Таита поднял глаза к высокому темному своду пещеры и сосредоточил все внимание на длинном поблескивающем сталактите, свисавшего с него будто огромный мерцающий кинжал. Он собрал все силы, поднял правую руку с посохом и указал им вверх. И, выдохнув остатки воздуха, прокричал слово власти:
– Кидаш!
Раздался треск, будто в глубинах ледника лопнул лед, сталактит отломился от свода и обрушился. Увлекаемый собственным огромным весом, он ударил острием в плечо Иштара возле шеи, пронзил его грудь и живот и вышел через задний проход. Длинный каменный шип приколол колдуна к полу пещеры, как выпотрошенную рыбу к сушильной полке.
Когда Иштар задергался, задрожал и стал судорожно сучить ногами в смертельных муках, Таита почувствовал, что тяжесть исчезла с его плеч и давление на его горло прекратилось. Мардук отступил, и Таита смог дышать снова. Запах горелой плоти исчез. Воздух опять был древний и чистый, прохладный и лишь слабо припахивающий грибами.
Маг подобрал посох и пошел назад по туннелю, на открытый воздух и солнечный свет. У входа в известняковый туннель он обернулся и ударил посохом по камню один, второй, третий раз.
В недрах холма раздался грохот падающего камня, и из входа в туннель пахнуло пыльным воздухом: внутри скалы рухнул свод пещеры.
– Из-за каменного шипа, прошедшего сквозь твое сердце, даже твой грязный бог не сможет освободить тебя из твоей могилы. Лежи в ней всю вечность, Иштар Мидиец, – сказал Таита и отвернулся. Постукивая посохом по камням, он направился по дороге к Галлале.
Трое посыльных достигли Вавилона весной, когда снег еще лежал толстым слоем на вершинах дальних гор на севере, откуда текли две великих реки.
Фараон Наг Киафан принял их на самой высокой террасе сада Вавилонского дворца. Царица Гесерет сидела рядом с его троном. На ней были самые великолепные драгоценности из тех, что имелись в казне царя Саргона. Ее высоко уложенные темные волосы покрывала шелковая сетка, на которой искрились драгоценные камни, будто звезды на небесном своде. Ее запястья и предплечья украшали браслеты, пальцы – кольца с изумрудами, рубинами и сапфирами, и груз этот был так тяжел, что она едва могла поднять руки. На ее шее висел камень размером с незрелый инжир, прозрачный как вода в горном источнике, и такой крепкий, что им можно было резать стекло или обсидиан. Этот изумительный драгоценный камень был привезен из земли за рекой Инд, и когда солнце падало на него, отражавшиеся от него лучи слепили глаза.
Все гонцы были военачальниками отрядов, которые фараон Трок повел на запад четыре месяца назад. Они вошли, не на шутку страшась за свою жизнь, поскольку принесли плохие вести. Ехали они так долго и так быстро, что похудели и загорели дотемна под солнцем пустыни и высоких гор. Теперь они пали ниц перед троном, на котором сидел в великолепии и блеске Наг, затмевавший даже свою жену.
– Приветствуем вас, фараон Наг, самый могущественный из богов Египта, – обратились к нему гонцы. – Мы принесли ужасные вести. Пощадите нас. Хотя наш рассказ вызовет ваше неудовольствие, будьте милосердны и отведите от нас ваш гнев.
– Говорите! – сурово приказал Наг. – Я один буду судить, достойны ли вы пощады.
– Весть, которую мы принесли, касается фараона Трока Урука, вашего божественного брата и соправителя Египта, – сказал тот, что возглавлял передовой отряд, имел звание Лучшего из Десяти Тысяч и носил на груди Золото Доблести.
– Говори! – снова приказал Наг, поскольку говоривший запнулся.
– В пустыне, окружающей древний город Галлалу, произошло большое сражение между войсками фараона Трока Урука и узурпатора Нефера Сети. – Он опять замолчал.
– Продолжай! – Наг поднялся и наставил царскую плеть в лицо говорившему – угроза пытки и смерти.
Гонец поспешно продолжил:
– Посредством трусливого обмана и злого колдовства войско вашего брата и нашего фараона Трока Урука было уничтожено. Фараон убит, его войско разгромлено. Те его солдаты, что выжили, перешли на сторону врага и сплотились под знаменами самозванного фараона Нефера Сети, пусть Сет посетит его с ужасной местью и уничтожит его имя и все его деяния. Этот злой узурпатор со всей своим войском теперь идет маршем на Аварис и оба египетских царства!
Наг вновь опустился на свой трон и глядел на гонца с изумлением. Гесерет рядом с ним улыбнулась. Когда она делала так, жестокие линии в уголках ее рта исчезали и она преображалась, вновь становясь невыразимо красивой. Она коснулась руки Нага пальцем, унизанным кольцами, и когда он наклонился к ней, прошептала ему на ухо:
– Хвала богам и приветствия единственному фараону Верхнего и Нижнего царств, могущественному Нагу Киафану!
Наг попытался сохранить на лице суровое и невозмутимое выражение, но слабая улыбка на мгновение скользнула по его тонким и красивым чертам. Ему потребовалось мгновение, чтобы подавить ее, и он снова поднялся. Его голос звучал тихо, почти как шепот, но был страшен, как скрежет клинка о точильный камень.
– Вы принесли вести о смерти фараона и бога. Горе вам, ибо теперь вы заражены страданием и неудачей. – Он сделал знак страже, стоявшей вокруг трона. – Уведите их и передайте жрецам бога Мардука – пусть принесут их в жертву в печи для успокоения гнева бога.
Когда гонцов связали и увели, чтобы принести в жертву, Наг снова встал и объявил:
– Бог и фараон Трок Урук мертв. Мы поручаем его душу богам. Я заявляю перед всеми, что теперь есть только один правитель обоих царств, и всех земель, и всех завоеванных стран и владений Египта. Я заявляю далее, что править буду я, фараон Наг Киафан.
– Бак-хер! – закричали все придворные и военачальники, стоявшие вокруг его трона. Они выхватили мечи и забили ими о щиты. – Бак-хер! Хвалы царю-богу Нагу Киафану!
– Сообщите об этом всем моим командирам и полководцам всех моих войск. Встретимся на военном совете сегодня в полдень.
В течение следующих одиннадцати дней с рассвета до сумерек фараон Наг заседал во главе своего совета в тронном зале дворца Саргона. Поставив у дверей стражу, чтобы защититься от чужих ушей и шпионов, они составляли планы и порядок сражения. На двенадцатый день Наг назначил смотр своих войск в Месопотамии и отправил послов к подвластным царям и правителям во все завоеванные земли между Вавилоном и границами Египта с приказом подготовить все их отряды к войне и встать под его командование для похода против Нефера Сети.
В следующее полнолуние войска собрались перед Синими Воротами города Вавилона. Они насчитывали сорок тысяч человек и, будучи хорошо оснащенными лошадьми и колесницами, луками и мечами, состояли из ветеранов и опытных солдат.
Гесерет стояла рядом с мужем, единственным истинным фараоном Египта, на городской стене, и осматривала их строй.
– Какой величественный вид, – сказала она мужу. – Я уверена, что вся летопись войн не знает такого смотра.
– Когда мы двинемся маршем на запад, на родину, наша численность возрастет за счет шумеров и хеттов, гурриев и войск завоеванных стран, через которые мы пройдем. Мы вернемся в Египет с двумя тысячами колесниц. Щенок не осмелится выйти против нас. – Он взглянул на нее. – Вы не чувствуете никакой жалости к вашему брату Неферу?
– Никакой! – Гесерет покачала головой, так что ее драгоценности заблестели и заискрились в солнечном свете. – Вы – мой фараон и муж. Кто бы ни выступил против вас – предатель и заслуживает смерти.
– Смерти он не минует, и предатель Чародей разделит с ним погребальный костер. Они сгорят вместе, – мрачно пообещал Наг.
Они издалека ощутили запах реки, запах прохладной пресной воды в воздухе пустыни. Лошади поднимали головы и ржали. Пешие воины ускорили шаг и пристально вглядывались вперед, стремясь увидеть реку, в это время года широкую и темную от обилия ила, плоть и кровь их родины.
Нефер и Минтака ехали в колеснице во главе длинной колонны, ползущей по караванной дороге из Галлалы. Мерен и Мерикара ехали справа от них во второй по счету колеснице. Несмотря на протесты Мерикары, считавшей, что он все еще слишком слаб и болен, Мерен настоял на поездке.
– Я пропустил сражение у Галлалы, но клянусь, что не пропущу другого. Пока в моем теле есть дыхание, я буду ехать рядом с моим царем и моим самым дорогим другом. – Худой и бледный, как белая цапля, он, тем не менее, гордо стоял на площадке колесницы с поводьями в руках.
Ведущие колесницы въехали на возвышенность, и внизу открылась зеленая долина Нила, с могучей рекой, блестящей, как струя расплавленной меди из печи, реки, алеющей в первых лучах солнца. Нефер повернулся и улыбнулся Мерену, едущему в колеснице рядом.
– Мы возвращаемся домой!
Минтака запела, сначала тихо, а затем громче, когда Нефер присоединил к ее пению свой голос.
Храм Богов,
Родина десяти тысяч героев,
Самый зеленый на всей земле,
Наша самая дорогая любовь.
Наш самый милый дом.
Наш Египет!
Затем запели Мерен и Мерикара, а потом, мало-помалу, вся колонна. Отряд за отрядом радостным хором подхватывали песню, начиная съезжать вниз по склону.
Другое войско прибыло встретить их: вооруженные солдаты в колесницах, полководцы и командиры отрядов, ведущие их войска, а за ними отряды пеших воинов. За ними следовали старшины, жрецы и правители номов, все в мантиях, с цепями и знаками отличия, некоторые в повозках, другие в паланкинах, которые несли рабы. Были и всадники, и пешие. За ними, смеясь и танцуя, шла густая толпа народа. Некоторые из женщин несли своих младенцев и начинали плакать от радости, увидев своих мужей, возлюбленных, братьев и сыновей в рядах войска беглецов, возвращающегося домой.
Эти две процессии встретились и смешались. Старшины и полководцы пали ниц перед колесницей фараона. Нефер сошел с колесницы, поднял тех, кого узнал, и обнял самых могущественных и наиболее влиятельных из них, призывая расположение богов на всех своих людей.
Когда он вновь поднялся на колесницу и поехал вперед, шествие последовало за ним к берегу Нила. Там Нефер опять сошел с колесницы и полностью одетый погрузился в воду. В то время как все стояли вдоль берега, кричали приветствия и пели, он совершил ритуальное омовение и выпил илистой коричневой воды.