Повернувшись спиной к жаркому сиянию «Заходящего солнца», мы оказываемся в чертоге нежного синего, пушистого розового, пористого зеленого. С этой точки первый зал кажется местом мирных спокойных размышлений, тихой гаванью для неврастеника, о которой больше века назад мечтал Марсель Пруст. Но стоит нам пройти через элегантный арочный проем во второй зал, начинает звучать совсем иная нота. Здесь три композиции обрамлены грациозными изгибами склоненных ив, ветви которых стекают мерцающим водопадом, заключая нас в свои объятия. Они, как и замышлял Моне, являются символами печали. Они не только воздают дань героям, павшим на полях Великой войны, — такими он задумал их в тот давний ноябрьский день, — но и служат апофеозом скорби. Нетрудно увидеть в них памятник всем тем, кого Моне потерял за годы своих трудов и мучений, от Алисы и Жана до Мирбо и Жеффруа.
Внутренний мир художника предстанет нам еще отчетливее, если развернуться к лицевой стене второго зала, где висит самая мрачная и тревожная композиция — «Отражения деревьев», израненная картина со шрамами, оставшимися от снарядов. Как отметил Пол Хейс Такер, с этой композиции, «темной, призрачной… даже немного тоскливой», редко печатают репродукции — слишком уж она бередит душу[1240]. Она свидетельствует о том, что Моне не всегда видел одну только радость, это однозначный ответ любителям усмотреть в нем «великого утешителя», воспевающего усыпанные бликами речные берега и омытые солнцем лужайки. Листья водяных лилий мерцают жутковатой синевой, цветы их напоминают свечи — фонарики гоблинов Роллина — на фоне наползающих теней и меркнущего дневного света. Цвета мерцают и словно бы уплывают со стены.
В сердцевине этих мягко подсвеченных сумерек, на стыке двух холстов, различается смутный силуэт: нечеткий призрак ивы, которую мы видим в перевернутом отражении, текучая тень, увенчанная облаками синеватых листьев водяных лилий. Раздвоенный ствол напоминает истерзанное человеческое тело, то, может быть, утопленник, погружающийся в тенистые глубины. Если другие стены этого зала рассказывают о горе и утратах, в этом потустороннем полуобразе мы чувствуем гнев и страдания живописца и одновременно — его упорство и настойчивость. Моне не верил в Бога, но верил в божественную сущность природы, и раздвоенное существо, в которое превратилась ива, чем-то напоминает распятие. В нем — обещание воскресения и новой жизни, того, что «он не исчезнет, будет он / Лишь в дивной форме воплощен».
«Отражения деревьев» красноречивее других воплощают в себе долгие годы трудов и мучений: это автопортрет человека, которого, как и златовласого Гиласа, всегда тянуло в сияющую бездну пруда с водяными лилиями.
Благодарности
Я признателен всем, кто помогал мне по ходу сбора материала и написания этой книги. Как всегда, от всей души благодарю Джорджа Гибсона, редактора и издателя. Я очень ценю его редакторскую дальновидность и терпеливые советы, а также дружбу, которая успела растянуться на пять книг и пятнадцать с лишним лет. Джордж участвовал в создании этой книги от замысла до публикации, и у него всегда находилось время — притом что я не знаю более занятого человека — обсудить самые головоломные детали и решить, как включить их в общую картину. Рукопись стала гораздо лучше благодаря его поправкам и вдумчивым указаниям.
Я также очень признателен Полу Хейсу Такеру. Несмотря на сложный рабочий график и многочисленные обязанности, он всегда отвечал на мои вопросы, а потом взял на себя труд прочитать готовую рукопись. Доктор Такер посвятил всю свою карьеру расширению и углублению наших представлений о жизни и творчестве Моне, написав об этом две книги и организуя выставки. Особенно важной для меня стала выставка «Моне в ХХ веке», которую я видел в Лондонской королевской академии в 1999 году. Потрепанный и многократно перечитанный экземпляр каталога этой выставки, а также выпущенная Такером в 1995 году биография Моне постоянно находились у меня под рукой. Для меня было особой честью воспользоваться его знаниями — я очень ценю его уточнения, равно как и поправки.
На просьбу о помощи откликнулись и многие другие. Марк Эсквит, как всегда, стал одним из моих первых читателей — его вдумчивое и критическое отношение к тексту пошло рукописи на пользу. Марк уже двадцать лет остается моим близким другом и во многом «идеальным читателем», безупречному литературному чутью которого я привык доверять. Еще двое моих друзей, Анна-Мари Ригард-Эсквит и Фредерика Мюло, дали мне много советов относительно перевода сложных фрагментов.
За помощь по другим вопросам, равно как и за предоставленные сведения, я хочу поблагодарить Камиллу Биду (Университет Пари-Эст), Корианну Шарлери (городской архив Шату), Даниэль Шаплен (исторически-патриотический секретариат Сен-Этьена), Йена Арло, Марка Левича, Клэр Мэньон (Университет Руана), Бернара Риваттона (Музей старины Сен-Этьена), Жан-Мишеля Пирса, Кирилла Скьяма (Художественный музей Нанта) и Дитера Шварца (Художественный музей Винтертура). Кроме того, я признателен своей приятельнице Джин Глейзел — как и Моне, она нормандка, если не по рождению, то по зову души — за возможность приехать в 2010 году в Живерни в качестве руководителя туристской группы: именно тогда я всерьез задумался над историями и картинами, речь о которых идет в этой книге.
Я никогда не собрал бы необходимый материал, не имея доступа к обширным коллекциям двух великолепных библиотек, сотрудники которых проявляли чрезвычайную любезность: я имею в виду Лондонскую библиотеку и оксфордскую Библиотеку Сэклера. Кроме того, я активно пользовался чудом технологии, которое называется «Gallica», — оцифрованным и доступным в Сети собранием Французской национальной библиотеки; это великое счастье — читать газеты столетней давности, не покидая своего уютного кабинета в саду в Оксфордшире.
Я благодарю замечательных сотрудников издательства «Блумсбери» в Нью-Йорке и Лондоне за помощь в превращении рукописи в книгу. Линда Джонс помогла подобрать иллюстрации, а Джефф Уорд нарисовал карты. Я очень благодарен Глени Бартелс, техническому редактору, за дотошность и внимательность, Дэвиду Чесанову, корректору, Меге Джейн и ТК за составление указателя. Мне повезло с художниками: обложку для американского издания нарисовала Патти Рэтчфорд, а для английского — Дэвид Манн. Макет книги сделала Сара Стимен. Кроме того, я хочу поблагодарить сотрудников лондонской редакции — Майкла Фишвика, Викки Бедоу, Рейчел Николсон, Мэриголд Этки и Лору Брук, а из американцев лично Лору Киф, Сару Меркурио и Кэли Гарнетт. Что касается продвижения книги в Канаде, не могу не выразить свою благодарность замечательным сотрудникам «Даблдей», с которыми работаю уже почти десять лет: Кристин Кохрейн, Эми Блэк, Шейле Кей, Марте Леонард и Брэду Мартину.
Я, как всегда, в неоплатном долгу перед своим агентом Кристофером Синклером-Стивенсоном, который не только внимательно прочитал рукопись — как и всегда, — но и неизменно оставался, вместе со своей женой Деб, приятнейшим собеседником и занимательным спутником.
Работа над рукописью была завершена, когда я находился в качестве приглашенного писателя в гостинице «Ансьен оберж» в живописной горной деревушке Пюйселси. Я благодарю Дороти и Дэвида Александер за неизменное гостеприимство, а Дэнни Льюиса — за то, что он обеспечил мне доступ в Интернет. Я никогда не узнал бы о существовании такой прекрасной возможности работать в приятнейшей обстановке, если бы не мой друг Праджвал Параджули, предыдущий приглашенный писатель, — я искренне признателен ему за данные мне рекомендации. Вторым приглашенным писателем в Пюйселси была моя жена Мелани, отчего пребывание там стало еще приятнее. Мелани, как всегда, неизменно проявляла энтузиазм и поддержку, а что еще важнее — время от времени отвлекала меня от работы.
И в самом конце хочу поблагодарить своих братьев, сестер и их семьи. За последние несколько лет нам многое пришлось пережить. Наша мама Клэр Кинг скончалась, когда я работал над этой книгой, и, завершая свой труд, я постоянно думал о ней. Книгу я посвящаю ей, в благодарность за неизменное чувство юмора, за поддержку, воодушевление и любовь.
Избранная библиография
Alphant Marianne. Claude Monet: Une vie dans le paysage. Paris: Hazan, 1993.
Apter Emily. The Garden of Scopic Perversion from Monet to Mirbeau // October 47 (Winter 1988). P. 91–115.
Archives Claude Monet, Correspondance d’artiste: Collection Monsieur et Madame Cornebois.
Artcurialauction catalogue. Paris: Hôtel Dassault, 2006.
Avtonomova Natalya. Vasilii Kandinsky and Claude Monet // Experiment: A Journal of Russian Culture 9 (2003). P. 57–68.
Becker Jean-Jacques. The Great War and the French People / Trans. Arnold Pomerans. Leamington Spa: Berg, 1985.
Bernier Ronald R. Monument, Moment, and Memory: Monet’s Cathedral in Fin de Siècle France. Cranbury, NJ: Associated University Press, 2007.
Buffet Eugénie. Ma vie, mes amours, mes aventures: Confidences recueillies par Maurice Hamel. Paris: Eugène Figuière, 1930.
Burke Janine. Monet’s ‘Angel’: The Artistic Partnership of Claude Monet and Blanche Hoschedé-Monet // Colloquy: text theory critique 22 (2011). P. 68–80.
Butler Ruth. Hidden in the Shadow of the Master: The Model-Wives of Cézanne, Monet, and Rodin. New Haven, CT: Yale University Press, 2008.
Butler Ruth. Rodin: The Shapes of Genius. New Haven, CT: Yale University Press, 1993.
Carr Reg. Anarchism in France: The Case of Octave Mirbeau. Manchester, UK: Manchester University Press, 1977.
Charteris Evan. John Sargent. New York: Charles Scribner’s Sons, 1927.
Churchill Winston. Great Contemporaries. London: Thornton Butterworth, 1937.
Clemenceau Georges