Чародей звездолета «Агуди» — страница 59 из 92

и учеником, солдатом и офицером. Насилием или угрозой его применения. Только ребенка достаточно отшлепать по розовой попке, а между странами это шлепанье называется войной.

– Тогда теракт – это острое словцо?

– Да, можно расценивать и так. А крупный теракт, вроде тарана двух башен в Нью-Йорке, – это хлесткая пощечина, прозвучавшая на весь мир. После чего озверевший гигант собрал все ракеты и попер применять насилие на другую сторону планеты. И его нисколько не останавливает им же запущенная для наших дураков фраза «Насилием нельзя разрешать проблемы» и даже «Насилие никогда не решало никаких проблем». Одно дело сказать так, другое – поступать самому. Русский интеллигент, который разучился думать самостоятельно, а смотрит в рот Западу и послушно повторяет все, что ему скажут, даже не понимает, что насилием пронизан весь мир, все на нем держится!

Новодворский бросил быстрый взгляд по сторонам, их слушают очень внимательно, спросил с расстановкой:

– Уверены?

– Насилие, – сказал Сигуранцев неумолимо, – может быть экономическим в виде пошлин, запретов или отказов на поставки тех или иных продуктов и технологий, может быть информационным, демографическим… Вижу по вашим глазам, что все ждете, когда же заговорю о военном? Вы, с вашей русской интеллигентностью, не понимаете, что видов насилия не меньше, чем звезд на небе? Замечаете только танковые армии?.. Но эти виды насилия куда опаснее, чем грохочущие танковые колонны. Суть насилия в том, чтобы принудить человека или общество к тому, что ему делать не хочется. Можно принудить его так, как принудили вас, он даже не поймет, что его принудили, подменив в его вообще-то полупустой башке истинные ценности, хоть и простенькие, более яркими, пышными, но – брехливыми!

Новодворский собирался с ответом, рядом с ним Башмет, министр торговли, почесал голову в задумчивости, словно проверяя, нет ли внедренных в череп электродов.

– Убийло – шпиен?.. То-то гляжу, перестал есть борщ, а все на итальянскую пиццу налегает.

– Точно, шпион, – поддержал Шандырин. – У него и глаза бегают.

– Хуже, чем шпион, – заверил Босенко. – Он вообще-то зомби. Его лечить надо.

– Или уничтожить, – предложил Забайкальцев практично. – А я его кабинет займу. У него там на стене красивая картина висит. И задница у секретарши толще.

Сигуранцев продолжал строго, не сползая на шуточки:

– Можно подумать, что есть где-то страна, где правопорядок удерживается без насилия, без судов, тюрем, ГАИ, таможен! Да и армия есть в каждой, даже самой крохотной. И такая армия, как догадываетесь… если отвлечетесь от мечты о моем кабинете, угрожает не столько соседям, сколько своим же смутьянам, что вздумают строить баррикады и бросать в окна правительства коктейли Молотова.

Башмет возразил жирным голосом:

– Есть другая альтернатива. Давайте посмотрим прямо в анфас проблеме. Самый оптимальный вариант – воспитание. Правильное воспитание, и тогда насилия в обществе не понадобится.

Сигуранцев изумился:

– Да он коммунист!

– Вольтерьянец, – поправил Каганов, подумал, уточнил: – Руссоист с голубыми глазами.

Сигуранцев кивнул:

– Предположим, воспитать удалось без насилия. Но вы уверены, что воспитанию поддаются все? Есть не просто трудновоспитуемые, но хватает и тех, кто получает наслаждение от бунтарства, от битья стекол в электричках и вспарывания сидений, от расписывания подъездов и лифтов матерными словами. Если введем смертную казнь даже за хулиганство, то большинство из них затихнет, но некоторая часть и тогда не удержится! Они генетически запрограммированы на бунтарство, на агрессию, на вызов обществу…

Он огляделся, посмотрел на меня в первую очень, затем вперил мрачный взгляд в Убийло. Тот спросил хмуро:

– Чего уставились? Да не ходил я к вашей жене, не ходил! Это все враки.

– Враки? Надо проверить… Так вот, в этом кабинете как раз и собрались эти уроды, что генетически запрограммированы на агрессию, бунтарство, насилие. Как и везде во всех кабинетах власти. В любой стране, при любом строе, хоть у папы римского. Когда мы заявляем о недопустимости насилия, то хоть себе за этими закрытыми дверями можем признаться, что всего лишь желаем сохранить монополию на насилие?.. И потому истребляем мафию, все бандитские группировки, даже не разрешаем гражданам владеть оружием, ибо право первой брачной ночи желаем сохранить только за собой?

Громов прорычал с удовольствием:

– Право первой брачной ночи… Эх, ввести бы его снова, что ли?

Шандырин вмешался:

– Говорят, его вообще не было. Это только голубая мечта всех правителей… Петр Петрович, простите меня, что эта свинья вас перебила. Продолжайте, пожалуйста.

Сигуранцев кивнул, принимая извинения одного за другого.

– Понятно козе, что это же относится не только к жене с мужем, но и к государствам. Сейчас громче всех о недопустимости насилия говорит страна, что все свои отношения с другими строит только на применении грубейшего насилия. Только вконец оболваненный русский интеллигент всерьез полагает, что если страна не вторгается в другую с танковой армией, то насилия как бы и нет! Но США давит всех, а особо неугодных, с утроенной мощью – экономически, политически, дипломатически, устраивает мощнейшие информационные атаки, внедряет к нам своих агентов…

Новодворский сказал нервно:

– Чего на меня смотрите? Чего на меня? На Убийлу смотрите!

– Да я просто только сейчас заметил у вас на воротничке след губной помады. Надо бы ее на анализ…

– Где помада, где? – возопил Новодворский, дико выворачивал шею, косил глаза, что налились кровью едва не вываливаясь, из глазных впадин.

Каганов коротко хохотнул, а Сигуранцев сказал холодновато:

– Хуже помады на воротничке может быть только тальк для ног на ушах… как вот у нашего Андрея Каземировича. Ладно, я пошутил, теперь давно уже никто не пользуется тальком, все перешли на дезодоранты. Для безопасности, естественно. Но я продолжаю: США давит всех, в первую очередь самых для нее опасных, с помощью грубейшего и уже не скрываемого насилия. Однако все еще красиво разглагольствует о недопустимости насилия, ведь русский интеллигент, что долго запрягает, потом всю жизнь будет играть эту пластинку: как же переменить – это же признаться, что не прав, что часть жизни играл не на той стороне! А русский интеллигент всегда непоколебимо уверен, что именно он всегда говорит правду, даже если эту правду ему вложили, как лазерный диск в привод. Сейчас все, кроме русской интеллигенции, видят и знают, что именно США создавало, обучало, финансировало и руководило большинством из террористических организаций, действующих во всем мире, руководит ими доныне и вовсе не собирается от них отказываться. И как государственную идеологию приняло недавно постулат, что имеет право убивать даже глав других государств, если полагает их деятельность недостаточно полезной для США.

– Но пока что никого не убило, – сварливо сказал Убийло.

– Но это уже насилие, – подчеркнул Забайкалец, вступаясь за Сигуранцева. – Угроза применения насилия – тоже насилие. Не так ли?..

Каганов сказал обеспокоенно:

– А не припаяют ли нам в ООН какую-то статью?

– В смысле?

– Ну, там разжигание расовой или национальной розни, все-таки юсовцы – уже наполовину негры… И национальной, господин Сигуранцев же открытым текстом призывает юсовцев убивать и убивать…

Убийло задохнулся от возмущения. Лицо покраснело, затем побагровело. Мне показалось, что его сейчас хватит удар.

– Ты хоть понимаешь, что говоришь?

Голос его от дикого возмущения срывался на визг.

Каганов сказал с недоумением:

– Ну да… Разве это не подпадает под статью об этой… ну, разжигательности?

Убийло сказал свистящим шепотом:

– Болван!.. Ты, когда включаешь жвачник, видишь, как их спецназ высаживается в Сибири и что-то взрывает, уничтожает, ворует, попутно убивая сотни наших людей! Их летчики во всех фильмах и книгах наши самолеты сбивают сотнями, бомбят наши заводы, поля, людей… Их суперагенты действуют уже везде по нашей стране, приучая наших ослов к тому, что юсовцам все позволено… вон тебя уже убедили!.. и после этого ты мне еще говоришь, что если ответить хоть чем-то подобным, то это будет разжигание?… да война уже идет, они истребляют нас в фильмах, книгах, телесериалах! А что это, как не война?..

Громов громыхнул тяжелым голосом, лицо перекосилось от ненависти:

– Убивать их всех!.. Убивать. Как они везде убивают нас в своем кино, что… стыд какой!.. идет по нашему отечественному телевидению. Убивать в реале, ибо в реале убить – меньший грех, чем когда убивают в книгах и фильмах. Убивать их всех: мужчин, женщин, детей!.. А потом и города их сжечь, как Господь сжег Содом и Гоморру. Ибо если коммунисты пытались построить царство Добра и Справедливости, но обосрались, так эти юсовцы взялись построить царство всеобщей подлости, предательства и скотства… и это сделать сумели!.. Потому коммунистам можно сказать лишь с сожалением, да, мол, надорвались парни, не по плечу выбрали ношу, а вот юсовцев за то, что они сделали, надо истребить всех до последнего человека!.. И места, где они жили, перепахать заново.

Он умолк, то ли устыдившись вспышки, то ли выдохся, а я постучал карандашом по столу и, оглядев обращенные в мою сторону лица, все почтительно ждут, сказал как можно более твердо:

– К счастью, в Госдуме достаточно сильна партия государственников. Даже движение «За свободное земледелие», ранее резко оппозиционное, перешло в объединенный стан государственников. Там у нас особых проблем не будет… когда внесем законопроект об усилении власти. Как вы понимаете, это прежде всего усилит власть каждого из вас. Вы сможете действительно требовать со своих подчиненных, чтобы… словом, работали.

Сигуранцев хмыкнул:

– А кто будет ерепениться, того ко мне. Все решим при попытке к бегству.

Шутка повисла воздухе, я видел застывшие лица, растерянные глаза. Мы долго и мучительно двигались в эту сторону, к усилению власти, но все равно опешили, растерялись, топчемся и жалко поглядываем друг на друга. Страшно признаться, что каждому это усиление власти – самое то, осточертело положение, когда даже дурака-работника не можешь уволить, по судам затаскает, юристы тормозят, а то и пускают под откос каждое решение, но как признаться… да еще вслух, что поддерживают это самое укрепление власти, что значит отход от политкорректности?