Охранять их были поставлены восемь воинов, и все до единого они валялись на мягком песке, как трупы в ожидании бальзамировщиков. Таита подошел к каждому по очереди, пощупал пульс на шее и поднял веко, проверив зрачок. Наконец он кивнул Неферу и пошел к задней двери первой повозки.
Он достал из мешочка длинный бронзовый щуп и сосредоточенно занялся массивным бронзовым замком. Раздался щелчок, и дужка замка отскочила. Таита распахнул тяжелую металлическую дверь и увидел четыре ящичка, привинченные болтами к днищу повозки. Крышки сундуков были запечатаны глиняной табличкой с эмблемой фараона Наджи-Кьяфана.
Таита снял печати, поддевая их лезвием кинжала, и сунул в кошель, чтобы, когда дверь снова откроют, не осталось следов взлома. Острием кинжала маг отвернул винтики, удерживавшие крышку, и поднял ее. Сундук был полон кожаных мешочков. Таита взвесил один в руке и улыбнулся. Потом открыл горловину мешочка и увидел безошибочно узнаваемый блеск драгоценного металла.
Тем временем Нефер и Мерен вырыли в мягком песке под кузовом неглубокую яму. Таита передал кожаный мешочек Неферу, и тот положил его на дно ямы. Всего Таита выбрал из первого сундука пятьдесят самых тяжелых кошелей. Затем он привинтил крышку на место. Взяв кусок принесенной с собой свежей сырой глины, он снова запечатал сундук, поставив на глине оттиск царской печати при помощи перстня с рубином, подаренного ему Наджей при отъезде из Фив. Затем перешел ко второму из четырех сундуков.
– Мы берем недостаточно, – ворчал Мерен. – Больше половины остается Надже и Троку.
– Жадность выйдет нам боком, – буркнул Таита, поднимая крышку последнего сундука. – Так никто не узнает, что часть слитков пропала, пока казначей не вскроет сундуки и не пересчитает золото, а до этого может пройти не один месяц.
Из каждого ящика в четырех повозках они вытащили по пятьдесят кожаных мешочков, которые закопали в рыхлом песке на дне русла. Хотя они работали настолько быстро, насколько дозволяли требования осторожности, солнце уже клонилось к закату, когда был запечатан последний сундук и заперта задняя дверца последней повозки. Один из охранников зашевелился, пробормотал что-то и попытался сесть. Таита подошел к нему и легонько коснулся его лба рукой. Воин вздохнул и снова лег. Маг открыл ему рот, всыпал под язык щепотку белого порошка, и воин затих.
– Нам надо поспешить. Они начинают приходить в себя.
Они присыпали песком ряды мешочков на дне выкопанной под последней повозкой ямы, затем взрыли поверхность и испещрили ее отпечатками ног, потому как слой ровного песка выглядел бы подозрительно.
– Сколько мы взяли, как думаешь? – спросил Нефер.
– Невозможно сказать, пока не взвесим, – ответил Таита. – Но на мой взгляд, самое меньшее три лакха.
– Достаточно, чтобы набрать и вооружить целое войско, – пробормотал молодой фараон, не отрываясь от работы.
Они в последний раз быстро, но тщательно осмотрели повозки и местность вокруг них, проверяя, не упущено ли что-нибудь. Затем, оставив стражников лежать в тяжелом наркотическом сне, ушли вниз по руслу.
Отряд вернулся к подножию плато, где оставался при колесницах Хилтон. Отсюда было удобно наблюдать за местом, где было закопано похищенное золото. Разведчики не заметили в русле никаких признаков необычной деятельности или криков. Возможно, воины, проснувшись, испугались и решили скрыть свой проступок.
Уже в сумерках, когда войско лжефараонов выступило в ночной путь, разведчики увидели, как волы с трудом сдвинули четыре повозки с песчаного дна сухой реки и побрели за царскими паланкинами.
Еще пять дней и ночей великая армия Египта рекой текла мимо них. Сменяли друг друга отряды колесниц, полки пращников, лучников и копейщиков. За ними тянулись колонны невольников, которым предстояло возводить укрепления и вести подкопы под стены осажденных городов. Далее шли ремесленники: мастера-колесничники и плотники, оружейники и стрелоделы, а за ними – привычное охвостье войска: жены, подружки воинов и шлюхи, а также их рабы, слуги и дети. Затем ехали торговцы с возками, полными товаров и всевозможных предметов роскоши: их будут продавать воинам в обмен на захваченное и награбленное добро.
Однако засевшие в холмах разведчики видели, что никто из этого множества не наведывался в русло высохшей реки, где было зарыто золото. Хотя каждый день поблизости от него вставал лагерем какой-нибудь отряд или полк, ни один человек не использовал русло в качестве отхожего места или для стоянки.
Когда последняя колесница могучей орды проехала мимо и взобралась на плато по скалистому перевалу Хатмия, когда проковыляли последние из отставших, Нефер и Таита убедились, что войсковые казначеи не обнаружили недостачи. Не было причин также опасаться, что кто-то случайно найдет тайник в дне сухой реки.
Когда восточная дорога наконец опустела, разведчики спустились в ночи с холмов. Колесницы с запряженными лошадьми они оставили на высоком берегу готовыми к немедленному бегству. Нефер и Мерен спустились на песчаное ложе; в лунном свете хорошо были видны колеи, оставленные повозками с казной. Всего пару раз копнув деревянной лопатой, Мерен с восторгом присвистнул и извлек первый кошель с золотом. Вытаскивая мешочки из ямы, они пересчитывали их, дабы убедиться, что ни одного не оставили в песке. Затем, пошатываясь под грузом, подняли мешочки на берег и сложили возле колесниц. Восемьсот кожаных кошелей, полных чистого золота, образовали впечатляющих размеров груду.
– Слишком много! – с сомнением протянул Нефер. – Как нам все везти?
Таита покачал головой:
– Один из нерушимых законов этого подлого мира гласит – золота никогда не бывает слишком много.
Легкие боевые колесницы не предназначались для перевозки тяжестей, но их нагрузили так, что оси прогнулись и затрещали борта. И все-таки не удалось забрать и половины похищенного. Взяв лошадей под уздцы и подбадривая их, они увели перегруженные колесницы в холмы, потом вернулись за следующей частью добычи. Чтобы перевезти все, потребовалось еще две поездки.
Разделив сокровища на пять равных частей, разведчики закопали их в четырех отдельных тайниках на значительном расстоянии друг от друга и постарались не оставить никаких следов. Если один из кладов и будет обнаружен, остальные уцелеют. Пятую часть они погрузили на тринадцать колесниц, и Нефер отправил их под началом Хилтона назад в Галлалу, чтобы тот привел обоз из тяжелых возков и забрал остальное.
Три колесницы Нефер оставил при себе. Управляли ими он сам, Таита и Мерен. Отряды разделились: Хилтон с гружеными повозками снова отправился на юг, а Нефер повел свою тройку на восток, по пятам армии двух фараонов.
Нефер двигался днем, так как знал, что войско, которое он преследует, встает на привал. К тому же при свете дня, когда имелся хороший обзор, вероятность нарваться на неприятности была меньше.
Разведчики взобрались через перевал на плато, где обнаружили обилие воды, хотя по большей части источники были загрязнены тысячами животных и людей, прошедших здесь прежде. Лошади хорошо отдохнули и споро тянули легкие колесницы. Нефер и его спутники проезжали мимо сотен покинутых лагерных стоянок: кострища, покосившиеся остовы навесов, мусор и кучи навоза. Попадались и наскоро выкопанные могилы: войско в походе неизбежно несет потери. Некоторые уже разрыли гиены и шакалы, пожиратели трупов.
– Нам она пригодится, – сказал Нефер, сойдя с колесницы и склонившись над телом молодой женщины, скорее всего одной из лагерных потаскух.
Причину ее смерти установить было трудно – стервятники почти завершили начатую гиенами работу. Глаз и губ у покойной не было, череп скалил зубы в почерневших деснах.
– Клянусь всеми богами! – воскликнул Мерен. – Ты из ума выжил? От нее вонь до небес.
– Помогите мне завернуть ее, – заявил Нефер, не обратив внимания на возмущение друга.
Он подобрал кусок брошенной материи, до того драной и грязной, что даже следующие за войском бедуины не польстились на нее. Расстелив полотно, разведчики туго завернули в него останки мертвой женщины. Затем, несмотря на громкие протесты Мерена, приторочили сверток к задку его колесницы.
С самой зари они ехали в тянущемся за войском пылевом шлейфе, но арьергард показался не раньше полудня. Вся армия уже встала лагерем на дневку, и дым костров под котлами отмечал места сотен отдельных стоянок вдоль ее пути.
Нефер увел отряд с дороги и описал круг, чтобы не наткнуться на обоз и не попасться никому на глаза. Разведывая путь, они осторожно продвигались вперед. И наконец добрались до места, где под сенью оливковой рощицы расположился на отдых отряд с казной и высокими паланкинами царских жен. Было далеко за полдень, когда Нефер подполз поближе и взобрался на тамаринд, откуда мог заглянуть за окружавшую лагерь изгородь из колючего кустарника.
Шатер царицы Мерикары стоял поодаль от шатра Хезерет, но сестры сидели рядом под защищающим их от солнца льняным навесом и лакомились вкусными блюдами, которые подносили служанки.
Нефер располагался слишком далеко, чтобы подслушать их беседу. Хезерет сидела лицом к нему. Она весело щебетала и смеялась и казалась еще красивее, чем в последний раз, когда им довелось свидеться. Даже вдали от дворца она была так густо накрашена, что лицом напоминала статую Хатхор в Мемфисе. На ней красовались наборы великолепных украшений из драгоценных камней, а густые черные волосы были недавно умащены маслом и уложены. Миша, рослая рабыня-негритянка с пышным задом, склонилась над ее плечом, наполняя золотую чашу царицы. Капля красного вина пролилась на подол платья Хезерет. Царица вскочила и ударила Мишу по голове тяжелым веером из серебра и страусовых перьев. Девушка упала на колени и закрыла голову руками, но между ее пальцами проступила кровь. Мерикара попыталась удержать старшую сестру, но Хезерет продолжала остервенело бить нубийку по голове до тех пор, пока веер на раскололся пополам. Запустив обломком в Мерикару, царица ушла, выкрикивая на ходу ругательства и проклятия.