В палате она помогла Эдуарду переодеться и уложила на кровать, позже сделала укол и пациент тревожно уснул. Когда приехала Марина со связкой бананов и сеткой апельсинов, то снова не смогла с ним поговорить. А медсестра пояснила ей, что Гульбанкину не лучше, что-то его сильно встревожило сегодня, и Эдуард оказался снова на грани приступа.
— Странно, Эдуард разговаривал с кем-то по телефону?
— Он уезжал куда-то, приехал буквально двадцать минут назад на такси. Еле ноги волок пока поднимался в палату. Я доктору ещё ничего не сказала, он на операции сейчас.
— Прошу вас, не сообщайте врачу, а я завтра приеду и поговорю, чтобы больной соблюдал режим.
— А вы кто ему? — Александра не увидела кольца на безымянном пальце эффектной женщины.
Марина почему-то растерялась в первое мгновение и подумала про себя, что по большому счёту она никто, так рядом постоять пришла. Женщина криво ухмыльнулась:
— Я друг, просто друг. — она протянула фрукты. — Вы передадите нашему сердечнику?
— Конечно!
То ли от уколов, то ли от стресса последних дней Гульбанкину снились сны. И как будто не сны вовсе, а реальность, его прошлая реальность. Он вспомнил до мелочей, что происходило в тот день, где кто сидел, что выпивал и даже, то что было одето на каждом из участников этой драмы.
Несмотря на приоткрытые окна в комнате висел тяжёлый дым от множества выкуренных сигарет. В этот день, на удивление самого Гульбанкина, он проигрывал, что случалось довольно редко. Этот факт его тупо раздражал, и после очередного неудачного кона он решил остановиться. Эдуард не переживал из-за потери денег, подумаешь четыре сотни долларов! Он разволновался из-за того, что вдруг почувствовал, как теряет невидимую, телепатическую связь с партнёрами и нить игры. Бывало за вечер из кармана уплывали довольно приличные суммы, но на это и была игра, за удовольствия надо платить! Гульбанкин наслаждался своим азартом, а не возможностью получить какую-то прибыль. Но сегодня, с самого начала всё пошло не так. Эдуард начал копаться в поисках причины своей сегодняшней неудачи и кажется нашёл. В их среде не принято совать свой нос глубоко в личные дела, вне этого круглого стола они не дружили. Конечно, знали «ху из ху», но называли друг друга без пиетета Костями, Серёжами, Эдиками, Володями. Место их встреч менялось редко и в круг участников попасть с улицы было невозможно, кто-то кого-то приводил или рекомендовал. Сегодня собрались шесть человек, игра щла по-крупному, ставки взвинчивал самый молодой мужчина из всех присутствующих по имени Родион. Он был новичком в их компании, однако кто он, откуда, какой пост занимает, женат ли, имеет детей, никто не интересовался. Да и зачем? Встретились для другого. Родион нервничал, но старался это скрыть, пот скапливался на висках и тонкие пальцы вздрагивали, как будто их кто-то невидимый дергал за ниточки. Участники шутили, перебрасывались репликами, мелкими глотками выпивали кто херес, кто просто воду, почти все курили и никто не замечал накалённой атмосферы исходившей от Родиона. И только Эдуард ощутил это напряжение и прелесть беспечной игры потерялась. Проигравшись очередной раз Гульбанкин поднялся из-за стола и развёл руками, мол я пасс. Его никто не держал и не уговаривал— колхоз дело добровольное, и только Родион стрельнул в отчаянии глазами— его проигрыш составлял уже приличную сумму. Гульбанкин вышел из комнаты и притворил за собой дверь. На кухне, пошарив по ящикам, нашёл банку «Карт Нуар» и заварил в прозрачном френч-прессе ароматный напиток. За окном спускались сумерки, и заходящее солнце окрасило сугробы в розовый цвет. Стояла ранняя весна и из-за приоткрытого окна доносился лишь монотонный звук капающей воды, которая стекала с прозрачных сосулек. Дом, где они сегодня встречались, находился за городом и владел им очень богатый человек, который сидел сейчас за игровым столом. Эдуард нашёл на полках чашку, налил заварившийся кофе и вернулся в просторную, обставленную дорогой мебелью гостиную. Товарищи, закончив игру, начали подниматься со скрипом отодвигая стулья и лишь Родион сидел без движения уставившись на колоду карт в центре стола. Неожиданно он воспрял и завертел головой в разные стороны:
— Господа не расходитесь! Дайте мне отыграться! Я вас очень прошу. — мужчина подскочил и попятился к дверям, словно закрывая своим телом выход.
В комнате воцарилось молчание. Мужчины переглянулись в недоумении. В их кругах считалось дурным тоном истерить по поводу проигрыша, пусть даже очень крупного. Никто никого не принуждал и силой не держал! И уж если ты спустил капитал, то будь добр, рассчитайся по долгам! Это принцип, непреложный закон!
— Уважаемый, игра окончена. — первым отреагировал высокий, плотный, чернявый мужчина. — У вас будет возможность отыграться в следующий раз, а на сегодня извините!
Он развёл руками и сделал шаг в сторону растерянного мужчины, следом за ним потянулись и другие. И тут совершилось совершенно невероятное— Родион, как сломанная кукла упал на колени и молитвенно сложив руки на груди запричитал:
— Я не могу вернуться домой без ничего, это были все деньги! Они предназначались для лечения моей сестры! — мужчина заплакал искренне и навзрыд. — Её надо везти в Германию, только там ей могут сделать операцию! У неё очень тяжёлая болезнь!
— Послушайте, милейший, встаньте. Не дело это так себя вести. Вы знали, куда пришли!
Снова начал чернявый, и его подхватили остальные. В этом хоре было слышно, что-то и осуждающее, и успокаивающее. Всхлипывающий голос Родиона потонул в гомоне. Его подняли, усадили в кресло, кто-то налил вина. Все хотели поскорее вырваться наружу, закрыть этот инцидент, и вернуться в город к своим жёнам, детям, в тихую, уютную гавань, без мыслей о чужих бедах и печалях. Хозяин дома толстый осетин показывал знаки руками, чтобы уходящие гости прихватили и это недоразумение. Мужчины чувствовали неловкость от гнетущей ситуации и пытались скорее закрыть дверь в безопасном салоне собственного автомобиля, чтобы эта минута тотчас же превратилась в прошлое. За всё это представление Гульбанкин не проронил ни слова. Он так и стоял в углу, держа в руках недопитую чашку с остывшим кофе. Вскоре со двора разъехались дорогие иномарки. Он поблагодарил хозяина и последним вышел на крыльцо. Темнота уже упала на землю, вечерняя прохлада подморозила дневную слякоть и покрыла лужи хрустким, мутным стеклом. Эдуард ехал по городу и всё чётче понимал, что смалодушничал. Несколько раз он порывался развернуть автомобиль и вернуться к осетину, разузнать, кто увёз этого Родиона или он уехал сам, и снова, как потом стало понятно, принял неправильное решение. Эдик приехал домой, выпил два стакана виски и лёг спать. На следующее утро всё произошедшее уже не казалось таким трагичным, закрутили дела и совесть утихомирилась в грудной клетке, а вскоре и вовсе уснула. Но к концу рабочего дня в памяти всплыло лицо приятеля, сморщенное в плачущей гримасе, сначала он начал звонить Родиону, однако телефон молчал, потом партнёрам по игре, но никакой толковой информации не получил. Эдуард не особенно напрягался, для того чтобы утихомирить разыгравшуюся совесть. Он бы и забыл эту историю вовсе, если бы через несколько месяцев не услышал, как приговор, собственный диагноз! Он обожал июнь за свежесть, многоцветье и ароматы. Гульбанкин попросил водителя остановиться возле базарчика с цветами. Около пожилой женщины стояло целое ведро с огромными шарами бордовых пионов. Он заплатил за все, к радости цветочницы и, поднимаясь с корточек, укутанный ароматом цветов, почувствовал, как земля уходит из-под ног и покидает сознание. Очнувшись в больнице, а после и услышав вердикт врачей, в голову пришла ясная и простая мысль: это наказание за то, что он, Гульбанкин, богатый и успешный, не протянул руку, не дал проснуться в себе человеку, не нашёл в себе силы уважать собственное Я.
Открыв глаза Эдуард увидел, как Александра распахивает окно и её белый халат окрасился в розовый цвет. Он не мог сообразить солнце встаёт или пришёл вечер. На всякий случай он просто сказал:
— Здравствуйте Саша.
— Добрый вечер. — она обернулась. — Вам надо выпить лекарство, а потом я вам поставлю капельницу.
— Хорошо. — безропотно кивнул больной и сел на кровати.
— К вам приходила подруга. Красивая, уверенная в себе дама, очень хотела встретиться. Принесла вам фрукты. Потом двое мужчин, сказали, что коллеги по работе. Полицейский ждал когда вы проснётесь, но доктор запретил вас беспокоить.
— Хорошо. — так же без эмоций откликнулся Эдик и вдруг что-то вспомнил. — Саша, я могу вас попросить об одном одолжении?
— Конечно. — она подсела к нему на кровать.
— В моём доме находятся несколько уникальных растений, за которыми необходим тщательный уход. Я просто волнуюсь, что домработница забудет о них и перестанет поливать. Так вы не могли бы позвонить ей и напомнить об этом?
Эдуард сам не понимал почему, но он не желал связываться с внешним миром, разговаривать с коллегами о работе, решать какие-то проблемы, видеть Марину, слабо улыбаться, убеждая, что он здоров как бык. Он был уверен, что всё решиться без него и организация похорон Светочки, и слаженная деятельность «Сливочного царства», надо только сделать несколько звонков с распоряжениями. Во всяком случае сейчас хотелось побыть немного в тени, зарыться под одеяло и прикинуться слабым. И вдруг он понял про себя, что снова, как тогда, решил трусливо спрятаться, ни за что не отвечать и не брать ответственность. Эдуард ждал, что Александра достанет сейчас свой телефон и предложит ему поговорить с Евгенией Степановной, но женщина, как будто почувствовала его состояние, ответила просто:
— Конечно! А если будут проблемы, то я могу поехать и проведать дом. Тем более что завтра у меня выходной. А что за ценные растения?
— Вы знаете, некоторое время тому назад я очень увлёкся выращиванием маленьких деревьев бонсай. — Гульбанкин оживился. — Это означает буквально— выращенное на подносе. Это такое же дерево со стволом, листьями, корнями только маленького размера. Процесс очень увлекательный и кропотливый. Необходимо соблюдать балланс— это не комнатные растения, они могут находиться внутри лишь несколько дней, потому что воздух в помещении жаркий и сухой, а на открытом пространстве требуется защита от погодных условий— дождя и ветра. Стиль бонсай или пеньцзай возник в Китае в эпоху династии Тан. Старинная легенда гласит, что один император приказал создать миниатюрную империю с маленькими домами, улицами и деревьями, водопадами, реками, лугами, горами. Считается, что в Японию это искусство попало благодаря буддийским монахам. Растения украшали ниши домов, и максимальная высота дерева должна быть не выше одного метра. С восемнадцатого века японцы окончательно превращают эту технику в искусство и возникает множество стилей. — Эдуард улыбнулся. — Вы знаете, буддисты уверены, что человек выращивающий бонсай подобен Богу, потому что мир выглядит, как сад Будды, где он садовник.