Сестры робко переступили через порог; старшая, Хезерет, вела за руку младшую, Мерикару. Перед этим Мерикара играла с подружками, и оттого личико ее раскраснелось, а на гибком теле выступили капельки пота. До зрелости ей оставалось еще несколько лет, поэтому ноги у девчушки были длинные и нескладные, как у жеребенка, а грудь плоская, как у мальчика. Длинные черные волосы были заколоты на боку и ниспадали на левое плечо, а маленькая набедренная повязка белого льна оставляла неприкрытой нижнюю часть округлых ягодиц. Оказавшись перед собранием уважаемых мужей, Мерикара застенчиво улыбнулась и покрепче ухватила старшую сестру за руку.
Хезерет уже встретила первый красный лунный цикл и была облачена в льняную юбку и парик взрослой женщины. Даже пожилые мужчины с вожделением поглядывали на нее, потому как девушка в полной мере унаследовала легендарную красоту своей бабушки, царицы Лостры. Кожа у нее была белая как молоко, конечности округлые и соразмерные, а обнаженные груди напоминали два лунных диска. Лицо было серьезным, но в уголках губ спряталась загадочная, озорная улыбка, а в огромных темно-зеленых глазах сверкали дразнящие искорки.
– Подойдите, милые крошки, – обратился к ним Наджа.
Только тогда девочки узнали человека, которого любил и ценил их отец. Они заулыбались и доверчиво направились к нему. Он поднялся с трона, спустился к ним и положил руки им на плечи.
– Вам следует быть храбрыми, и не забывайте, что вы царевны правящего дома. – В голосе его слышалось горе. – Потому что у меня для вас дурные вести. Фараон, ваш отец, погиб.
С минуту сестры словно отказывались понять его слова, затем Хезерет издала тонкий скорбный вопль, который тут же подхватила Мерикара.
Наджа нежно обнял их и усадил у подножия трона. Девочки опустились на колени и, прижавшись друг к другу, безутешно заплакали.
– Печаль царевен ясна и понятна всему миру, – обратился к совету вельможа. – Также понятны доверие и долг, которые возложил на меня фараон. Как я взял под свою опеку царевича Нефер-Мемнона, так беру под защиту и двух царевен, Хезерет и Мерикару.
– Теперь у него в руках все наследники царской крови, – прошептал Талла своему соседу. – И неважно, где скрывается сейчас царевич Нефер. Каким бы сильным и здоровым мальчик ни был, он уже почти покойник. Новый регент Египта совершенно недвусмысленно выказал, в каком духе намерен править.
Нефер сидел в тени утеса, возвышающегося над Гебель-Нагарой. Он не шевелился с тех пор, как солнце впервые показалось над горами за долиной. Поначалу неподвижность давалась ему с трудом – усилие бередило ему нервы, а кожа зудела, как будто по ней ползали ядовитые насекомые. Но мальчик знал, что Таита наблюдает за ним, поэтому постепенно подчинял непокорное тело своей воле, преодолевая его мелочные порывы. И наконец вошел в состояние обостренной восприимчивости, всеми органами чувств соединившись с окружающей его природой.
Он улавливал запах воды, идущий от укромного источника в расселине скалы. Вода едва сочилась и капала в углубление в камне размером не больше двух ладоней, а когда оно наполнялось, стекала в еще один бассейн, стенки которого поросли скользкими водорослями. Сбегающий из этой емкости ручеек терялся без следа в красном песке основания долины. Но даже такой скудный ключ пробуждал природу к жизни. Бабочки и жуки, змеи и ящерицы, грациозные газели, танцующие подобно взвихренным ветром завиткам буроватой пыли в пустынном мареве, пестрокрылые голуби, гнездящиеся на утесах, – все пили здесь. Именно к этим бесценным лужицам Таита привел воспитанника – поджидать его божественную птицу.
Сеть они начали плести в первый же день прибытия в Гебель-Нагару. Шелк Таита приобрел у купца в Фивах. Моток этих ниток стоил, как хороший скакун: их доставляли из далекой страны к востоку от реки Инд, и путешествие занимало целый год. Таита показал Неферу, как делать сеть из этих прекрасных нитей. Ячеи получались крепче, чем из толстых льняных шнуров или кожаных ремешков, и при этом были почти невидимыми.
Когда сеть была готова, Таита настоял, чтобы мальчик сам позаботился о приманке.
– Это твоя божественная птица, тебе ее и ловить, – пояснил он. – Таким образом твой поступок получит больше веса в глаза великого Гора.
Затем, в убывающем свете дня, охотники разведали ведущую на вершину утеса тропу. Когда стемнело, Таита развел у подножия скалы костерок и начал негромко напевать, время от времени бросая в огонь пригоршни травы. Когда полумесяц взошел и разогнал тьму ночи, Нефер начал осторожный подъем на утес, к гнездовищу голубей. Он ухватил двух крупных, трепыхающихся птиц прежде, чем те очнулись от сна и чар, наведенных на них магом. Царевич сунул их в кожаный мешок за спиной и спустился.
По совету Таиты мальчик выщипал у обеих птиц перья на одном крыле, лишив их возможности улететь. Потом охотники выбрали место близ подножия скалы и неподалеку от родника, но достаточно открытое, чтобы его хорошо было видно сверху. Они вбили в твердый грунт по колышку и привязали к ним голубей за ногу шнуром из конского волоса. Затем раскинули поверх пернатых невесомую сеть, разложив ее на стеблях слоновьей травы, которые под напором божественной птицы обломятся и полягут.
– Раскладывай сеть с умом, – учил Таита воспитанника. – Не слишком натягивай, но и провисать не давай. Клюв и когти птицы должны запутаться так, чтобы она не могла трепыхаться и поранить себя до того, как мы освободим ее.
Когда все было исполнено согласно указаниям старика, началось долгое ожидание. Вскоре голуби привыкли к плену и принялись с жадностью склевывать семена дурры, рассыпанные перед ними Нефером. Они вволю грелись на солнышке и купались в пыли под покровом из шелковой сети. День сменялся следующим жарким, палящим солнечным днем, а ожидание не кончалось.
С наступлением прохладного вечера охотники сворачивали сеть, прятали голубей и отправлялись добывать пропитание. Таита взбирался на вершину утеса и усаживался со скрещенными ногами на краю, озирая протяженную долину. Нефер ждал в засаде внизу, никогда не выбирая одно и то же место, чтобы всякий раз застать врасплох приходящую на водопой дичь. Глядя сверху, Таита наводил чары, и редко ему не удавалось подманить стройную газель под выстрел из лука, который Нефер уже держал натянутым, с наложенной на тетиву стрелой. Каждый вечер они жарили мясо газели на костре у входа в пещеру.
Пещера была та самая, в которой Таита долгие годы после смерти царицы Лостры вел жизнь отшельника. Это было место силы. Нефер был еще новичком и не мог проникнуть в таинственные способности старика, но нисколько в них не сомневался, каждый день наблюдая их в действии.
Немало дней провели они в Гебель-Нагаре, прежде чем царевич сообразил, что в оазис их привела не только охота за богоптицей. Всю дорогу Таита щедро потчевал царевича наставлениями и уроками, как и все прежние годы. Даже долгие часы ожидания у приманки были сами по себе наукой. Наставник учил его управлять своим телом, открывать внутренние двери сознания, заглядывать внутрь себя, слышать тишину и улавливать шепот, к которому остаются глухи прочие люди.
Научившись молчанию, царевич стал более восприимчив к глубинам мудрости и познания, в которые увлекал его Таита. Они сидели рядом пустынной ночью, под спиральными завитками звезд, такими же вечными, но и эфемерными, как ветра и течения в океане, и маг рассказывал мальчику про чудеса, которые нельзя понять, но можно принять, если раскрыть и расширить разум. Нефер чувствовал, что стоит на самом краю этого мистического знания, но ощущал в себе растущее стремление продвинуться дальше.
Однажды утром, в серые часы перед рассветом, Нефер вышел из пещеры и увидел расположившиеся вокруг источника Гебель-Нагары безмолвные темные силуэты. Он сказал об этом Таите. Тот кивнул:
– Они прождали всю ночь.
А потом, набросив на плечи шерстяную накидку, вышел к гостям.
Узнав в неверном свете фигуру Таиты, те разразились выражающими покорность возгласами. Эти туземцы из племен пустыни принесли к чародею детей, заболевших «желтыми цветами». Малыши сгорали от жара и были покрыты ужасными язвами.
Пока Таита лечил больных, взрослые раскинули стан близ источника. Ни один из детей не умер, и через десять дней туземцы ушли в пустыню, оставив у входа в пещеру дары: просо, соль и дубленые шкуры. Вслед за ними пришли другие, страдающие от хвори и ран, причиненных людьми и животными. Таита вышел к ним и никому не отказал в помощи. Нефер помогал ему и многое почерпнул из того, что увидел и услышал.
Но не важно, лечили они ночью больных бедуинов, добывали пищу или усваивали новые знания и умения, – каждое утро старик и мальчик занимали место у сети с приманкой и терпеливо ждали.
Возможно, на птиц действовали умиротворяющие чары Таиты, но прежде дикие голуби сделались покорными и смирными, как цыплята. Они без страха шли на руки и только тихо ворковали, когда их лапки привязывали к колышкам. А потом сидели, распушив перышки.
На двадцатый день Нефер, как всегда, занял место рядом с приманкой. И, как обычно, даже не глядя на Таиту, он безошибочно ощущал его присутствие. Старик закрыл глаза, и казалось, что он, подобно голубям, дремлет на солнышке. Кожу его испещряли бесчисленные морщины и старческие пятна. Она казалась такой хрупкой, будто могла порваться от малейшего усилия, как тонкий папирус. На лице у Таиты почти не росло волос: ни намека на бороду или брови, только красивые ресницы, бесцветные, как стекло, обрамляли глаза. Отец сказал однажды, что отсутствие бороды и слабо выраженные у Таиты признаки старения – результат оскопления, но Нефер подозревал, что его невосприимчивость ко времени и сохранение жизненных сил имеют более мистические причины. Зато шевелюра у евнуха была густой и крепкой, как у здоровой молодой женщины, вот только она сияла серебристой сединой. Таита очень гордился ею, тщательно мыл и заплетал в толстую косу, спадавшую на спину. Вопреки преклонному возрасту, маг был не лишен тщеславия.