— В Кингисепп. Из Англии приехал один учёный, пишет научный труд о церковной архитектуре семнадцатого века. — она протянула полотенце. — Там в тысяча семьсот восемьдесят втором году был построен Екатерининский собор. Построил его знаменитый тогда архитектор Антонио Ринальди. — Рафаэль двинулся на кухню и уселся за ужин, Наталия, не прерывая рассказ, устроилась напротив, и так увлеклась, что забыла про сон. — На том месте, где был постоен собор, стоял деревянный храм, но он сгорел, вот тогда был предусмотрен новый проект уже каменного храма. По указу императрицы Екатерины второй началось возведение. Изначально хотели построить собор с одним куполом, но завершили строительство с пятью куполами. В тридцать четвёртом году прошлого века собор во имя Екатерины Александрийской закрыли, приравнивая к культовому учреждению, и только в девяностых храм был передан в руки православной общине, и был освещён митрополитом Ладожским и Санкт-Петербургским Владимиром. Говорят, храм приводит в восхищение, потому что высота храма сорок пять метров и внутреннее убранство впечатляет.
— А с кем ты едешь?
— Эрмитаж выделил мне машину, так я и этот учёный должны управиться за один день. Он совершенно не понимает русский и без переводчика ему не обойтись.
— Ты не против, если я поеду с вами?
— Конечно, тебе тоже будет интересно?
— Наташа, мне всё интересно с тобой, но я хочу проверить кое-какую информацию в Кингисеппе пока вы будете наслаждаться красотами собора.
Она обняла его за шею.
— Я бы никогда не расставалась с тобой.
— И я. Жаль, что я не Рокфеллер и вынужден работать. Но завтра я твой на весь день! Во сколько выдвигаемся?
— Служители церкви предупреждены о нашем визите. Там мы должны быть в десять утра, машина заедет за нами в половине восьмого.
После ужина Рафик позвонил начальству и предупредил, что будет завтра после обеда, а утро потратит на проверку информации.
Глава 10
Гульбанкин чувствовал себя спокойно и это сбивало с толку Шапошникова. Он ожидал, что бизнесмен начнёт качать права, угрожать жалобами в Министерства и ведомства, а потом налетят адвокаты всех мастей, подадут кучу апелляций и арестант выйдет из СИЗО до того, как полицейский успеет хоть что-нибудь выяснить. Он окажется свободен под подписку о не выезде, под хороший залог или под домашний арест, и ни один из вариантов не устраивал Шапошникова, потому что на расстоянии от обвиняемого и без оказания на него определённого давления, узнать правду почти невозможно. В его практике случались такие феерические освобождения из под стражи и буквально через неделю дела разваливались, а обвиняемые улетали птицами в заграничные, тёплые края. Однако Эдуард Аркадьевич не требовал к себе особого внимания, не настаивал на звонке адвокату и молча уселся в воронок. Сергей не стал откладывать допрос в долгий ящик и, как только прибыли в Управление, он попросил дежурного выделить кабинет для допроса, потому что в их кабинете сотрудники «Службы ремонта» чинили кондиционер.
— Вы, кажется не удивлены такому повороту событий? — Шапошников с любопытством посмотрел на Эдуарда. Тот был бледен, но не испуган и не растерян.
— Не удивлён и даже ждал, хотя не так скоро. Как вы вышли на меня? — Гульбанкин криво ухмыльнулся и констатировал. — Таксист. Вы нашли таксиста, который меня привёз и увёз назад в больницу.
— Так может вы начнёте с самого начала? О том, например, где и как вы познакомились с Константином Троепольским, откуда вы знаете и когда в последний раз видели Зиновия Ашкенази, зачем поехали к Отару Сатырову? — Шапошников выдержал небольшую паузу, и, напустив на себя большей уверенности, продолжил. — Собственно я и так всё знаю, сам могу вам рассказать, конечно, за исключением некоторых подробностей. Хотелось бы знать мотив, зачем вы так жестоко расправились со своими знакомыми. Я почему-то не совсем уверен, что они ваши друзья. И ещё, кто должен быть следующий?
— У вас бурная фантазия, господин полицейский, интересно послушать вашу версию.
— Хорошо. Точно не знаю на какой почве вы сошлись, но эти люди ваши знакомые. Вероятно вы что-то не поделили, скорее всего всё дело в деньгах, потому что все убитые очень богатые люди. Мы навели справки и выяснили, что в конце мая, когда было найдено тело Константина Троепольского, вы находились во Франции в Тулузе, якобы на сельскохозяйственной выставке, а это всего в двух часах езды на автомобиле от города Байонна. Во время смерти еврея Ашкенази, свидетели утверждают, что вас видели в окрестностях посёлка Свияга. Ну а про осетина Сатырова и говорить нечего— вся прихожая заляпана вашими отпечатками пальцев, да и таксист железный свидетель. Собственно здесь относительная ясность. Вопрос в другом— кто следующий и при чём здесь пиковый валет?
— С самого начала хочу сделать заявление: я никого не убивал. С Троепольским и Ашкенази встречался давно, а к Сатырову приехал для того, чтобы предупредить об опасности. Да только поздно, кода я зашёл в дом, он уже был мёртв.
— Давайте сделаем так, как будто я вам поверил, а вы начните с того времени, как познакомились с этими людьми.
— Это долгая история. — Гульбанкин опустил глаза, как будто удаляясь в прошлое.
— Я не тороплюсь. Особенно если истории интересные.
— Я не агнец безгрешный, во мне, как и во многих живут пороки. Я никогда ничего не коллекционировал, ни марки, ни спичечные этикетки, ни картины. Обжорство и пьянство не моя слабая сторона, как в молодости, так и сейчас могу довольствоваться малым. Однако в моих жилах течёт кровь деда, который был очень азартным и удачливым игроком. Мне передалось это по наследству. Я любил игру и, как правило, всегда выигрывал. Но я никогда не позволял взять игромании верх над собой. Я всегда умел остановиться, даже если чувствовал, что партнёр готов спустить не только свой автомобиль, дом, но и собственную душу. Уже больше года я не даю волю своему влечению. Игру заменила японская национальная культура.
Гульбанкин замолчал, чтобы перевести дух, а полицейский прикинул, если выслушивать рекламу собственного благородства этого товарища, то из кабинета они не выйдут долго, точно не сегодня и решил направить разговор в интересующее русло:
— Эдуард Аркадьевич, давайте ближе к делу.
Гульбанкин в ответ рассеянно кивнул.
— На игру мы встречались может быть два, три раза в месяц. Люди состоятельные, интеллигентные и солидные. Ставки были достаточно высоки. Я не то чтобы трус, но как уже говорил, меня всегда что-то останавливало, я не играл бездумно и если проигрывал, то заканчивал игру и уходил из-за стола. Другие мои товарищи были не такими, некоторые спускали за ветер огромные суммы. Иногда игра затягивалась до самого утра. Глупую и легкомысленную молодёжь не приглашали, они не умели себя контролировать, а остальные знали друг друга, но не дружили. Вообще, зачастую не знали кто какую профессию, должность имеет, интерес составляли лишь карты и игра. В наш круг трудно было появиться постороннему, новички появлялись только по рекомендации кого-то из игроков. Так вот одного такого привёл я. Мы познакомились случайно на какой-то выставке, кажется японского искусства и подружились. Я увлекался бонсай, и он имел такое же хобби. Мы обменивались опытом, иногда из Японии он привозил новые идеи. Его имя Родион, кажется он работал японском то ли консульстве, то ли в какой-то автомобильной компании здесь в Санкт-Петербурге. Я точно не знаю.
— Почему вы говорите об этом человеке в прошедшем времени?
— Я потерял его из виду и не знаю где он сейчас и что с ним. Но тогда, в связи с ним, случилась одна неприятная история. Я как-то пригласил его в нашу компанию и представил другим приятелям. Постепенно Родион стал вхож в этот круг. Встречались мы в основном в доме у Сатырова, иногда в городе на квартире Троепольского. Это потом, я прочитал в газетах, что его обвиняли то ли в коррупции, то ли мошенничестве, то ли во взятке, но он спешно покинул Россию. Нечто подобное произошло с Ашкенази и он укатил в Израиль. В тот день мне не везло, что случалось довольно редко, я разозлился и решил прекратить игру пока раздражение не заставило меня снова сесть за стол и снова включиться в процесс. В доме Сатырова никого кроме нас не было. Отар старался чтобы ни жена, ни прислуга не встречались с гостями даже случайно, потому что иногда приезжали люди очень видные и известные, и которым огласка была совершенно ни к чему. Я сбросил карты, вышел на кухню и приготовил кофе. Сколько времени я отсутствовал даже не помню, а когда вернулся в комнату, то застал такую нелицеприятную картину— Родион сначала умолял присутствующих дать ему возможность отыграться, потом внезапно упал на колени и начал рыдать. Кто-то призвал его к благоразумию, попытался поднять, все как-то стушевались, почувствовали себя неловко, игра скомкалась, и все засобирались по домам. А Родион продолжал умолять, приговаривать что-то про сестру, что нужны деньги, что он не может вернуться ни с чем. Уже в холле, когда толклись у вешалки, одевая куртки и плащи, парень сказал внятно и без истерического надрыва, что-то вроде того, что теперь я буду для вас Пиковым валетом не по закону, а по справедливости. Никто даже внимания на это не обратил, думали, что у парня крыша поехала от отчаяния, а я понял, что Родион не шутит. Как я уже говорил, мы интересовались японским искусством и не только прикладным. В переводе Григория Чхартишвили в одном издательстве были выпущены неизвестные ранее японские авторы Юкио Миосима, Кэндзи Маруяма, Ясуси Иноуэ и другие. Нас с Родионом объединяла эта тема и даже, как-то мы попали на книжную выставку, где проходила встреча с этим переводчиком. Это потом я узнал, что Чхартишвили и есть Борис Акунин, который блистательно написал целую серию про Эраста Фандорина. Потом я очень увлёкся этим литератором и читал почти все его новинки. Так вот у него есть книга «Пиковый валет» про банду нахальных мошенников, там одна глава так и называется «По закону или по справедливости!