Двое поплыли, чтобы достать упавшую птицу, но Нефер знал, что это напрасный труд. С одним только сломанным крылом, утка могла бесконечно долго нырять и уплывать от искавших.
«Потерянная птица», – подумал он горько, но прежде чем успел бросить вторую биту, направление полета уток через лагуну изменилось, и они понеслись прямо к лодке Минтаки. Они все еще держались низко, в отличие от чирка, который тут же взлетел бы почти вертикально. Однако летели они очень быстро, и ветер свистел в их похожих на лезвия крыльях.
Нефер почти не принимал в расчет охотницу в другой лодке. На такой высоте, при такой скорости эту цель мог поразить лишь самый опытный лучник. В быстрой последовательности две стрелы взлетели и врезались в беспорядочную стаю уток. Над лагуной отчетливо послышались два удара. Затем две птицы стали падать, с особым неподвижным видом; их крылья свободно трепетали, головы болтались, они были явно сбиты в воздухе в одно и то же время и совершенно мертвы. Они шлепнулись в воду и неподвижно плавали там. Пловцы легко подобрали их и поплыли назад к лодке Минтаки, зажав тушки в зубах.
– Два удачных выстрела, – высказал свое мнение Нефер.
На носу лодки Таита добавил без улыбки:
– Две неудачливых утки.
Теперь небо заполнилось птицами: они стали подниматься темными тучами, когда первые лучи солнца ударили в воду. Стаи были такими плотными, что издали казалось, будто заросли тростника горели, извергая облака темного дыма.
Нефер приказал, чтобы двадцать легких галер и столько же меньших лодок патрулировали все открытые воды в пределах трех миль от храма Хатор и поднимали в воздух всех водоплавающих, что садились на воду. Крылатые множества не редели. В воздухе были не только дюжина разновидностей уток и гусей, но и ибисы и цапли, белые цапли и колпицы. Они летели над колышущимися верхушками папируса на всех уровнях, на самой разной высоте. Они летали кругами, темными стаями или мчались низко, клином, быстро взмахивая крыльями. Они пронзительно кричали, гоготали, крякали, пищали и вопили.
В промежутках между птичьим гамом звучали взрывы мелодичного смеха и ликующий девичий визг, когда девушки-рабыни Минтаки вдохновляли ее на новые достижения.
Ее легкий лук очень хорошо подходил для этой цели. Его можно было быстро выровнять и натянуть без чрезмерного напряжения сил. Она пускала не традиционные стрелы с тупым наконечником, а пользовалась вместо них стрелами с острыми металлическими наконечниками, специально выкованными для нее Гриппой, известным оружейником. Острые как иглы острия пробивали плотный слой оперения и проникали до костей. Она без слов поняла, что Нефер вознамерился превратить охоту в состязание, и доказывала, что ее соревновательные инстинкты так же сильны, как у него.
Нефер был донельзя смущен и своей первой неудачей, и неожиданным мастерством Минтаки в обращении с луком. Вместо того чтобы сосредоточиться на собственной задаче, он отвлекался на то, что происходило в другой лодке. Каждый раз, когда он смотрел в ту сторону, ему казалось, что мертвые птицы сыплются с неба. Это будоражило его еще сильнее. Рассудительность покинула его, и он начал швырять биты слишком рано или с опозданием. Стараясь искупить это, он напрягался и начал дергать рукой при броске, вместо того чтобы использовать все тело, запуская дубинку. Его правая рука быстро утомилась, поэтому он невольно сокращал дугу замаха при броске и сгибал локоть и в результате почти растянул связки запястья.
Обычно он мог рассчитывать на шесть попаданий из десяти бросков, но сейчас промахивался чаще чем в половине случаев. И огорчился еще больше. Многие из сбитых им птиц, были только оглушены или ранены и ускользали от его мальчиков-рабов, ныряя под воду и уплывая в густые заросли папируса, не показываясь из-под ковра из корней и стеблей. Число мертвых птиц, сваленных на дне лодки, росло ужасно медленно. В противоположность этому радостные крики из другой лодки раздавались почти без перерыва.
Нефер в отчаянии отказался от изогнутых бит и схватил тяжелый военный лук, но было поздно. Его правая рука почти обессилела, бросая биты. Он с трудом натягивал лук и стрелял вслед более быстрым птицам и перед более медленными. Таита наблюдал, как фараон все глубже увязает в западне, которую сам себе устроил. Небольшое унижение не причинит ему никакого вреда, подумал он.
Несколькими словами совета он мог бы исправить ошибки Нефера: почти пятьдесят лет назад Таита написал руководства не только об управлении колесницей и тактике, но также и о стрельбе из лука. Однако на сей раз его симпатии были не полностью на стороне мальчика, и он скрытно улыбнулся, увидев, что Нефер вновь промахнулся, а Минтака сбила двух птиц из той же стаи, пролетавшей над ее головой.
Однако он ощутил жалость к царю, когда одна из рабынь Минтаки переплыла лагуну и ухватилась за борт лодки Нефера.
– Ее царское высочество принцесса Минтака надеется, что могучий фараон будет наслаждаться благоухающими жасмином днями и звездными ночами, наполненными песнями соловья. Однако ее лодка начинает тонуть под тяжестью ее мешка, и она желает получить завтрак, который, по ее уверениям, был обещан ей несколько часов назад.
«Несвоевременная острота!» – подумал Таита, в то время как Нефер сердито нахмурился, услыхав эту дерзость.
– Благодари любого бога, которому ты поклоняешься, рабыня, хоть бога обезьян, хоть бога злых собак, за то, что я сострадательный человек. Иначе я своеручно отрубил бы твою уродливую голову и послал твоей хозяйке, чтобы ответить на эту шутку.
Пришла пора Таите гладко вмешаться:
– Фараон приносит извинения за свою неосмотрительность, но он так наслаждался этим развлечением, что забыл про бег времени. Пожалуйста, скажите вашей хозяйке, что мы все немедленно отправляемся завтракать.
Нефер с негодованием посмотрел на наставника, но положил лук и не попытался отменить решение Таиты. Две маленькие лодки поплыли назад к острову близко друг к другу, так, чтобы легко можно было сравнить груды уток на дне каждой. Командой каждой лодки не было сказано ни слова, но все понимали, каков итог утренней охоты.
– Великий, – крикнула Минтака Неферу, – не могу не поблагодарить вас за поистине увлекательное утро. Не могу припомнить, когда в последний раз так наслаждалась. – Ее голос был весел, и она ангельски улыбалась.
– Вы слишком добры и снисходительны. – Нефер без улыбки сделал царственный жест несогласия. – Я думал, что это было довольно скучно.
Он наполовину отвернулся от нее и задумчиво смотрел на горизонт из тростника и воды. Минтака не выказала ни малейшего расстройства из-за подчеркнутого пренебрежения, а повернулась к девушкам-рабыням.
– Что ж, давайте споем фараону несколько куплетов из «Обезьяны и осла». – Одна из служанок подала ей лютню, она тронула пальцами струны и запела первый куплет глупой детской песни. Служанки дружно присоединились к ней, безудержно веселясь и имитируя хриплые крики животных.
Губы Нефера дрогнули от смеха, но он не мог отказаться от выбранной им позы холодного достоинства. Таита видел, что юноше очень хотелось присоединиться к веселью, но он снова угодил в собственную ловушку.
«Первая любовь – это такая радость», – подумал Таита с сочувственной иронией и, к восторгу всех девушек в другой лодке, с ходу придумал новую версию того, что обезьяна сказала ослу, намного забавнее любой предыдущей. В лодке снова завизжали и восхищенно захлопали в ладоши. Нефер продолжал чувствовать себя исключенным из веселья и хмурился для вида.
С песнями они подъехали к месту высадки на остров. Берег круто обрывался, грязь под ним была черная и липкая. Лодочник прыгнул через борт, уйдя по колено в жижу, и удерживал лодку, пока рабы переносили принцессу и ее служанок через ил на твердую землю на высоком берегу.
Как только их благополучно переправили на берег, подошла царская лодка, и рабы приготовились перенести Нефера к Минтаке на высокий берег. Взмахом руки он властно отстранил их. Он вытерпел достаточно оскорблений для одного утра и не собирался дольше уязвлять свое достоинство, цепляясь для поддержки за пару полуголых мокрых рабов. Он легко балансировал на плоском срезе кормы лодки, и вся компания смотрела на него с уважением, поскольку выглядел он великолепно. Минтака старалась не выдать своих чувств, но подумала, что никого красивее она никогда не видела, его стройное и гладкое мальчишечье тело только начинало обретать крепкие мужественные формы. Даже его надменное, угрюмое лицо приводило ее в восторг.
Он из того теста, из которого слеплены герои и великие фараоны, думала она в безудержном романтическом восторге. Жаль, что я так рассердила его. Шутка была злая, но прежде чем закончится этот день, я заставлю его засмеяться снова, Хатор тому свидетельница.
Нефер перескочил зазор между лодкой и сушей подобно молодому леопарду, прыгающему с ветки дерева акации. Он грациозно приземлился на высоком берегу почти на расстоянии вытянутой руки от того места, где стояла Минтака, и замер, ощущающая на себе все взгляды.
Затем берег под ним рухнул. Участок сухой рыхлой глины, на которой стоял Нефер, провалился у него под ногами. Мгновение мальчик махал руками, пытаясь сохранить равновесие, – и свалился в болото.
Все смотрели на него с ужасом, потрясенные видом царя Египта, с испуганным лицом сидящего по пояс в липкой черной нильской грязи.
Долгие мгновения никто не двигался и не говорил. Затем Минтака засмеялась. Она не хотела этого, но больше не могла сдерживаться и, как только рассмеялась, то уже не могла остановиться. Это был чарующий, заразительный смех, и ни одна из ее служанок не устояла. Они разразились веселым визгом и хихиканьем, оттеняющими серьезность охотников и лодочников. Даже Таита присоединился к ним, хохоча без удержу.
Мгновение казалось, что Нефер готов разрыдаться, но затем гнев, который он так долго обуздывал, вырвался наружу. Он зачерпнул горсть густой черной грязи и швырнул ее в смеющуюся принцессу. Унижение придало силу и меткость его руке, в то время как Минтака была совершенно беззащитна в своем веселье и не сумела уклониться ни вниз, ни в сторону. Вся грязь ударила ей в лицо. Смех оборвался, и она уставилась на Нефера огромными глазами из-под стекающей по лицу черной маски.