– Идем со мной, Чародей.
Сопровождаемый Таитой, Трок шагнул в ночь. Они молча поднялись по холму и в свете звезд опустились на корточки один напротив другого. Трок зажал между коленями ножны и опустил руку на эфес тяжелого серповидного меча. «Это скорее по привычке, чем из недоверия», – отметил про себя Таита, но тем не менее военного вождя не стоило сбрасывать со счетов.
– Ты принес мне вести с юга. – В устах Трока это прозвучало скорее как утверждение, а не вопрос.
– Господин слышал о смерти фараона Тамоса?
– Нам известно о гибели фиванского претендента от пленников, захваченных при взятии Абнуба. – Трок старательно избегал употреблять слова, подтверждающие законность египетского фараона. Для гиксосов единственным законным правителем обоих царств являлся Апепи. – Еще мы слышали, что на трон Верхнего Египта посажено дитя.
– Фараону Неферу-Сети всего четырнадцать лет от роду, – подтвердил Таита, с такой же настойчивостью употребляя титул «фараон» всякий раз, когда упоминал его носителя. – Пройдет еще несколько лет, прежде чем он начнет править самостоятельно. До тех пор вельможа Наджа будет состоять при нем регентом.
Тут Трок внезапно оживился и заинтересованно подался вперед. Маг улыбнулся про себя. Из рук вон плохо поставлена разведка у гиксосов, раз они совсем не осведомлены о делах Верхнего царства. Вспомнилось, что незадолго до гибели фараона в Фивах было схвачено более полусотни гиксосских лазутчиков и шпионов. После допроса с пристрастием все до единого были казнены. Таита похвалил себя: им и впрямь удалось перекрыть утечку ценных сведений к врагу.
– Так, значит, ты прибыл к нам с полномочиями от регента юга. Какое послание принес ты от Наджи? – спросил гиксос, и Таита приметил, что в поведении у Трока проскользнуло вдруг торжество.
– Вельможа Наджа велел мне передать его послание лично Апепи, – уклончиво ответил маг, не желая, чтобы Трок знал больше, чем это крайне необходимо.
Гиксос это сразу понял.
– Наджа – мой двоюродный брат, – процедил он. – И не станет возражать, чтобы я слышал каждое слово из его послания.
Таита владел собой настолько умело, что не выдал эмоций, хотя Трок допустил серьезную ошибку. Подозрения насчет происхождения регента подтвердились.
– Да, мне это известно, господин, – сказал маг ровным голосом. – И тем не менее то, что мне велено передать Апепи, имеет…
– Не стоит недооценивать меня, Чародей. Я пользуюсь полным доверием твоего регента. – Голос Трока сделался хриплым от гнева. – Мне прекрасно известно, что ты прибыл к Апепи предложить перемирие и начать переговоры о долгом мире.
– Больше мне нечего сказать тебе, господин.
«Может, этот Трок и хороший воин, но заговорщик из него никудышный», – сказал себе Таита. Но когда заговорил снова, ни голос его, ни выражение не переменились.
– Передать послание я уполномочен только Пастушьему царю, Апепи, – промолвил он, употребив титул, которым гиксосского правителя называли в Верхнем Египте. – Ты можешь доставить меня к нему?
– Как пожелаешь, Чародей. Держи рот на замке, если тебе угодно, хотя смысла в этом никакого нет. – Трок сердитым рывком поднялся. – Царь Апепи под Бубастисом. Мы едем туда немедленно.
В напряженном молчании они спустились к подземному храму, где Таита вызвал к себе Гила и командира стражи.
– Вы хорошо справились со своей задачей. Но теперь вам предстоит вернуться в Фивы так же неприметно, как пришли.
– Ты вернешься с нами? – спросил Гил с беспокойством, чувствуя себя ответственным за старика.
– Нет. – Таита покачал головой. – Я останусь здесь. Доложите регенту, что я поехал на встречу с Апепи.
При тусклом свете масляных ламп воины запрягли коней, и вскоре колесницы уже готовы были тронуться в путь. Гил снял с повозки кожаную седельную суму Таиты и передал ее ему. Потом вскинул руку в почтительном приветствии.
– Для меня было великой честью путешествовать с тобой, мой господин. Когда я был маленьким, отец часто рассказывал мне легенды о твоих приключениях. Он сражался в рядах твоего полка под Асьютом. Был командиром отряда на левом крыле.
– Как его звали?
– Ласрон, господин.
– Да, я хорошо помню его. – Таита кивнул. – Он потерял левый глаз в той битве.
Гил с благоговением и изумлением уставился на него:
– Эта было сорок лет назад, а ты помнишь.
– Тридцать семь, – поправил его старик. – Доброго пути, молодой Гил. Прошлой ночью я составил твой гороскоп. Ты проживешь долгую жизнь и заслужишь большие почести.
Копейщик щелкнул вожжами и уехал в ночь, потеряв дар речи от гордости и благодарности.
К этому времени воины Трока сели в седла и тоже готовы были выступить. Таите выделили лошадь, на которой вернулся в храм Гил. Таита закинул ей на спину седельные сумы, потом сам устроился позади них. В отличие от египтян, гиксосы не питали предубеждения против езды верхом. Миновав выход из пещеры, отряд повернул на запад, в противоположную сторону от той, куда направилась колонна колесниц.
Таита скакал в середине отряда тяжеловооруженных всадников. Трок ехал впереди и не приглашал мага приблизиться. С той минуты, как Таита отказался передать ему сообщение Наджи, военачальник гиксосов держался холодно и отстраненно. Таиту это только радовало, потому как ему было над чем поразмыслить. Особенно обширное поле для умозаключений открывало известие о запутанном кровном родстве регента.
Отряд ехал в ночи, держа на запад, по направлению к реке и главному стану врага под Бубастисом. Хотя было еще темно, движение по дороге становилось все более оживленным. Длинные вереницы телег и повозок, нагруженных военным снаряжением, тянулись в ту же сторону, куда ехали путники. Навстречу им, к Аварису и Мемфису, направлялись столь же многочисленные порожние подводы, уже доставившие поклажу на место.
Когда всадники приблизились к реке, Таита заметил костры гиксосского войска вокруг Бубастиса. Усеянное огнями поле протянулось на многие мили вверх и вниз по течению реки: там, невидимое в темноте, располагалось неисчислимое множество людей и животных.
Нет на свете запаха, способного сравниться с тем, что производит стоящая лагерем армия. По мере приближения смрад сгущался, пока не сделался почти невыносимым. Запах навоза и дым разведенных из него костров, ароматы кожи и испорченного зерна – все то, чем пахнут конные части. Но все забивала вонь немытых человеческих тел и гнойных ран, готовящейся похлебки и прокисшего пива, аммиачный смрад отхожих ям, куч испражнений. И над всем господствовал удушливый запах непогребенных трупов.
Среди этой мешанины неприятных запахов Таита уловил еще один. Ему показалось, что он узнал его, но только когда один из страдальцев проковылял, пьяно пошатываясь, прямо у него перед лошадью, заставив его натянуть поводья, маг заметил розовые пятна на бледном лице и убедился окончательно. Теперь он понял, почему Апепи не смог развить победу при Абнубе, почему не послал свои колесницы на Фивы, к которым откатывалась павшая духом и не способная к сопротивлению армия египтян.
Таита подвел лошадь поближе к скакуну Трока и спросил негромко:
– Господин, когда зараза впервые обрушилась на ваши войска?
Трок натянул поводья так резко, что жеребец вздыбился и заплясал под ним.
– Кто тебе рассказал, Чародей? Это твои заклинания навели на нас треклятую хворь? Ты наслал на нас мор?
Он погнал коня вперед, не дожидаясь оправданий. Таита последовал за ним на почтительном расстоянии, но взгляд его подмечал все детали происходящего вокруг.
К этому времени стало светлее; сквозь густую пелену тумана и дыма, устилавшую землю и затянувшую утреннее небо, чуть проглянуло бледное солнце. Это придавало картине некий неестественный, странный вид, как будто дело происходило в подземном мире. Люди и животные преобразились в темные демонические фигуры. Перемешанный копытами лошадей ил, принесенный недавним половодьем, был черным и блестящим.
Они проехали мимо первых погребальных дрог, и всадники вокруг Таиты зажали носы и рты плащами, чтобы защититься от смрада и миазмов от кучи нагих, покрытых пятнами тел. Трок подогнал коня в надежде побыстрее проехать мимо, но впереди скопилось множество подобных телег, почти перегородивших дорогу.
Немного далее им довелось миновать поле для сжигания трупов, где еще целая армия дрог избавлялась от своего жуткого груза. Дров в этих краях не хватало, и пламя не было достаточно жарким, чтобы пожрать росшие груды мертвой плоти. Костры скворчали, когда из тел вытапливался жир; валил густой черный дым, лез в глотки живым, вынужденным дышать им.
«Интересно, сколько из этих покойников стали жертвами заразы, а сколько пало в бою с нашей армией?» – задавался вопросом Таита.
Чума была подобна жуткому призраку, шествовавшему нога в ногу с любой армией. Апепи много лет простоял под Бубастисом в лагере, кишащем крысами, коршунами и питающимися падалью марабу. Его воины утопали в собственных нечистотах, тела их кишели вшами и блохами, они питались испорченными припасами и пили воду из каналов, идущих мимо кладбищ и навозных куч. Для мора лучше условий не придумать.
Ближе к Бубастису лагерь становился более заселенным, шатры, палатки и лачуги лепились к стенам и обступали рвы, окружавшие город. Самые везучие из больных лежали под шаткими навесами из пальмовых листьев, дававшими хоть какую-то защиту от жаркого утреннего солнца. Другие валялись на вытоптанных заиленных полях, брошенные на растерзание жажде и стихиям. Мертвые лежали вперемежку с умирающими, раненные в бою – бок о бок с жертвами жестокой нутряной хвори.
Хотя в нем заговорили чувства целителя, Таита ничем не мог помочь страдальцам. Их обрекало на смерть их же многолюдство, ибо как всего один способен помочь столь многим? Более того, то были враги Египта, и маг понимал, что эта чума – благословение богов. Любой вылеченный им гиксос пойдет в поход на Фивы, чтобы предать его любимый город разорению и пожару.