– Ну и куда это мы собрались?
Обернувшись, я увидела Смерть.
– О, а мы тебя только что вспоминали, – вырвалось у меня.
– Угу, все вы говорите, что постоянно меня вспоминаете, – она возмущенно скрестила костлявые руки на груди, – а сами ни позвонить первыми, ни письма написать… только скрыться норовите. Я вас, между прочим, уже все утро ищу.
– Зачем? – насторожилась я.
– Затем, поганка мелкая, чтобы выразить тебе восхищение, – убийственным тоном припечатала Хель.
– А не возмущение? – не поверила я.
– И его тоже, – подтвердила Смерть.
– Давай ты по пути все расскажешь, – поторопила я костлявую, которая от таких слов аж поперхнулась. Но, как ни странно, поплыла за нами следом.
Мы покинули дом терпимости, когда город просыпался: неспешно где-то на соседней улице цокали лошадиные подковы, перекликались двое горожан, а звонкий утренний воздух доносил до нас обрывки фраз, откуда-то тянуло свежей, только-только выпеченной сдобой… А ушлые мальчуганы-газетчики уже вовсю голосили на перекрёстках.
– Сенсация! Сенсация! Публичный дом, возводимый на месте старого алтаря, хоть и не достроен, открылся! Место куртизанок заняли покойницы!
Смерть, услышав звонкий голос пацана, лишь зло сплюнула:
– Тьфу ты! Поганец! Такую новость испортил…
И Хель, ворча, пояснила, в чем дело. Как оказалось, мысли могут быть материальны. Мои так точно. Этой ночью несколько поднятых зомби не пожелали упокоеваться под заклинаниями доблестной магической стражи и каким-то чудом умудрились дезертировать с кладбища. И направились прямиком на… стройку. Сначала они слегка подправили фасад будущего филиала разврата, повесили вывеску «Любовь до гроба» (м-да, у зомби чувство юмора оказалось во всех смыслах убийственным), и самозваные жрицы любви не просто заняли апартаменты, а еще и занялись активной рекламой заведения. Не иначе как под лозунгом «первый раз бесплатно», они перетащили нескольких клиентов (на своих костлявых плечах, и мужики отбивались, но это уже детали) у живых конкуренток по бизнесу из соседнего квартала…
На дебош репортеры и стражи порядка прибыли почти одновременно. Бедолаг вызволили из загребущих рук нежити, самих зомби выдворили со стройки, но скандал получился знатный. Самая пикантность оказалось еще и в том, что среди восставшей нежити оказалась одна настоящая (правда, в силу обстоятельств уже давно мертвая) жрица любви, ударница нелегкого постельного труда Матильда. При жизни она была элитной куртизанкой. Но, видимо, даже могила не смогла ее исправить. Как про последнее прознали репортеры, даже для Смерти осталось загадкой.
– Так что за организацию скандала и творческий подход хвалю, – резюмировала Хель. – Не думала, что это скажу, но это даже лучше, чем парочка несчастных случаев.
– Почему не думала? – заинтересовалась я.
– Потому что обычно все, что вас, людей, не убивает, делает меня грустнее. Но не в этот раз. Так скандалисто и устрашающе за меня давно не мстили… Теперь у этого дома такая слава, что туда никто не пойдет. Даже за доплату. Ни достраивать, ни трудиться, ни развлекаться… – призналась Смерть. И тут же сварливо добавила: – А вот за твое самоуправство придушить тебя хочется. Ты чего со мной не посоветовалась?
– Не успела. – Я попыталась изобразить на лице невинность.
– То у нее «нечаянно» в тело попала, то «упс, не смогла» самоубиться, то вот «не успела» поставить в известность, что весь погост подняла… – бухтела Смерть.
Цверг в наш разговор благоразумно не вмешивался, шел рядом и бдительно смотрел окрест.
– Значит, вопрос с несчастными случаями закрыт? – уточнила я.
– Да, – недовольно согласилась Смерть. – Теперь нужно замочить троицу организаторов.
– А для этого мне нужно стать крауфиней Уикроу, – подвела я Хель к нужным мне выводам. И про себя усмехнулась: до встречи с Дьяром я даже понятия не имела, как интриговать. А вот сейчас поди же ты – не то что людьми, Смертью пытаюсь манипулировать!
Под такие мысли я с наслаждением почесала правое запястье. Оно временами зудело, но я старалась не обращать на это внимания.
– Пришли, – известил нас с Хель цверг, когда мы свернули в узкий переулок, и толкнул неприметную дверку. – Тут вас ни одно поисковое заклинание не найдет, – гордо заявил мелкий, правда, потом все же поправился: – Ну окромя того, что архимаги враз всем своим чародейским кагалом плетут. Но от обычных поисковиков точно укроемся.
Каморка, в которой мы оказались, имела низкий сводчатый потолок. Из освещения – лишь лампу. Окна отсутствовали как класс.
Зато уважение внушал длинный стеллаж, на полках которого лежало, казалось, все. От крючьев, отмычек, бедренной кости, артефактов, карт до дамского парика, шмата копченого сала и бутыли гномьего первача.
– Ну что, будем писать письмо, – азартно потер ладони цверг и тут же развил бурную деятельность. На столе мигом оказались перо, чернильница, лист бумаги и коробочка с просушенным речным песком.
«Мы похитили вашу цыпу. Хотите получить девку живой – сегодня в полдень принесите в переулок Хромого Марка две тысячи монет полноценного золота и оставьте кошель у мусорной кучи. Опосля ждите вестника с запиской. В ней скажем, где искать вашу белобрысую».
Молох знал толк в деловой переписке: все кратко и по существу. Еще и прядь моих волос в доказательство срезал и приложил к посланию, после чего свернул его и подошел к полке.
– Та-а-ак… она была где-то тут. А, вот, нашел. – Он выудил странного вида свисток и подул в него. На другом конце трубочки на манер мыльного пузыря появилась прозрачная, дрожащая слюдяными стенками контура пичуга.
– Мы хоть и не маги, тоже кое-что могем, – гордо возвестил цверг, сцапав пичугу и отложив свисток. А затем взял записку и запихнул ее в полупрозрачного голубя. Тот курлыкнул возмущённо, как настоящий, когда ловкая рука цверга закопошилась у него под хвостом.
Назвав адрес доставки, карлик подошел к двери и выпустил вестника на улицу.
– Не отследят? – на всякий случай уточнила.
– Не смогут. Это особый, специально для таких случаев, – без дополнительных пояснений отозвался Молох. А потом зевнул и заявил: – Ну вы как хотите, а я в эту ночь умаялся и до обеда буду спать.
И… завалился на один из топчанов, что стоял у стены. Я же думала, что не смогу сомкнуть глаз… Но когда села на соломенный матрас, то глаза закрылись сами собой.
Проснулась оттого, что за плечо меня трясла Смерть.
– Уже пора идти выкупаться? – продирая глаза, спросила я.
– Нет, уже топиться, – фыркнула Смерть.
И Молох, до этого что-то сосредоточенно складывавший в многочисленные карманы своих кожаных куртки и штанов, повернулся ко мне и пояснил:
– Тут набережная через квартал. Так что я сейчас ухожу забирать деньги, а ты, как погаснет вот этот маяк, – он указал на язычок пламени, трепетавший посередине плошки с водой, – рвешь когти к реке и сигаешь в нее. Хель тебя подтолкнет, чтобы ты могла сказать, не соврав, что тебя скинули.
М-да… слегка не так я представляла себе возвращение в лоно семьи, но… В общем, как сумели, так и пристроили меня в добрые руки родни.
Я же, глядя на деловитого цверга, тоже решила подготовиться: аккуратно сложила отданные Дьяром кристаллы и перстень посла в тряпицу и туго скрутила ткань. Получился маленький сверток, который я и спрятала в чулок у голени. Мало ли. Все же буду нырять, а башмаки в воде и потерять могу. А местные гольфы почти до колена, так что точно не потеряю. Закончив свои нехитрые сборы, села ждать.
Операция «подкидыш» началась с двенадцатым ударом колокола. Мы с Хель сидели на низком старте, гипнотизируя пламя свечи. Вдох. Выдох. Еще один вдох, и… Пламя мигнуло, погаснув. И я сорвалась с места. Лишь входная дверь лязгнула задвижкой зачарованного самозакрывающегося замка.
Я неслась по улице в сторону набережной. Это был не центр столицы с белеными парапетами. Поэтому я легко перескочила через хлипкие перильца из жердин.
– Стой! Куда! Дура! Ну кто ж так по-дилетантски топится! – завопила Смерть и подошла к вопросу моего ныряния профессионально – от души подпихнула меня, совсем как гордую птицу по имени ёж. В пятую точку. И я полетела. Красиво так. Далеко. Почти до середины течения. Вынырнуть удалось не сразу. Потому как с трудом определила в мутной воде, где все-таки верх. А когда макушка показалась над водой, то я услышала с берега:
– Вот она!
И я быстренько начала симулировать бессознательное состояние: раскинула руки в стороны, легла спиной на воду, отрешенно уставившись в небо.
Краем глаза увидела: у берега промелькнула белобрысая макушка. Прыжок в воду – и вот уже ко мне кто-то плывет. Как выяснилось позже, это был гончий. Причем знакомый.
– Знаете, нам с вами прямо-таки фатально не везет на встречи. И второй раз я при смерти. Меня начинает пугать такая закономерность, – выдала я Эрвину, сидя в карете, укутанная в теплый плед.
Гончий сидел напротив меня, и в его взгляде была такая стена льда, что об нее более трепетной девице можно было бы и разбиться. Ну на худой конец – забиться в истерике. Но, увы, обмороки и припадки были не мой стиль.
Рядом со мной на диванчике сидел отец, обнимая за плечи.
– Большой вопрос, кому из нас не везет больше. Расскажите, что с вами произошло.
– Я была в лапах преступников! – воскликнула я, не уточняя, что они же товарищи и подельники. И, поймав себя на том, что хочу потереть то место, куда так лихо пнула Хель, добавила: – А сегодня и вовсе в шаге от Смерти!
От меня не укрылось, как во время пламенной речи Эрвин мельком глянул на кольцо. И тут проверяет на правдивость слов, шельмец! Но теперь-то я не новорожденный слепой котенок и кое-что знаю об этом мире. Так что еще посмотрим, кто кого.
– Знаю, что мои слова не совсем своевременны, но мне нужно взять у вас показания по делу государственного преступника Дьярвира Йорана. Признаться, до сегодняшнего утра именно его считали виновным в вашем исчезновении, – тон Эрвина дал понять, что он и сейчас так считает. Ну не верил матерый гончий в такие совпадения: ночью взяли Дьяра, а утром всплыла и информация о единственной свидетельнице. А за ней с речного дна и сама Тигиан Уикроу. Живая и лишь слегка вредимая.