Шапошников сердечно поблагодарил друга, посулив, что и он подставит плечо в нужное время и кинулся к компьютеру. Через пару минут он взял в руки ещё тёплые после принтера листки. Информации оказалось немного, но это уже что-то, не фантом, не выдумка, а реальный человек. Осталось пробить его адрес в Санкт-Петербурге, чем он и занимался до того времени, пока в кабинет не доставили Гульбанкина.
Юдинцев проснулся ближе к обеду с головной болью и с ужасом представил свой будущий рабочий день. О том чтобы позвонить заместителю не было и речи— накопились очень важные проблемы, которые уполномочен сделать только директор молокозавода, тем более, что Гульбанкин попросил проследить за всеми делами в концерне пока он отсутствует. В «Сливочном царстве» всё пошло наперекосяк. Ещё лёжа в постели, сквозь стук в висках Николай вспомнил когда это началось, а именно в день трагической смерти Светочки. До этого их империя выглядела как румяное яблоко, которое изнутри уже начали выедать червяки. В один момент всё начало рушится. И сейчас Юдинцев остался один. Переверзева, несмотря на мольбы, раскаяние и просьбы, на внутреннем совете решено было отстранить от дела и скорее всего навсегда. Совет директоров постановил не выносить сор из избы, однако, если Переверзев не вернёт все изъятые из производства средства добровольно, то постановление можно будет изменить на меру пресечения. Николай даже представить себе не мог, каким образом их друг и компаньон соберёт нужные деньги, скорее всего придётся продать всё имущество, но этого будет не достаточно. Его жена Ирина буквально на следующий день после такого разоблачения подала на развод и уже собирала чемоданы— её ждали южноафриканские пингвины и долларовый счёт в оффшорной зоне. Гульбанкин и раньше практически не сидел в своём кресле, находился в разъездах, решал вопросы с инвесторами, встречался с польскими и немецкими фермерами, перенимал новейшие технологии— он держал руку на пульсе, а сейчас вовсе не появлялся в офисе. Эта ужасная трагедия, потом больница, следом арест, конечно, выбили его из колеи и пока полиция не найдёт настоящего убийцу, Эдуард не будет чувствовать себя в зоне комфорта.
Николай оторвал голову от подушки вместе с тяжкими мыслями и, покачиваясь, отправился в ванную. Погрузившись в воду ему стало чуть легче. После он выпил аспирин и решил сделать поздний завтрак. Он надеялся, что после еды быстрее вернётся в активную, рабочую форму. Юдинцев ел без аппетита и вспоминал пролетевшие выходные. Он возил своих барышень за город, в прекрасный, частный пансионат «Бархатный мотылёк». Они гуляли, купались в реке, загорали, ужинали шашлыками с красным вином. Сплошная идиллия, если не считать, что с ними увязалась мама Марины. Николай так мечтал провести время со своей возлюбленной, но планы оказались подкорректированными именно мамой. Любовь Ермолаевна имела такую власть над дочерью, что Юдинцев просто удивлялся— он видел двух Марин— одна свободная, сексуальная, красивая, острая на язык, а другая послушная маленькая девочка, которой запрещают брать конфеты и вообще решают за неё все вопросы. Любовь Ермолаевна заявляла безапелляционно, что у неё богатый, жизненный опыт, и она лучше знает, как распорядиться деньгами, какой дом купить, и в каком районе.
— Но я не собираюсь приобретать никакую недвижимость. — Николай сразу и не понял, что мамаша планирует семейный бюджет из его кармана. — У меня прекрасная квартира в тихом районе.
— Странные ваши рассуждения, Никас, а когда появятся дети? Вы считаете нормой растить ребёнка в городе. — маман держала голову прямо и говорила снисходительно. — Я уж и не говорю про виллу в Испании.
Николая раздражал этот тон и имя Никас, да и вообще-то, что нос этой женщины торчал из всех щелей их совместной жизни с Мариной. Она даже пыталась впарить ему-жениху свадебный костюм, как у Луиса-Альберто из бразильского сериала с широким, полосатым галстуком, заправленным под жилетку. Уже в воскресенье вечером, когда они высадили довольную Любовь Ермолаевну у подъезда и остались наедине, Николай попытался мягко поговорить с Мариной, однако мягко не получилось, как он не старался сгладить острые углы.
— Дорогая, ты не находишь, что твоя мама везде. Как бы тебе это помягче сказать— она хочет за нас решить все вопросы! Это она придумала, что ты будешь ночевать с ней в номере, а не со мной! Это не правильно! Это наша с тобой приватная жизнь!
— А чем тебе мама помешала? Она одинокий человек и нуждается в обществе, и кто, как не мы с тобой можем составить ей компанию. И потом она несколько старомодна и хочет соблюдать правила игры— до свадьбы жених и невеста не должны иметь интимной связи.
— О Боже мой, Марина, ты себя слышишь? Сколько тебе лет? Что за условности! — Юдинцев распалялся всё больше. — А эти намёки на приобретение дома за городом, я так понимаю, что она намерена там поселиться с нами?! Да я и вообще не желаю ничего покупать! Итак на фирме дела идут из ряда вон плохо.
— А при чём здесь твоя фирма? Она моя мать! Всю жизнь она растила меня без отца, дала образование! И если она захочет жить с нами, так и будет! — Марина с красным лицом повернулась к Николаю. — А вот твоя мама, ты же не откажешь ей в помощи?
— Конечно, не откажу, но она не лезет в мою жизнь! Я уже большой мальчик, а ты так и продолжаешь оставаться маленькой девочкой рядом с ней. Неужели ты не понимаешь, что её цель организовать своё материальнео содержание за счёт тебя. Чего она не добилась в своей жизни, хочет сделать твоими руками, омать манипулирует тобой, ты её инструмент!
— Ну-ка, останови машину. — Марина гневно сверкнула глазами. — Я доберусь на такси. — пока Юдинцев парковался она уже не говорила, а шипела. — В твоих глазах мы аферистки, которые мечтают завладеть твоими деньгами и богатством.
— Я так не думаю и люблю тебя, но не заставляй длать выбор между нашей семьёй и твоей мамой. — он удержал её за руку. — «Доколе ты жив и дыхание в тебе, не заменяй себя никем; ибо лучше, чтобы дети просили тебя, нежли тебе смотреть в руки сыновей твоих». — так сказано в Библии.
Он выскочил из машины и распахнул перед женщиной дверь. Николай не стал уговаривать невесту, потому что решил расставить многие точки над i ещё до свадьбы. Он по горькому опыту знал, если не прояснить все вопросы на берегу, то семейная лодка направится в ад, а он уже проходил через это и не желал повторения. Юдинцев бросил машину возле дома и на такси отправился кутить и развлекаться, как он для себя обозначил цели сегодняшнего вечера, а по факту просто надрался в какой-то забегаловке и компанию ему составил местный забулдыга. Наутро Николай проверил карманы, однако пьяница оказался человеком порядочным— все деньги и банковские карты оказались на месте.
Гульбанкин сокрушался в душе. Он только-только начал новую жизнь, у него появилась надежда. Он возводил замок хрустальный и каждую секунду боялся, что он разрушится от какого-нибудь неловкого прикосновения, жеста, слова. Александра казалась именно той женщиной, которую он ждал всю свою жизнь. Он не искал, у него не было на это времени, но надеялся, что судьба приведёт его нужной дорогой. Эдуард не представлял себе, какой будет эта женщина толстой или тонкой, брюнеткой или блондинкой, он вообще ничего о ней не знал. Воображение рисовало лишь идиллические картины семейной жизни, которой у него никогда не было. В детстве он видел вечно пьяного отца и замотанную мать. Но он вырвался, выстроил свой замок, в котором было всё и кресло-качалка, и камин с дровами, и даже зимний сад. Сейчас осталось разглядеть ту, которая укроет его ноги клетчатым пледом и принесёт горячего вина со специями. Эдуард с самого начала понимал, что с Мариной у него ничего не получится, он был искренне благодарен ей за поддержку во время болезни, но так же отдавал себе отчёт, что не хочет состариться рядом с этой женщиной. После разговора с Юдинцевым он даже обрадовался, что так славно всё складывается. Эдик от всей души желал чтобы у Николая и Марины всё сложилось гладко. Нет, он не струсил, и обязательно бы поговорил с бывшей любовницей, объяснил, извинился, но омут событий последнего времени сдавливали его действия как тиски. Он выныривал на несколько минут, и тут же воронка засасывала его назад. И вот сейчас он подписал документы, раздал распоряжения, позвонил в туристическое агентство, чтобы там оформили путёвки на неделю в Испанию. Гульбанкин ликовал в душе, представляя, как Александра с внуком будут плескаться в бассейне, а он под большим зонтом потягивать из кувшина холодную сангрию. Появление полиции вновь разрушило все планы и заставило сердце биться как тяжёлый молот.
«Что за проклятье навалилось на меня? Когда всё это кончится»? — устало подумал бизнесмен, когда увидел на пороге полицию. Ему никто ничего не объяснял, просто не очень дружелюбно и настойчиво предложили проехать в Управление. Александра в этот момент находилась на работе, домработница взяла выходной и Эдуард Аркадьевич сразу как-то растерялся, не зная что предпринять, но выбора ему не оставили, лишь позволили запереть дверь и проводили к машине. В голове мелькнула надежда, что всё разрешится, рассосётся и уже через пару часов он снова будет дома, но не тут-то было. Шапошников встретил его совсем не приветливо, предложил сесть и без предисловий начал допрос:
— Господин Гульбанкин, расскажите, как вы провели вчерашний день?
— Вас интересует какое-то определённое время?
— Особенно первая половина дня.
Казалось Эдуард Аркадьевич не совсем понимал, что от него требуется, он рассеянно пожал плечами и начал перечислять:
— Утром, по традиции, завтрак, потом я поехал на работу, надо было утрясти важные вопросы, после обед в ресторане с поставщиками.
— Вас возил водитель?
— Нет, я сам был за рулём.
— Больше никуда не заезжали?
— Ах да, вчера я получил странный звонок. Мне позвонил Левченко и предложил встретиться. Он продиктовал адрес и очень просил приехать.
— Почему вы не позвонили мне?