальней стороне каменного обрыва.
Таита восхищенно кивнул.
– Чудесно, Иштар! – пробормотал он. – Даже стервятники. Мастерский штрих. Даже я не сделал бы лучше, однако такое искусство требует большой затраты сил. Оно наверняка дорого тебе обошлось.
Таита шагнул через край утеса и вместо того, чтобы отправиться в полет вниз, ощутил под ногами твердую землю. Утесы, ущелье и даже кружащие стервятники замерцали и пропали, как это бывает с миражом, когда проходишь сквозь него.