– Так ты хочешь этого? – крикнул один из трясущихся Старейшин. – Хочешь, чтобы мы попросили прощения?
– Она хочет, чтобы вы признали свои ошибки! – закричала мама. – Вы никогда больше не посмеете отнестись к мордешору с неуважением. Никогда не отвергнете ее и ее потомков!
– Да! Вы раскаетесь во всем, что совершили! – воскликнул один из мертвецов.
– Вы будете достойно ей платить! – поддакнул другой.
– Вы больше никогда не взглянете на нее косо! – взвыла вся толпа в едином порыве.
– Мы просим прощения, – послышался новый дрожащий голос. Это был сегодняшний судья. – Нам очень, очень жаль… – Теперь он открыто плакал. – Мы никогда больше не станем недооценивать работу мордешора…
– Прошу вас! – вскричала одна из горожанок. – Мы сделаем все, что захотите! Только не мучайте нас больше…
– Вы вернете труду мордешора былую славу! – торжественно провозгласил папа. – Вы будете относиться к ней с почетом и уважением…
– Клянемся! – хором закричали Старейшины. – Клянемся всем, что нам дорого!
– А если вы солжете, – продолжил папа низким, смертоносным тоном, которого Лейли никогда у него раньше не слышала, – мы за вами вернемся.
Трупы заорали и затопали ногами, заставив весь город содрогнуться.
– Что угодно… Что только захотите…
– Мордешор, – прогремел папа, вскидывая голову к ночному небу.
– Да, папа?
– Ты принимаешь извинения этих чудовищ?
Лейли не смогла удержаться от улыбки. Забавно было видеть, как восковые останки ее отца именуют обычных горожан «чудовищами».
– Принимаю, папа джун.
– И если тебе что-нибудь понадобится, ты ведь позовешь нас снова?
– Конечно, папа, – улыбнулась девочка. – Спасибо тебе.
– Ты точно хочешь, – окликнула ее снизу мама, – чтобы мы ушли?
Лейли кивнула.
– Спасибо вам. Спасибо за все. Не знаю, что бы я делала без вашей помощи.
– Ты не одна, милая, – сказала Роксана. – Доброта никогда не забывается. Даже теми, кто погребен глубоко под землей.
Лейли наблюдала сверху, как толпа мертвецов постепенно рассеивается. Начался тихий снегопад, снежинки запутывались и таяли в шелковых нитях паутины, и те слегка мерцали в лунном свете. Десятки тысяч трупов, в том числе ее друзья и семья, мирно промаршировали по улицам и скрылись в темноте. Дрожащие чаролесцы неотрывно смотрели им вслед, не в силах поверить своему спасению.
А Лейли никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой и могущественной. Не потому что Старейшины теперь стояли перед ней на коленях; а потому что родители наконец-то доказали, что ее любят.
Соловей опустился на плечо девочки, чтобы прочирикать в ухо поздравительную трель.
– Спасибо, – сказала Лейли птичке. – Жизнь – странная штука, правда?
– Да уж, – кивнул он. – Всё вечно не то, чем кажется.
Как я люблю счастливые финалы!
Чаролесцы сдержали слово и больше никогда не сомневались в Лейли.
Одна неделя сменялась другой, а дела у мордешора шли все лучше. Теперь с девочкой обращались, как с особой царских кровей; прежнее отвращение было позабыто – отныне горожане смотрели на нее одновременно с ужасом и благоговением. Вскоре ей начали предлагать несметные сокровища, лишь бы она лично омыла тела их любимых. Простая беседа с Лейли стала считаться подарком судьбы – даже встретить ее на улице уже означало удачу, – но девочке не было дела до подобострастных взглядов незнакомцев, а потому она предпочитала проводить время в компании друзей.
Да-да, друзей. Они остались с ней, разумеется.
Теперь у Лейли было достаточно средств, чтобы нанять столь желанных помощников. А кто подошел бы на эту роль лучше людей, которым она доверяла больше всего? Вот так Алиса, Оливер и Беньямин стали официальными ассистентами мордешора: каждый день работали с ней бок о бок, а по вечерам и выходным… как же там звучало это слово?
Веселились.
Лейли пыталась снова ходить в городскую школу – но оказалось не так-то просто учиться у преподавателей, которые начинали заикаться в ее присутствии, и сидеть среди детей, которые сгорали от желания послушать страшилки про духов и мертвецов. В итоге Лейли спросила Мадаржун, не согласится ли та несколько часов в день обучать ее, Алису, Оливера и Беньямина на дому, – и бедная женщина чуть не разрыдалась, так тронула ее эта просьба.
Незаметно они стали настоящей маленькой семьей. Оливер, который никогда особенно не любил родной дом, не сумел бы представить для себя лучшего места, – но Алиса, чьи родители с тревогой ожидали ее возвращения, не могла остаться в гостях навечно. Девочка при первой возможности связалась с отцом и описала ему все произошедшее; он был так горд Алисой, что разрешил ей задержаться в Чаролесе еще на полгода. Шесть месяцев – столько в среднем требовалось ференвудским детям на выполнение Задания, и папа счел, что это будет справедливо. До тех пор Алиса даже не собиралась думать об отъезде; ей попросту было здесь слишком хорошо.
Теперь они с Оливером жили в особняке Лейли – и проводили каждый вечер в играх, пиршествах и долгих беседах за чашками обжигающего чая. В очаге всегда ревел огонь, а стены освещали прекрасные фонарики. Мадаржун научила их готовить пряное рагу и пестрый рис; Беньямин показал Алисе, как правильно есть замороженные розы; а Оливер… Что ж, Оливер начал меняться. Впервые в жизни он ощущал себя на своем месте, и эта простая устойчивость – безопасность – чувство принадлежности неуклонно сглаживали его тернистые края. Некогда ершистый мальчишка смягчался на глазах, обещая однажды вырасти в заботливого молодого человека, – и, конечно, все вернее влюблялся в по-прежнему прекрасного, но уже далеко не такого пугающего мордешора.
Пока же они были лучшими друзьями.
Сегодня в гостиной снова пылал огонь, а стены были украшены не только фонариками, но и зимними цветами. За заиндевелыми окнами тихо падал снег, и Лейли прикрыла глаза, напевая старую полузабытую мелодию. Мадаржун напоминала Оливеру правила сервировки стола, пока Беньямин с Алисой сновали между кухней и гостиной с дымящимися блюдами. В воздухе витал густой аромат шафрана и куркумы, корицы и оливкового масла. На столешнице остывал свежий хлеб, а рядом теснились огромные тарелки с рассыпчатым рисом, обжаренным изюмом, барбарисом и миндалем. Сыр фета соседствовал с горкой все еще мягких и влажных грецких орехов, горстями базилика, мяты, зеленого лука и редиса. Приправленная специями фасоль, печеная кукуруза, миски с наваристыми супами, оливками и разноцветными салатами, – вот лишь часть богатств, которые блистали на столе в тот вечер. Ужины, подобные этому, быстро стали традицией для мордешора и ее приемной семьи: они пировали, пока не уставали жевать, после чего валились на ковер счастливой кучей-малой. Ночь продолжалась смехом и разговорами; и хотя они не могли знать, что принесет им будущее, одно они знали наверняка:
Друг в друге они обрели то, что называется семьей, – и ничто на свете не сумело бы их разлучить.
До следующего раза, дорогой читатель.