– И все же: почему? – я не дала сбить себя с толку и вновь начала уводить разговор с опасной темы допроса.
– Потому что император заинтересован в браке меж Дьяром и Филиппой. Он ясно дал мне понять это. Как и то, чтобы я вел дело о государственной измене абсолютно беспристрастно и тщательно.
– Так тщательно, что вы не проверили улики на…
Я начала запальчиво и осеклась, увидев, КАК на меня посмотрел гончий. Его подобный осколку льда взгляд пронзил мои глаза навылет, пробив стенку черепа. Догадка: Эрвин все знал – озарила подобно вспышке молнии.
– Тогда зачем?
– Затем, что он сам и только сам должен был доказать, что безупречен. И это был навет.
– Не для вас доказать… – тихо, эхом отозвалась я. – Для… – Я посмотрела на галдящих зрителей, которые неспешно покидали свои места, и попыталась подобрать точное слово, но так и не смогла, озвучив как есть: – Для публики.
Да, убери законники по-тихому улики из дела, не доведи обвинение до суда, и потом было бы не отмыться от слухов, что Йоран виновен. По столице и провинциям гуляли бы сплетни, что Дьяр просто надавил на гончих, что все куплено.
– Оставалась лишь я, неучтенный фактор, чьи слова подтверждал камень истины. – Меня охватило странное состояние абсолютного спокойствия.
– Да. Вы очень точно себя охарактеризовали. Неучтенный. – Эривн усмехнулся своим мыслям. – Знаете, чем ближе я знакомлюсь с вами, тем большее у меня возникает подозрение: даже если вы решите пнуть какой-нибудь камень на мостовой, то собьёте пару черепушек. Причем под «черепушками» я имел в виду не осколки какого-нибудь горшка, а вполне себе крепкие головы. Причем еще сидящие на чьих-то шеях.
М-да… до этого момента я-то думала, что лучшую характеристику моему характеру с помощью скороговорки дал братец: тридцать три психоаналитика поступки сестры интерпретировали-интерпретировали, да недовыинтерпретировали. Но Эрвин его сделал.
– И сегодня вы вновь озадачили меня. Скажите, откуда у вас были камни с записью? – задал вопрос, ради которого и затевался разговор.
Вот ведь… гончий!
Но тут к нам подошел кронпринц. Никогда не думала, что так обрадуюсь тому, от кого планировала держаться как можно дальше. Появление Лорина избавило меня от щекотливого вопроса.
– Наконец-то я могу поговорить с тобой, любимая, – произнес венценосный. И вот странность: слова звучали мягко, а мне от них было колко. – Вы позволите, я украду у вас, офицер, мою Тиги всего на несколько мгновений?
Есть просьбы, в которых не отказывают. И Эрвин это прекрасно понимал. Поклонился, не отрывая от меня изучающего взгляда, и поспешил откланяться.
Кронпринц же предложил свою руку, и мне, как и гончему, пришлось ее принять и положить ладонь на сгиб локтя жениха.
Мы шли неспешно, рассекая толпу, как ледокол торосы. И вот эта неспешность рождала во мне напряжение: что-то должно произойти. Скоро. Совсем скоро. Потому что пружина завернута уже до упора и начался обратный отсчет.
Я прикрыла глаза, пытаясь понять, откуда у меня родилось это чувство тревоги. Что такого увидели мои глаза? Услышали уши? Почувствовали пальцы? Отчего родилось и все множилось беспокойство? И, только вдохнув полной грудью, поняла: запах. Магнолии и лилии. Он исходил от кронпринца. Почти неуловимый. Но на мужчине он мог остаться лишь в одном случае. И это отнюдь не беседа. Скорее уж очень близкий контакт. И что-то мне подсказывало, что это был не спарринг по боксу.
Но если кронпринц и Филиппа любовники, то становилось понятно, почему невеста Йорана так жаждала избавиться от Дьяра: она просто расчищала себе дорогу к трону. А значит, следующей ее целью была я.
Мой мозг в этот момент напоминал процессор: сотни операций в долю секунды. Расчет вариантов событий. И в этот бешеный поток ворвался размеренный голос Лорина:
– Дорогая… – начал он, и мне пришлось улыбнуться в ответ, изобразив милую, кроткую улыбку. Это оказалось необычайно тяжело – выглядеть безмятежной и наивно-доверчивой, когда внутри тебя готовы взорваться вулканы. И только сейчас я поняла, что женственность – это в первую очередь не про воздушные платья и шпильки, а про умение скрывать своего внутреннего ВДВшника.
– Да? – Я подарила жениху лучезарную улыбку. Такую, чтобы Станиславский в своем гробу зааплодировал и воскликнул: «Верю!»
– Разреши мне побыть с тобой наедине. – С этими словами кронпринц толкнул дверь одной из боковых комнат. То ли это было помещение секретаря, то ли для ознакомления с делами. Во всяком случае, в небольшом кабинете имелся внушительный стол, заваленный бумагами, а стеллаж, стоявший вдоль стены, прогибался под тяжестью папок с делами.
Охрана осталась в коридоре.
От меня не укрылась и почти бесшумно щелкнувшая задвижка, и то, как вроде бы влюбленный не поспешил прижать к себе невесту, а наоборот – отошел в самый дальний угол кабинета, к столу, и задумчиво посмотрел в окно.
Его пальцы выбили на полированной поверхности дерева, еще не захламленной бумагами, замысловатую дробь. Перестук от мизинца до большого и потом еще два удара средним и указательным.
Я как завороженная следила за рукой кронпринца, и уже собравшийся пазл начал свою стремительную перестройку.
– Дорогая, ты не выполнила своей задачи. Поэтому постой там, в углу. Не хочу испачкать мундир. – С этими словами в его руке вспыхнула алая сфера. – Извини, мне придется тебя убить.
Последнее слово не иначе как сработало как манок для смертей. Они просочились через стену целым кворумом. Их косы стукались друг о друга, звеня. Остроконечные колпаки балахонов норовили слететь. Смерти махали костлявыми руками, экспрессивно обсуждая, как именно меня сейчас пришибут: останется ли кучка пепла после запрещенного заклинания мгновенного тлена или только черное пятнышко, а может, и вовсе без оного, запачкает ли при этом кронпринц мундир, развоплотит ли мою душу, или силенок не хватит и ее просто притопит на самом дне преисподней. И как после выкрутится венценосный: выйдет, сказав, что девушка осталась оправлять платье, и я исчезну в зале суда, или, может, навесит личину на какую-нибудь девицу, чтобы та еще помелькала в толпе?
– Ставлю все: эта белобрысая выживет! – перебивая галдеж товарок, рявкнула Хель.
– Да не, окстись! Тут стопроцентная смерть девки вырисовывается, – возразила другая костлявая, прижимая к груди программку с яркой крупной надписью: «Только сегодня! Взрывное шоу с рандомными смертями! Кто умрет, не может угадать сама Судьба!» – Так что я ставлю на блондинчика и кучку пепла в углу.
Смерти тут же зазвенели монетами, желая, видимо, отбить проигрыш в суде. И лишь одна дотошно уточнила:
– А почему ты, Хель, так уверена в девчонке?
– Потому что она еще за меня и мой алтарь не отомстила. А пока она тех гадов не пришьет – хрен умрет у меня! Пусть только посмеет! – И ударила череном косы об пол.
Вот только Лорин этого всего не видел. И не слышал. А я узнала главное: раз и на моего противника пришла, как и на меня, повестка о возможной кончине, то это значит, что у меня есть шанс. Пусть мизерный, но все же…
А для спасения нужно выиграть время. Хотя бы на то, чтобы придумать, как спастись.
– И давно Филиппа твоя любовница? Ты тоже использовал ее, как и меня, чтобы убрать Йорана? – я старалась говорить спокойно, но твердо. Не провоцируя, но и не давая слабины.
Как только хищник поймет, что перед ним добыча, жертва, сразу же вонзит в нее зубы. Поэтому моя задача – чтобы противник почувствовал во мне тоже хищника. И я с ней справилась. Лорин в легком удивлении приподнял бровь.
– А ты, оказывается, самая умная идиотка из всех, кто меня окружает. Даже Филиппа не поняла, что она тоже марионетка. Но мне интересно, на чем же я прокололся? – играя алым шаром, вопросил он.
«Ну-ну, – скривилась я мысленно, – анализ ошибок устраняет их повторение…»
– Запах ее духов уж очень приторный… – я не стала выдавать все карты и, усыпляя бдительность кронпринца, сказала, как об уже почти свершившемся: – Ты сейчас меня убьешь. Но перед смертью мне хотелось бы узнать: ради чего я умираю?
– Ради венца императора, – уже в замахе выкрикнул Лорин. И в меня полетела сфера.
Вот только я все это время стояла не просто так. Во мне поднималась волна. Та самая, что в щепы размозжила палубу «Инферно» и не отправила меня за грань.
Я вытянула руки вперёд, выплескивая свою силу. Всю до капли. Алый шар напоролся на поток мглы, сбивший траекторию его полета.
От косого удара меня развернуло, а потом и вовсе уронило, протащив по полу. А сплетение двух магий врезалось в стену, снеся ее. А затем кладку еще одной и еще…
От грохота вздрогнул пол, затрещали потолочные перекрытия. Поднялись облака известки, а я узнала о себе много нового и интересного от жениха. Уже однозначно бывшего жениха.
– Тварь!
– От гада слышу! – отозвалась я, поднимаясь с пола. По ощущениям, по мне проехался каток. Раз двадцать.
А вот по стене без всяких «словно» прошелся гигантский магический таран. Там, где недавно еще была стена, ныне зияла громадная сквозная дыра, через которую можно было увидеть соседнюю улицу со вздыбленной кладкой мостовой. Будто громадный червь прогрыз себе ход через все здание суда насквозь и, нырнув в булыжники улицы, ушел под землю.
В этот миг позади меня с шумом вылетела дверь – это охрана спешила на помощь наследнику.
Вот только я израсходовала все свои силы на то, чтобы отбить первый удар, и была пуста. Сил, чтобы отбить еще одну атаку, не было. Но сдаваться… Вика Туманова никогда не опускала топор. Ну и руки, которые его держали.
Я рванула к пролому, уходя от перекрёстного огня, рвя мышцы и сухожилия, преодолевая сопротивление вмиг ставшего вязким, как кисель, воздуха, когда услышала крик:
– Сдохни! – Мне наперерез понеслось еще одно заклинание, сорвавшееся с пальцев Лорина. И вслед ему полетел крик моментом сориентировавшегося в изменившейся ситуации венценосного гада: – Нападение на кронпринца! Убить ее!