- Да не валяйте же вы дурака. Позвоните и скажите, что вы Целиковская. Вас немедленно обслужат. Ведь это же просто смешно!
- Нет, я не буду звонить. Все равно ничего не выйдет.
- А вы попробуйте. Давайте поспорим?
Через два-три дня встречаемся снова.
- Слава, та оказался прав. Я только сказала, что я Целиковская, как они тут же прибежали и все сделали.
Другое дело, когда нужно было заступиться за кого-то. Тут она не стеснялась звонить и требовать.
Людмила Васильевна, хоть мы и сдружились с ней за годы совместных поездок, все время оставалась для нас старшим товарищем. Между нами существовал некий уважительный барьер, и мы, как говорится, не позволяли быть себе с нею на одной ноге. И она очень ценила нашу деликатность, и сама всегда сохраняла какую-то внутреннюю дистанцию. Ей было чуждо развязное панибратство. Поэтому Людмила Васильевна никогда не пускалась с нами в откровения о своей личной жизни.
Воронцов. В нашем спектакле есть монолог Зощенко о любви, который произносила со сцены Целиковская. О любви и смерти. Судьба Людмилы Васильевны, ее женская доля так на этот монолог ложилась, что, когда она его произносила, в зале все переводили его на ее личную жизнь. По окончании монолога зал выдерживал длинную паузу, и лишь потом обрушивался шквал аплодисментов. Зрители чувствовали, что ее слова искренние, выстраданные.
Шалевич. "Вот когда госпожа смерть подойдет неслышными стопами к нашему изголовью и, сказав "ага!", начнет отнимать драгоценную и до сих пор милую жизнь, мы, вероятно, наибольше всего пожалеем об одном чувстве, которое нам при этом придется потерять.
Из всех дивных явлений и чувств, рассыпанных щедрой рукой природы, нам, наверное, я так думаю, наижальче всего будет расстаться с любовью.
И, говоря языком поэтических сравнений, расставаясь с этим миром, наша вынутая душа забьется, и застонет, и запросится назад, и станет унижаться, говоря, что она еще не все видела из того, что может увидеть и что ей хотелось бы чего-нибудь еще из этого посмотреть.
Но это вздор. Она все видела. И это есть пустые отговорки, рисующие скорее величие наших чувств и стремлений, чем что-либо иное.
Конечно, есть и помимо того разные исключительные и достойные случаи и чувства, о которых мы тоже, наверно, горько вздохнем при расставании.
Нам, без сомнения, жалко будет не слышать музыки духовых и симфонических оркестров, не плавать, например, по морю на пароходе и не собирать в лесу душистых ландышей. Нам препечально будет бросить нашу славную работу и не лежать на берегу моря с целью отдохнуть.
Да, это все славные вещи, и обо всем этом мы тоже, конечно, пожалеем при расставании. И, может быть, даже всплакнем. Но вот о любви будут пролиты особые и горчайшие слезы. И когда мы попрощаемся с этим чувством, перед нами, наверно, весь мир померкнет в своем величии, и он покажется нам пустым, холодным и малоинтересным".
"ЛЕС"
В кинематографе и в советские, и в постсоветские времена действовали и действуют жестокие, почти звериные законы, замешанные на деньгах, без которых невозможно осуществить творческий замысел, и на получении роли, без которой невозможно было прославиться и попасть в обойму актеров, которых приглашают сниматься в кино даже при отсутствии всемогущих покровителей.
Режиссер сгибался в три погибели перед чиновниками Госкино, актеры перед режиссером. Талант, конечно, пытались учитывать тоже, но если ты, не дай Бог, на несколько лет пропадал с экрана, о тебе забывали напрочь.
Поэтому даже несколько странным показалось Целиковской, что ее кто-то из режиссеров вспомнил четверть века спустя после "Попрыгуньи". Удивителен мир: режиссеры чуть ли не носят тебя на руках, наперебой предлагают роли, когда ты делаешь первые шаги на артистическом поприще, и тебя же окружают гробовым молчанием, когда ты достиг вершины своего мастерства.
После замечательного образа чеховской Ольги Ивановны лучшие творческие годы прошли у Целиковской в разладе с советским кинематографом.
"Я никогда не играла то, что хотела, и никогда рядом не было человека, который бы помогал мне в профессии, поддерживая "под локоток", занимался моей карьерой.
Если рядом с актрисой есть заинтересованный человек, то судьба складывается совсем по-другому. Недаром режиссеры всегда своих жен снимали: и Александров, и Пырьев, и Герасимов, и Ромм. Я же всегда была второстепенной, мне доставалось то, что похуже. К счастью, я не завистлива".
И вдруг один из самых замечательных режиссеров, постановщик "Белого солнца пустыни" и "Звезды пленительного счастья" Владимир Мотыль приглашает ее на заглавную роль в фильм по мотивам пьесы Александра Островского "Лес".
Ее партнер по фильму Борис Плотников, приглашенный на роль Несчастливцева, рассказывал о своей первой встрече с Людмилой Васильевной.
"Это было весной 1979 года. Мы с Владимиром Яковлевичем Мотылем пришли домой к Целиковской. Сначала звякнули колокольчики, развешанные в проемах дверей, затем послышался такой же звонкий голос:
- Да-да, сейчас иду!
Я услышал голос, который запал мне в душу с детских лет, когда бегал смотреть картины сороковых годов "Антон Иванович сердится", "Воздушный извозчик", "Беспокойное хозяйство", "Сердца четырех"...
Появилась Людмила Васильевна, внешне, конечно, уже совсем другая, чем в юные годы, но с той же дерзкой веселостью в глазах, с тем же молодым задором в душе.
- Вы, киношники,- обратилась она к Мотылю,- люди особенные. Вот вы говорите, что я у вас буду играть. А на самом деле возьмете в последний момент артистку Малого театра. У меня уже не те возможности, не те силы... Вы меня знаете по первым фильмам. А ведь все мои те героини - глупые. Неужели вы хотите глупую Гурмыжскую?"
Бориса Плотникова Целиковская поразила своими естественностью и индивидуальностью. Чем дольше он слушал ее, тем больше она казалось почти такой же, как в фильмах военной поры, вот только глупой не была.
- Вы знаете,- сказала Людмила Васильевна,- со мной у вас будут проблемы.
И она оказалась права. Лето 1979 года оказалось очень холодным, почти каждый день лил дождь, а съемки проходили на натуре.
- Я же вам говорила,- глядя на пасмурное небо, грустно вздыхала Целиковская,- со мной одни проблемы.
Казалась, она пророчила. Когда киногруппа приехала для съемок в Астрахань, ее родной южный город, там вдруг в августе выпал снег!
Фильм закончили в 1980 году. Но идеологическое начальство советского кино посчитало, что слишком много в картине перекличек с сегодняшним днем, режиссер и актеры не потрудились над тем, чтобы равнодушие к людям, пошлость, сытую бездуховность и лицемерие надежно упрятать в XIX век, во времена Островского. Казалось, смени на героях одежду на современную - и старая классическая пьеса обернется злободневным памфлетом. Фильм запретили для показа.
Целиковская пошла по инстанциям просить, требовать, добиваться справедливости. Все тщетно, новый твердокаменный партаппарат уж невозможно было ни размягчить обаянием несравненной Люси, ни напугать званием народной артистки РСФСР.
- У вас впереди еще одно звание? - лениво отвечали ей.-Теперь вы его не получите!
Можно представить, как рассмеялась Людмила Васильевна над угрозой никогда не стать народной артисткой СССР. Ни холопством, ни честолюбием она никогда не страдала и презирала покровительственные замашки партийных боссов. Ее вполне устраивала истинная народная слава, которая не угаснет, пока будет жив в нашей стране хотя бы один человек ее поколения.
"Я снимался в Николо-Прозорове в картине Мотыля "Лес" в особняке, который принадлежал дочке Суворова,- вспоминал Станислав Садальский.- Две старушки узнали, что сюда приедет Людмила Целиковская. В пять утра встали, надели самые лучшие ордена, медали, самые хорошие косыночки, костюмы и ждали с огромными ведрами цветов. Полдня простояли. К вечеру появилась Людмила Целиковская. Они встали перед ней на колени.
- Дорогая Люся, во время войны ты нас спасла. Нам нечего было есть, убивали наших друзей, но мы смотрели на тебя..."
Подобную славу презирают чиновники от культуры, она не дает наград и повышения по службе. Чиновникам не пристало думать о вечном, о том, что человек один раз рождается и обязательно в свой час умирает, а на земле остаются его благие дела. Им претит мысль о существовании таланта, свободолюбия и всего прочего, что выходит за рамки спущенных сверху инструкций.
Кинофильм "Лес" появился на экранах страны лишь спустя семь лет после завершения работы над ним - в 1987 году. Теперь уже две выдающиеся роли в советском кинематографе числились за Целиковской: Ольги Ивановны в "Попрыгунье" и Гурмыжской в "Лесе". Но, увы, жизнь подходила к концу и больше сделать открытий в искусстве кино Целиковской не удалось.
"Людмила Васильевна,- с восторгом говорил Владимир Мотыль,удивительно тонкая и очень современная актриса. Приглашение ее на эту роль было для меня, помимо радости творческого и чисто человеческого общения с нею, попыткой хоть как-то загладить вину моих коллег-кинорежиссеров, проявивших преступное невнимание к громадному потенциалу актрисы".
После трудного съемочного дня, по вечерам Борис Плотников любил мурлыкать один и тот же романс на стихи Пушкина.
Целиковская признавалась: "Это про меня".
Увы, зачем она блистает
Минутной, нежной красотой?
Она приметно увядает
Во цвете юности живой...
Увянет! Жизнью молодою
Не долго наслаждаться ей;
Не долго радовать собою
Счастливый круг семьи своей,
Беспечной, милой остротою
Беседы наши оживлять
И тихой, ясною душою
Страдальца душу услаждать.
Спешу в волненье дум тяжелых,
Сокрыв уныние мое,
Наслушаться речей веселых
И наглядеться на нее.
Смотрю на все ее движенья,
Внимаю каждый звук речей,
И миг единый разлученья
Ужасен для души моей.