Дети, сбившись в кучку, смотрели на отца широко раскрытыми глазами.
Взгляд Рода стал потерянным.
— Вы так думаете. Вы правда так думаете? Да?
Дети молча, не мигая, глядели на него.
Род не в силах был пошевелиться.
Но вот он вскочил, резко развернулся и стремительно зашагал к двери.
Корделия бросилась следом за ним, но Гвен успела ухватить ее за руку.
Род вышел из дому. День выдался пасмурный, небо заволокло унылыми тучами. Налетел холодный ветер, но Род этого даже не заметил.
Наконец Род остановился на вершине холма в миле от дома. Там он долго простоял, глядя на простирающуюся внизу широкую равнину, но почти не видя ее. Наконец он устало уселся на высохшую траву. Пока он шел сюда, коловращение его мыслей успело уняться, и вот теперь разум его почти совсем опустел. В ту пустоту пытались пробраться мучительные сомнения. Род негромко спросил:
— Что случилось, Веке?
Конь-робот отозвался, хотя и находился в миле от холма — в стойле возле дома. Род услышал его голос с помощью миниатюрного динамика, имплантированного в черепную кость за ухом.
— Ты вышел из себя, Род.
Род раздраженно скривился. Да, тело коня-робота могло находиться как угодно далеко от него, и все же эта древняя семейная реликвия видела его насквозь, как будто их разделял фут, не более.
— Это я понимаю, — отозвался Род. Микрофон, имплантированный в верхнем нёбе, чуть повыше зубов, уловил его голос и перенес к Вексу. — Но ведь это была не просто злость, правда?
— Это была ярость, — согласился Веке. — Открытая, настоящая, откровенная ярость, беспредельная, не ведающая границ.
Немного помолчав, Род спросил:
— А что могло случиться, если бы жена и дети не смогли защититься?
Веке ответил не сразу. Медленно выговаривая слова, он рассудительно произнес:
— Я смею надеяться на то, что твоя врожденная порядочность и чувство чести стали бы для них достойной защитой.
— Да, — пробормотал Род. — Я тоже надеюсь на это.
Он долго сидел — молча, погруженный в ощущение вины, охваченный угрызениями совести. Даже ветер обходил его стороной.
Прошло еще какое-то время, и рядом с ним послышалось шуршание ткани. Род не подал виду, что услышал этот звук, но тело его инстинктивно напряглось. Он ждал, но несколько минут царило безмолвие. В конце концов Род не выдержал и проговорил:
— Я опять сорвался.
— Да, — тихо отозвалась Гвен.
В ее голосе не было осуждения, но и утешения тоже не было.
Что-то шевельнулось в душе у Рода. Это «что-то» могло бы вызреть и превратиться в гнев, но теперь вся его злость словно выгорела.
— В последнее время это со мной стало слишком часто случаться, верно?
Гвен, помолчав пару секунд, проговорила:
— За последний год — пожалуй, десяток раз.
Род кивнул:
— И столько же раз в прошлом году, а в позапрошлом году — полдесятка раз, причем два раза я сорвался на аббата, когда он пытался затеять раскол.
— А третий — на то чудовище, что пришло с болот…
Род раздраженно покачал головой:
— Не пытайся меня оправдать. В конце концов я всегда срываюсь на тебя и детей — чаще, чем на кого бы то ни было. В последние три месяца я выходил из себя каждые две недели, верно?
Гвен растерялась, немного помедлила и ответила:
— Но еще ни разу ты не гневался так сильно, как сегодня, господин мой.
— Верно, так плохо еще ни разу не было. И вообще мне кажется, что с каждым разом становится все хуже.
Гвен нерешительно проговорила:
— Ты и прежде угрожал нам побоями…
— Да, но ведь на самом деле я ни разу этого не делал, правда? — От неприятных воспоминаний Род поежился и сжал голову в ладонях. — Поначалу я просто швырялся чем попало. Потом я начал швыряться чем попало без помощи рук. А сегодня я набросился бы на Магнуса, если бы вовремя не появился Грегори. — Он в отчаянии посмотрел на жену. — И откуда он только взялся, этот мальчишка?
Гвен едва заметно улыбнулась:
— Неужто ты забыл? Может быть, мы его из Тир-Хлиса принесли, господин мой.
— Ах да. — Род отвернулся и снова обвел взглядом равнину. — Тир-Хлис… Чудесная, волшебная страна, где так много всевозможных фэйри и волшебников. И еще там… лорд Керн.
— Вот-вот, — тихо проговорила Гвен.
— Мое второе «я», — с горечью произнес Род. — Мой двойник в параллельной вселенной, чей дар волшебства несравним с моим и чей буйный нрав под стать его могуществу чародея.
— Вы во многом похожи, — сказала Гвен. — Но только не нравом.
— Это верно, и в способности к волшебству нас также сравнивать нельзя. Но я научился «заимствовать» его дар волшебства и за счет этого смог раскрывать собственные силы, так долго дремавшие во мне.
— Но это случается тогда, когда ты позволяешь его гневливости наполнять тебя, — мягко напомнила Гвен.
— Верно. Кроме того, в такие мгновения и моя собственная несдержанность вырывается наружу, круша все препоны.
— И все же… Есть и другое, что ты перестал скрывать и сдерживать, — осторожно проговорила Гвен и коснулась руки мужа.
Род не ответил на ее прикосновение.
— Думаешь, игра стоила свеч? Ну, допустим. Раньше я был телепатически невидим, никто не мог прочесть моих мыслей. Разве это было не лучше, чем эти приступы ярости?
— Знаешь, я бы сказала, что соединение наших с тобой сознаний искупает твои вспышки гнева, — медленно проговорила Гвен, — если бы не…
Род терпеливо ждал.
— Но твои мысли снова тускнеют, господин мой.
Род промолчал. Он сидел, понуро склонив голову.
— Что, — спросил он через некоторое время, — я снова прячусь от тебя?
— А ты сам этого не чувствуешь?
Род посмотрел в глаза жены и кивнул:
— Но разве это так удивительно — при том, что я не могу доверять самому себе и не знаю, когда меня в следующий раз охватит вспышка ярости? Когда я уже начинаю казаться себе каким-то зверем? Это ведь так стыдно!
— Ты нужен мне, господин мой, — негромко, но решительно отозвалась Гвен и нежно, но твердо сжала руку мужа. — Ты нужен мне и моим детям. Нам воистину повезло, что у нас есть ты. — Голос ее дрогнул. — Благословенна судьба наша!
— Спасибо. — Род ласково погладил руку жены. — Как приятно это слышать… Ну а теперь убеди меня в том, что это Действительно так.
— Нет, — смущенно пробормотала Гвен. — Я не смогу этого сделать, да ты и не поверишь тому, что я тебе скажу.
— И даже тому, что ты сделаешь. — Род склонил голову и крепче сжал ее руку. — Будь терпелива, милая. Запасись терпением.
Они еще долго сидели, овеваемые ветром, не глядя друг на друга, — двое любящих друг друга людей, но при этом пребывающих в разлуке, двое людей, в отчаянии держащихся за тонкую нить, соединявшую их. Они сидели и молча смотрели на раскинувшуюся под холмом равнину.
Магнус отвернулся от окна и облегченно вздохнул.
— Идут, — сообщил он. — И за руки держатся.
— Дай посмотреть! Дай посмотреть! — Двое его братьев и сестренка бросились к окну, притиснулись друг к другу, прижали носы к стеклу.
— Они не смотрят друг на друга, — с сомнением проговорила Корделия.
— А за руки держатся, — напомнил ей Магнус.
— А о чем думают, — встревоженно добавила Корделия, — не разглядеть.
— Но все же они держатся за руки, — упорствовал Магнус. — А если ты не можешь разглядеть, о чем они думают, это значит, что ими владеют спокойные мысли.
— Да, — добавил Грегори. — Не все мысли у них разные.
— Не все. Не совсем разные, — согласилась Корделия, но это было сказано с откровенным скепсисом, свойственным восьмилетним девочкам.
— Ну, будет вам, детки, — окликнул кто-то ребятишек негромким раскатистым баском. — Отошли бы вы от окна, что ли. Да смотрите не наскакивайте на них, когда они войдут. Сомнительно мне, что им сейчас понравится, ежели их будут тискать да за руки тянуть.
Дети проворно обернулись и увидели перед собой эльфа ростом в полтора фута, широкоплечего, смуглого, с носом-«картошкой». Эльф был облачен в штаны и куртку, какие носят лесничие, а на голове у него красовался остроконечный колпак с завернутыми кверху полями и пером.
— Джеффри, — предупреждающе проговорил эльф.
Шестилетний мальчуган с явным недовольством отошел от окна.
— Но Робин, — обиженно протянул он, — я же только смотрел на них, и все.
— Верно. И я знаю, что ты переживаешь за мать с отцом. Только сдается мне, что родителям вашим чуть поболее свободы надо, чем вы им даете.
Корделия сердито плюхнулась на трехногий табурет:
— Но папа был такой злой, Пак!
— Ну да, вы мне так и сказали, — поджав губы, кивнул эльф. — Только ведь вы знаете, что он любит вас.
— Я и не думаю, что не любит, — нахмурившись, возразила Корделия.
Пак вздохнул и уселся на пол напротив девочки, скрестив ноги.
— А могла бы и помыслить такое, если он и вправду так раскипятился, как ты говоришь. — Пак обвел всех четверых детей взглядом. — Не переживайте, детки, он поправится.
Похоже, это его заявление детей не убедило.
— Ну, тогда называйте Пака вруном! — торжественно возгласил эльф.
Тут открылась дверь, и все дети разом вскочили и попятились было, но Пак прошептал:
— Не бойтесь.
Дети не тронулись с места, хотя явно побаивались.
Но их отец, вошедший в дом, вовсе не показался им великаном-людоедом. Он был всего-навсего высоким, темноволосым, худощавым мужчиной средних лет с грубо вылепленным лицом. Рядом с рыжеволосой женой он выглядел далеко не красавцем, а та… та просто светилась, а уж сколько ей было лет — это не имело никакого значения. Словом, если бы дети хоть раз задумались об этом, они бы заметили, как их родители прекрасно смотрятся рядом.
Но дети, естественно, на это внимания не обращали. Они видели только, что взгляд их отца снова полон заботы и теплоты, и бросились к нему обниматься.
— Папа! — воскликнул Магнус.
— Папуля! — уткнувшись носом в руку Рода, протянул Джеффри.
Корделия прижалась к отцу и тихонько всхлипывала. Грегори ухватил его за другую руку и очень серьезно проговорил: