Пропасть исчезла, и на ее месте явилась каменистая равнина, ограниченная низкими горами по краю, синими в тени ночи. Посреди нее, шагах в пятидесяти, стоял Иштар Мидянин – лицом к Таите, воздев руки над головой в отчаянной попытке сохранить созданную им иллюзию. Увидев, что потерпел неудачу и Таита устремляется к нему, как мстительный джинн, колдун уронил руки в жесте безнадежной покорности, повернулся к известковым холмам на противоположном конце каменистой равнины и неуклюже побежал, путаясь в развевающихся черных одеждах.
Таита шел за ним неутомимым размашистым шагом. Иштар оглянулся, и на покрытом синими завитками лице колдуна отразилось отчаяние. Мгновение он со страхом смотрел на высокую фигуру с серебряными волосами, потом повернулся и побежал еще быстрее. Некоторое время он спешил, наращивая отрыв, а потом выдохся. Таита неумолимо догонял его.
Иштар сбросил с плеча бурдюк и тем облегчил бег, но, достигнув низких холмов, серо-голубых в местах выхода известняка в свете зари, он обгонял Таиту всего на несколько сотен шагов. Колдун исчез в одном из оврагов.
Достигнув спуска в овраг, Таита увидел, что следы Иштара тянутся по песчаному дну и исчезают за углом, где овраг резко уходит направо. Таита двинулся по ним, но, едва дойдя до угла, образованного серыми известковыми колоннами, услышал грозный рык и урчание дикого зверя. Обогнув колонны, он увидел, что овраг впереди сужается, а прямо перед ним присел на все четыре лапы огромный лев, бьющий хвостом.
Черная грива самца стояла дыбом, как огромный куст, дрожавший, будто трава на сильном ветру, при каждом рыке, вырывавшемся из разинутой пасти. Глаза у зверя были золотого цвета, а зрачки сузились в беспощадные черные щелки. Густой звериный запах висел в нагретом воздухе, а также вонь от гниющих останков животных, убитых длинными желтыми клыками хищника.
Таита посмотрел на песчаный грунт и увидел массивные лапы с выпущенными когтями. Отпечатки ног Иштара по-прежнему виднелись на песке, а вот следов львиных лап не было.
Таита даже не сбился с шага. Вскинув висящий на цепочке талисман, он шел прямо на оскаленного зверя. Вместо того чтобы перейти в громогласный рык, рычание хищника сделалось более тихим, морда зверя стала прозрачной, так что Таита мог разглядеть сквозь нее каменные стены оврага. Затем животное померкло и растаяло, как речной туман.
Таита прошел по тому месту, где стоял зверь, и свернул за очередной выступ. Овраг стал еще уже, а его края еще круче. Впереди путь преграждала каменная стена.
Иштар стоял спиной к скале, глядя на Таиту безумными глазами. Белки его пожелтели и налились кровью, черные зрачки расширились. Страх его смердел еще гаже, чем призрачный лев. Он поднял правую руку и наставил на Таиту длинный костлявый палец.
– Уходи, Чародей! – закричал он. – Я тебя предупреждаю!
Таита не остановился, и Мидянин закричал снова на каком-то гортанном языке и сделал такой жест, будто бросил в голову мага невидимое орудие. Таита быстро воздел талисман Лостры перед собой и почувствовал, как рядом с головой пронеслось нечто, издающее звук летящей стрелы.
Иштар повернулся и юркнул в узкое отверстие в каменной стене, которое прежде загораживал от Таиты своим телом. Маг задержался перед входом и постучал по каменным краям посохом. Камень отзывался естественным эхом, и маг услышал долетающий из темного провала стук неровных шагов Иштара. Таита почти убедился, что это не иллюзия, а подлинный вход в пещеру в известняковом утесе.
Он шагнул в проем и обнаружил, что находится под низким каменным сводом, слабо освещенным солнечным светом, который падает через отверстие у него за спиной. Впереди пол пещеры постепенно поднимался, и Таита продолжил путь, ступая более осторожно. Теперь он был уверен, что это настоящий подземный коридор, а не плод чар Мидянина, призванных запутать его и увести в сторону.
Впереди слышался отзвук шагов, искаженный и усиленный отражением от стен. Ступив в темноту, Таита начал считать шаги. Через сто двадцать шагов свет вновь усилился – он лился из некоего источника глубже в недрах холма.
Внезапно тоннель резко повернул, и Таита оказался в большой пещере с высоким потолком. В центре имелся проем, выходивший наружу, на открытый воздух, и из него на пол пещеры падал луч яркого солнечного света.
С пола поднимались остроконечные сталагмиты, кристаллы их блестели, как клыки акулы-людоеда. С высоты потолка свисали парные им сталактиты; некоторые имели форму копейного острия, другие – блестящих крыльев божества.
У дальней стены стоял Иштар, вжавшись в камень. Бежать было некуда. Увидев выходящего из тоннеля Таиту, колдун разразился криками.
– Сжалься, могущественный маг! – лепетал он. – Между нами есть связь. Мы – братья. Пощади меня, и я открою тебе такие тайны, о каких ты и не мечтал. Все мои силы будут в твоем распоряжении. Я стану твоим преданным псом и посвящу жизнь служению тебе.
Эти мольбы и обещания звучали так жалостно, что Таита почувствовал, как решимость его дала трещину. Это был лишь проблеск сомнения, но Иштар мгновенно нащупал эту щель в его доспехах и немедленно воспользовался ею. Он выбросил вперед руку, сложив круг из большого и указательного пальцев, знак Мардука, и выкрикнул что-то на том же чужом гортанном языке.
Страшная тяжесть навалилась сзади на плечи Таиты, и словно невидимые щупальца гигантского осьминога опутали его, прижав руки к бокам, обхватили его шею, как петля душителя. Запах паленой человеческой плоти, аура Пожирателя, не давала дышать. Он не мог пошевелиться.
На другой стороне пещеры подпрыгивал Иштар, его татуированное лицо напоминало пугающую маску, высунутый между синих губ язык совершал движения, как у лакающей кошки. Он задрал юбку и выставил бедра в сторону Таиты. Его пенис был полностью эрегирован, крайняя плоть сдвинулась, обнажив набухшую багровую головку, что придало органу сходство с каким-то непристойного вида фруктом.
– Твоя жалкая богиня не защитит тебя здесь, глубоко под землей, Таита. Больше тебе не удастся одолеть Мардука Пожирателя и его любимчика Иштара! – визжал он. – Наше состязание закончено. Я одолел тебя и развеял все твои козни, Чародей! А теперь умри!
Таита возвел глаза к высокому темному своду пещеры и сосредоточил все внимание на длинном блестящем сталактите, свисавшем, как огромный кинжал. Он собрал все силы, поднял правую руку с посохом и указал наверх.
– Кидаш! – на последнем дыхании крикнул он.
Раздался треск, как будто по леднику прошла трещина. Сталактит отломился от потолка и рухнул. Движимый своим чудовищным весом, сталактит вонзился острием в плечо Иштара рядом с ключицей. Он пробил колдуну насквозь грудь и живот и вышел через анус. Громадный каменный штырь пригвоздил Мидянина к полу пещеры, как выпотрошенную рыбу на стойке для сушки.
Когда Иштар сжался, задрожал и задергал ногами в агонии, Таита почувствовал, что тяжесть не давит больше на его плечи, а хватка на горле разжалась. Мардук отступил, и Таита снова мог дышать. Запах паленой плоти исчез. Воздух снова стал застоявшимся, прохладным и безвкусным, если не считать легкого оттенка плесени.
Маг поднял посох и пошел по проходу назад, на открытый воздух и солнечный свет. У входа в пещеру он обернулся и ударил посохом по известняку – раз, второй, третий.
В недрах холма послышался гул падающего камня, и из входа в тоннель вырвался порыв воздуха и пыли: это глубоко под землей обрушился свод пещеры.
– С каменным штырем, прошедшим через твое сердце, даже твой нечистый бог не сможет вызволить тебя из могилы. Так пребудь в ней вечно, Иштар Мидянин, – сказал Таита и отвернулся.
Постукивая по камням посохом, он зашагал по дороге назад в Галлалу.
Трое гонцов прибыли в Вавилон весной, когда снег еще лежал густыми шапками на вершинах далеких северных гор, откуда брали начало две великие реки.
Фараон Наджа-Кьяфан принял посланцев на верхней террасе сада вавилонского дворца. Царица Хезерет восседала рядом с его троном. На ней были самые великолепные драгоценности из тех, что обнаружились в сокровищнице Саргона. Высоко забранные черные волосы удерживала шелковая сеточка, на которой, подобно звездам на небе, искрились драгоценные камни. Ее запястья и предплечья унизывали браслеты, пальцы – кольца с изумрудами, рубинами и сапфирами, и груз этот был так тяжел, что молодая женщина едва могла поднять руки. На шее висел камень размером с неспелую смокву, прозрачный, как вода в горном источнике, и такой прочный, что им можно было резать стекло или обсидиан. Этот изумительный драгоценный камень был привезен из земли за рекой Инд, и когда на него падал солнечный луч, от игры света становилось больно глазам.
Все гонцы были высокопоставленными военачальниками армии, которую фараон Трок повел на запад четыре месяца назад. Они вошли, всерьез опасаясь за свою жизнь, поскольку принесли дурные вести. Путь их был неблизким и спешным, поэтому они исхудали и загорели дочерна под солнцем пустыни и высоких гор. Теперь воины пали ниц перед троном, на котором восседал Наджа, великолепием и величием затмевавший даже свою жену.
– Приветствуем тебя, фараон Наджа, могущественнейший из богов Египта, – обратились они к нему. – Плохие вести мы привезли. Смилуйся над нами. И хоть рассказ наш огорчит тебя, будь милосерден и отврати от нас свой гнев.
– Говорите! – сурово приказал Наджа. – Мне одному судить, достойны ли вы пощады.
– Весть эта касается фараона Трока-Урука, божественного твоего брата и соправителя Египта, – сказал начальник передового полка, имевший звание Лучшего из Десяти Тысяч и носивший на груди Золото Доблести.
– Говори! – повторил Наджа, поскольку вестник смолк.
– В пустыне, окружающей древний город Галлалу, произошло большое сражение между войсками фараона Трока-Урука и узурпатора Нефера-Сети.
Он опять осекся.
– Продолжай! – Наджа поднялся и наставил царскую плеть в лицо говорившему.
Этот жест означал угрозу пытки и смерти.