Едва двери храма закрылись за ними, Минтака и Мерикара отбросили напускную невинность.
– Ты все приготовила, святая мать? – нетерпеливо спросила Минтака.
– Не беспокойся, дочка. Все готово.
Карие глаза жрицы искрились весельем. Она явно наслаждалась этим приключением, разнообразившим спокойную, размеренную жизнь храма.
– Я взяла на себя смелость подмешать в вино евнуху слабый настой снотворного. – Она хихикнула. – Надеюсь, вы не сочтете, что я превысила свои полномочия, и простите меня.
Минтака поцеловала ее гладкую бледную щеку:
– Я уверена, что Хатхор будет довольна тобой так же, как я.
Жрица повела их в каморку, где были сложены все вещи, какие попросила Минтака. Девушки торопливо натянули простые одеяния крестьянок и покрыли головы шерстяными накидками. Затем, с кожаными торбами на ремне за плечом, направились за верховной жрицей через путаные проходы. Задняя стена храма выходила к Нилу, и до беглянок все отчетливее доносился негромкий плеск реки, текущей за внешними стенами. Наконец они вышли через низкую дверь наружу, к причалу, у которого стояло большое дау.
– Я уплатила кормщику вашим золотом, куда плыть, он знает, – сказала верховная жрица. – Все вещи, о которых вы просили, сложены в вашей каюте.
– Что передать Зугге, ты знаешь, – сказала Минтака.
Пожилая женщина снова хихикнула:
– Я уверена, что Хатхор простит мне столь ничтожную ложь. Она ведь ради доброго дела.
Когда девушки спрыгнули на палубу дау, дремавшие в тени матросы вскочили и стали поднимать треугольный парус. Не ожидая приказа, кормщик вывел лодку на стремнину и развернул нос вниз по течению, направляясь к дельте. Остаток дня Минтака и Мерикара провели в крошечной каюте, во избежание риска, что их узнают с берега или с проходящего речного судна. Ближе к вечеру дау ненадолго пристало к восточному берегу, и на борт поднялись два вооруженных человека с тяжелыми мешками. Сразу после этого капитан снова приказал поднять парус, и лодка на полной скорости пошла вниз по реке. Те двое вошли в каюту и простерлись перед Минтакой.
– Да возлюбят вас все боги, ваше величество, – сказал более крупный из пары, бородатый гиксос с большим носом и резкими чертами лица. – Мы ваши псы. Мы прибыли, стоило вам позвать нас.
– Лок! – Минтака радостно улыбнулась, увидев хорошо знакомое лицо, и повернулась к другому мужчине. – А это, разумеется, твой сын Локка.
Молодой гиксос выглядел таким же большим и крепким, как его отец.
– Рада встрече, и добро пожаловать, – продолжила царевна на гиксосском. – Ты, Лок, славно послужил моему отцу. Будете ли вы с сыном так же служить мне?
– Наши жизни принадлежат тебе, госпожа! – заявили оба.
– Когда мы причалим, вас ждет трудная работа, а пока отдыхайте и готовьте оружие.
Кормщик ввел дау в одно из многочисленных устьев дельты, где река замедлялась и растекалась по болотам и лагунам, над которыми летали тучи водоплавающей птицы. Стемнело прежде, чем они достигли открытого моря, но капитан безошибочно вел судно сквозь лабиринт отмелей и банок, пока наконец свежий соленый воздух Средиземного моря не сменил болотные испарения. Девушки вышли на палубу.
– Как раз сейчас Зугга должен догадаться, что мы пропали. – Минтака улыбнулась Мерикаре. – Интересно, что он скажет Неферу? Что мы благополучно затворились в храме, под крылом у верховной жрицы? Надеюсь на это.
При свете половинки луны они оставили позади речные протоки и почувствовали, как палуба под их ногами закачалась в такт морским волнам. Едва выйдя на глубокую воду и совершив возлияние богам, кормщик повернул на восток и шел так вдоль берега всю ночь.
На рассвете Минтака и Мерикара стояли на носу лодки, закутавшись для тепла в накидки. Они смотрели на юг, на низкий пустынный берег, простиравшийся справа от них.
– Подумать только, Нефер всего в нескольких лигах от нас, – прошептала Минтака. – Мне кажется, что стоит мне протянуть руку, и я дотронусь до него.
– Мерен тоже там, только чуть восточнее. Как бы они удивились, узнав, что мы так близко.
– Сердце мое тоскует по Неферу. Я ежечасно молюсь Гору и Хатхор, чтобы они хранили его.
– Значит, ты больше не питаешь к нему ненависти? – спросила Мерикара.
– Да я никогда ее и не питала, – пылко возразила Минтака, потом замялась. – Ну, разве что сначала, да и то слегка.
– Я хорошо понимаю твои чувства, – заверила ее подруга. – Подчас они бывают такими упрямыми, твердолобыми и… – Она пыталась подобрать слово. – Ну, мужчины они и есть мужчины.
– Да! – согласилась Минтака. – Точно. Они как дети. Наверное, нужно простить их, потому как изменить это не в их силах.
Остаток дня и ночь они плыли на восток вдоль побережья, пересекли залив Халиг-эль-Тина, миновали цепочку островов и песчаных мелей, отсекающих от моря обширную лагуну Сабхет-эль-Бардавил. На следующее утро дау приблизилось к берегу у поселка Эль-Ариш. При глубине по пояс два телохранителя, Лок и Локка, перенесли девушек на сушу, затем забрали с лодки вещи. Маленький отряд стоял и смотрел, как матросы дау отошли на веслах подальше и, подняв парус, направились в море, чтобы вернуться через дельту в Египет.
– Ну вот, – неуверенно промолвила Мерикара. Несмотря на присутствие Минтаки, она чувствовала себя одинокой и беззащитной. – И что мы теперь будем делать?
Она едва сдерживала слезы.
– Я пошлю Лока найти нам повозку, – сказала Минтака и, желая немного утешить подругу и вселить в нее уверенность, продолжила объяснения: – Если бы мы отправились на поиски дядюшки Тонки через пустыню, Нефер мог бы перехватить нас по пути на юг. Но мы перехитрили его.
Минтака улыбнулась с наигранной веселостью, поскольку яснее Мерикары сознавала всю сложность их положения.
– Только подумай, как разозлились бы Нефер и Мерен, если бы только узнали! – Обе засмеялись, и Минтака продолжила: – Сейчас мы в тылу наступающего войска Наджи, и дорога от Беэр-Шевы к Исмаилии проходит всего в нескольких лигах к югу от нас. Когда Лок найдет для нас повозку, мы сможем затеряться в обозе Наджи и будем прятаться среди лагерного люда, пока не доберемся до дяди Тонки.
Разыскать повозку на деле оказалось не так просто, как на словах. Люди Наджи прошли здесь раньше и забрали у местного населения повозки, лошадей, а также продовольствие. В конце концов царевнам пришлось довольствоваться караваном из пяти дряхлых ослов, да и за тех пришлось заплатить безумно дорого, отдав два тяжелых золотых и два серебряных кольца. Животные были едва способны выдерживать вес девушек, не говоря уже о телохранителях, поэтому они большей частью шли пешком по неровной тропе на юг, пока на третий день после высадки не поднялись на возвышенность и не увидели внизу в долине хвост армии фараона Наджи. Огромное войско заполняло эту главную дорогу, связывающую восток с западом, насколько хватало глаз, и поднятая им пыль заволокла небо, как дым от лесного пожара.
Они спустились, чтобы присоединиться к нему, и оказались среди обоза. Путники влились в длинный караван повозок и вьючных животных. Минтака и Мерикара держали головы и лица покрытыми и в своей пыльной, потрепанной одежде привлекали мало внимания. Лок и Локка следовали рядом с ними и пресекали проявление любопытства со стороны спутников. Обоз еле тащился, поэтому даже на своих тощих ослах они передвигались немного быстрее остальных и, подобно плывущим по могучей реке щепкам, смещались к голове колонны. По пути девушки проезжали мимо представителей всех типов человеческого общества. Тут были нищие и потаскухи, торговцы и водоносы, цирюльники, кузнецы и плотники, певцы и жонглеры. Они видели, как полководцы, величественные, с Золотом Похвалы на груди, которые мчались на колесницах сквозь толпу, плетью отгоняли с дороги калек, ковыляющих на костылях, и женщин, кормивших на ходу младенцев грудью, пока детки постарше брели, цепляясь за юбки матерей.
Минтака и Мерикара погоняли убогих ослов как могли, и в первую ночь расположились под открытым небом, в окружении походных костров, среди гомона и смрада огромного скопления людей.
Едва достаточно рассвело, чтобы видеть дорогу, они снова отправились в путь. К полудню им удалось нагнать арьергард: шли отряды копейщиков, шеренги лучников с ненатянутыми луками и пращников, распевающих походные песни на варварском языке западных островов. Затем они обогнали длинную колонну запасных лошадей; коней вели цепочками по двадцать, а следом двигались возы с кормом и водой. Минтаку поразило их число – ей казалось, что во всем Египте не сыскать такого количества животных.
Воины поглядывали на двух женщин, поскольку даже простенькие платья и широкие накидки на головах не могли скрыть от столь наметанных взоров их молодость и изящество. Когда девушки проезжали мимо, им посылали сальные комплименты и непристойные предложения, но страх перед своими офицерами и отрезвляющее присутствие Лока и Локки удерживали вояк от дальнейших шагов.
В тот вечер царевны продолжали ехать и после того, как главное войско встало лагерем, и после заката увидели близ дороги большую заребу, обнесенную стеной из кольев и колючего кустарника. Зареба размещалась в легко обороняемой низине между двух невысоких холмов. Вход в нее бдительно охранялся, и жизнь тут кипела: дозорные расхаживали взад и вперед, суетились посыльные, въезжали и выезжали колесницы, управляемые офицерами Красного полка. Над проделанными в частоколе воротами развевался флаг, который Минтака сразу узнала: на нем была изображена кабанья голова, свесившая язык из угла клыкастой пасти.
– Человек, которого мы ищем, здесь, – шепнула Минтака Мерикаре.
– Но как мы войдем, чтобы встретиться с ним? – с сомнением спросила Мерикара, глядя на часовых.
Они разбили собственный маленький лагерь чуть дальше по дороге, но так, чтобы отсюда просматривались ворота ставки Пренна, начальника Красных и арьергарда фараоновой армии. Минтака извлекла из переметной сумы драгоценную масляную лампу, которой удалось пережить тяготы пути, и в ее свете написала на кусочке папируса короткое сообщение. Оно было адресовано «Дяде Медведю» и имело подпись: «От твоего маленького сверчка».