– С помощью подлого обмана и злых чар войско твоего брата и нашего фараона Трока-Урука было уничтожено, – выпалил посланец. – Фараон погиб, армия рассеяна. Оставшиеся в живых воины перешли на сторону врага и встали под знамя лжефараона Нефера-Сети, да обратит на него Сет свою ужасную месть и развеет его имя и деяния его. Теперь подлый узурпатор со всем своим войском идет походом на Аварис и оба царства Египта!
Наджа опустился на трон и в недоумении воззрился на вестника. Хезерет рядом с ним улыбнулась. Когда она делала так, жестокие линии в уголках ее рта исчезали и она преображалась, приобретая неотразимую красоту. Царица коснулась руки Наджи унизанным перстнями пальцем.
– Хвала богам, и да здравствует единственный фараон Верхнего и Нижнего царств, могущественный Наджа-Кьяфан! – прошептала она ему на ухо, когда муж склонился к ней.
Наджа пытался сохранить на лице суровое и невозмутимое выражение, но едва приметная улыбка скользнула по его тонким и красивым чертам. Он помедлил секунду, чтобы стереть ее, потом встал. Голос его был тихим и спокойным, но угрожающим, как скрежет клинка о точильный камень.
– Вы принесли вести о смерти фараона и бога. Горе вам, ибо вы отныне несете на себе порчу и несчастье. – Он сделал знак охранникам вокруг трона. – Уведите их и передайте жрецам бога Мардука – пусть принесут их в жертву в печи для усмирения божьего гнева.
Когда гонцов связали и увели, Наджа снова встал и объявил:
– Бог и фараон Трок-Урук мертв. Мы предаем душу его богам. Я говорю всем вам, что отныне есть только один правитель обоих царств, всех земель, всех покоренных государств и владений Египта. А посему объявляю, что этим правителем являюсь я, фараон Наджа-Кьяфан.
– Бак-кер! – вскричали придворные и военачальники, обступившие его трон.
Они выхватили мечи и забили ими о щиты.
– Бак-кер! Да здравствует царь и бог Наджа-Кьяфан!
– Известите всех начальников моих армий. Военный совет состоится сегодня в полдень.
Одиннадцать дней с рассвета до сумерек фараон Наджа заседал во главе совета в тронном зале Саргонова дворца. Выставив у дверей часовых, чтобы не проникли лазутчики, военачальники обсуждали планы кампании и боевые порядки. На двенадцатый день Наджа велел созвать все свои стоящие в Месопотамии войска и отправил послов к подвластным царям и сатрапам во все покоренные земли между Вавилоном и границами Египта. Он велел им приготовить войска и встать под его знамена для похода против Нефера-Сети.
В день следующего полнолуния, когда войска построились перед Синими воротами Вавилона, общее их число составило сорок тысяч. Все это были закаленные опытные воины, хорошо снаряженные колесницами и лошадьми, луками и мечами.
Хезерет стояла рядом с супругом, единственным истинным фараоном Египта, на городской стене и смотрела на полки.
– Какое славное зрелище, – сказала она мужу. – Уверена, что за всю историю войн не было войска, способного сравниться с этим.
– Когда мы выступим на запад, к границам нашей родной земли, численность армии еще возрастет за счет шумеров и хеттов, хурритов и ополчений покоренных стран, через которые мы пройдем. Мы вступим в Египет с двумя тысячами колесниц. Щенку не устоять против нас. – Фараон посмотрел на жену. – Ты не питаешь жалости к своему брату Неферу?
– Ни малейшей! – Хезерет покачала головой, и ее драгоценности заблестели и заискрились на солнце. – Ты мой фараон и супруг. Кто бы ни выступил против тебя, тот предатель и заслуживает смерти.
– Смерти ему не миновать, и коварный Чародей сгорит на одном костре с ним, – угрюмо пообещал Наджа.
Запах реки стал слышен издалека – аромат прохладной пресной воды в воздухе пустыни. Лошади вскидывали головы и ржали. Пехотинцы ускорили шаг и всматривались вдаль, стремясь увидеть реку, в это время года вздувшуюся и темную от жирного ила, этой плоти и крови их родины.
Нефер и Минтака ехали в колеснице во главе длинной колонны, тянущейся по караванной дороге из Галлалы. Мерен и Мерикара ехали справа от них во второй колеснице колонны. Вопреки возражениям Мерикары, считавшей его еще слишком слабым и больным, Мерен настоял на своем присутствии в авангарде.
– Я пропустил сражение у Галлалы, но клянусь не пропустить следующего. Пока дышу, я буду скакать рядом с моим царем и самым дорогим другом.
Худой и бледный, похожий на цаплю, юноша при всем том гордо стоял на платформе колесницы, держа в руках поводья.
Передовые повозки въехали на возвышенность, и внизу открылась зеленая долина Нила. В рассветном солнце могучая река пламенела, как поток вытекающей из горна расплавленной меди. Нефер повернулся и улыбнулся Мерену в соседней колеснице:
– Мы возвращаемся домой!
Минтака запела, сначала тихо, а затем, когда ее поддержал Нефер, громче:
Храм Богов,
Престол десяти тысяч героев,
Зеленее тебя на свете нет.
Самая сильная наша любовь,
Наш милый сердцу кров.
Родной ты наш Египет!
С ними запели Мерен и Мерикара, а потом и вся колонна. Отряд за отрядом радостным хором подхватывали песню, по мере того как путники начали спускаться с возвышенности в долину.
Еще одно войско вышло навстречу им: копейщики в колесницах, военачальники и командиры отрядов, полки пехоты. За армией следовали старейшины, жрецы и правители всех номов, все в мантиях, с цепями и знаками отличия, одни в повозках, другие в паланкинах с носильщиками-рабами, иные были верхом. За чиновниками валила густая толпа простолюдинов, они смеялись и плясали. Женщины несли на руках младенцев и плакали от радости, завидев своих мужей, возлюбленных, братьев и сыновей, вернувшихся на родину в рядах армии изгнанников.
Два шествия встретились и смешались. Старейшины и военачальники простерлись перед колесницей фараона. Нефер сошел на землю, поднял тех, кого узнал, и обнял самых могущественных и наиболее влиятельных, призывая расположение богов на весь свой народ.
Когда он вновь поднялся на колесницу, люди потянулись за ним к берегам Нила. Там Нефер опять сошел с платформы и, полностью одетый, погрузился в воду. В то время как все стояли вдоль берега, выкрикивали приветствия и пели, он совершил ритуальное омовение и испил илистой коричневатой воды.
Вновь поднявшись на колесницу и облачившись в чистое льняное одеяние, с синей военной короной на голове, Нефер повел огромную толпу людей вдоль берега к Аварису. На лигу от города вдоль дороги выстроились толпы приветствующих. Они сбивали пыль, поливая дорогу водой из Нила, и устилали путь фараона пальмовыми листьями и цветами.
Когда процессия достигла столицы, ворота были отворены настежь, а на крепостных стенах стояли люди. Со стен свисали флаги, букеты цветов, связки плодов. Народ распевал гимны, выражающие преданность фараону, слал ему похвалы и восклицал: «добро пожаловать!». Под эти песнопения Нефер с Минтакой въехали под арку ворот.
Прекрасные, как юный бог и богиня, они проследовали сначала к роскошному храму на берегу реки, который Трок-Урук построил в ознаменование своего собственного обожествления. Нефер распорядился заранее, и каменщики работали уже много недель. Они стесали резцами все портреты лжефараона и удалили его имя со стен и высоких колонн, поддерживавших крышу, и теперь вырезали изображения и титулы крылатого Гора и фараона Нефера-Сети наряду с описанием его победы в сражении при Галлале.
Нефер первым делом приехал сюда, чтобы возблагодарить бога и принести в жертву перед каменным алтарем пару черных быков. Когда обряд завершился, он объявил неделю праздников, увеселений и пиров с раздачей хлеба из сорго, говядины, вина и пива всем подданным, с устройством игр и представлений.
– А ты хитрец, сердце мое, – с восхищением сказала Минтака. – Они и прежде любили тебя, а теперь будут просто обожать.
«Только вот надолго ли, – спрашивал себя Нефер. – Едва весть о нашем восшествии на трон достигнет Наджи в далеком Вавилоне, он выступит в поход. Если уже не выступил. Любовь простонародья кончится, как только он постучит в ворота».
Блюсти престол в Вавилоне фараон Наджа-Кьяфан оставил своего приближенного, Асмора. Он придал ему пятьсот колесниц, две тысячи лучников и пехотинцев для защиты завоеванного, а сам с большей частью войска двинулся на Египет, чтобы отобрать у претендента корону и трон.
Подобно снежному кому, катящемуся со склона горы, войско фараона Наджи-Кьяфана набирало разгон и вес, устремляясь на запад по равнине к горному перевалу на границе с Египтом. По мере его продвижения подчиненные цари стекались под его знамя, и к тому времени, как Наджа встал лагерем на высотах у перевала Хатмия, численность его армии почти утроилась.
Наджа смотрел на запад, туда, где за широкой песчаной пустыней на берегах Большого Горького озера лежал город Исмаилия, обозначая границу его родины. Он постоянно помнил, что на этом отрезке похода громадная численность войска создаст ему большие сложности. Перед ним лежало огромное пространство пустыни, где до самой Исмаилии не имелось ни единого источника или оазиса. Вновь пришлось выслать вперед запасы воды и расположить их вдоль пути. Напрягая глаза в ярком свете, Наджа различал колонны груженных глиняными кувшинами с водой возов. Они ползли по изрытой колеями дороге ниже плато, напоминая гигантских темных червей, извивающихся на серовато-коричневой и желтовато-красной равнине. Не один месяц ушел на создание запасов воды в пустыне. Рабочие зарывали полные кувшины в песок и, оставив их под охраной пехоты, возвращались за следующей партией.
Чтобы пересечь пустыню, его армии потребуется почти десять дней и ночей. Все это время воины будут получать меру воды, как раз достаточную, чтобы выдержать долгий ночной переход и пережить дневной зной, укрываясь в любом подвернувшемся клочке тени: в льняных палатках или под навесом из травы и веток.
– Я поеду с тобой в авангарде, – заявила стоявшая под боком Хезерет, нарушив течение его мыслей.