Чарующий апрель — страница 28 из 44

Единственная сложность в дружбе с Лотти заключалась в том, что та постоянно отсутствовала. Поймать ее оказалось почти невозможно, как невозможно застать на месте и вовлечь в беседу. Опасения относительно ее агрессивного поведения теперь выглядели смешными. Стремление кого-то поработить, полностью подчинить своей воле отсутствовало в характере совершенно. Саму же ее можно было увидеть только за обедом и в послеобеденные часы. Она на весь день куда-то уходила, а возвращалась ближе к вечеру и представляла собой необыкновенное зрелище: дитя природы с волосами, торчащими в разные стороны и обильно нашпигованными кусочками мха, веточками и листочками, с возросшим количеством веснушек. Возможно, она просто спешила осуществить все свои желания и фантазии до приезда Меллерша, чтобы при нем выглядеть аккуратной и сдержанной.

Кэролайн наблюдала за новой подругой с искренним интересом, удивляясь, как мало той надо для полного, абсолютного счастья. Сан-Сальваторе был прекрасен, погода стояла божественная, но самой Кэролайн пейзажей и погоды никогда не хватало, так как же их могло хватить Лотти, если учесть, что вскоре предстояло покинуть Италию и вернуться к жизни в убогом Хемпстеде? Тем более что существовала неотвратимость появления Меллерша, супруга Лотти, от которого она и сбежала. Да, разделить радость с ближним очень благородно, но ведь это всего лишь красивый жест, а как известно, красивые жесты еще никого не осчастливили. Да и кому понравится быть объектом самопожертвования? Старания благодетеля поэтому всегда напрасны. Правда, следовало признать, что Лотти не совершала ни малейшего усилия и ничуть не старалась: все, что делала и говорила, происходило вполне естественно, потому что сама она была, безусловно, счастлива.

Сомнения относительно того, хватит ли времени настолько утвердиться в безмятежности, чтобы оставаться спокойной даже в условиях круглосуточного присутствия Меллерша, к середине недели развеялись. Она чувствовала, что теперь уже ничто не способно расстроить ее и вывести из состояния райского блаженства. Что бы Меллерш ни сделал и ни сказал, душа ее не вздрогнет и не ужаснется. Напротив, она собиралась взять мужа за руку, привести в новообретенный рай, посадить рядом на ласковом солнышке и вместе с ним весело посмеяться над тем, что в Хемпстеде ужасно его боялась, а потому решилась на обман. Но его даже не потребуется брать за руку и приводить. Через день-другой он сам попадет в рай, унесенный ароматной волной божественного эфира, и найдет себе место среди звезд. Так думала миссис Уилкинс, в чьей голове, среди массы разнообразного мусора, порой попадались жемчужины поэтических образов. Представив Меллерша – своего респектабельного семейного поверенного в цилиндре и черном костюме – среди звезд, она рассмеялась, с любовью и почти материнской гордостью мысленно любуясь прекрасной картиной, и прошептала с нежностью:

– Бедный ягненок! Все, что ему необходимо, так это хорошенько отдохнуть и подышать свежим воздухом.

Такие мысли посещали миссис Уилкинс в первой половине недели, а во второй половине, перед самым приездом мужа, она даже перестала убеждать себя, что в полной мере прониклась атмосферой места и теперь ничто не способно вывести ее из состояния блаженства. Она уже привыкла к новому существованию и научилась принимать блаженство как данность. Если можно так сказать (а миссис Уилкинс выразилась именно так, причем не только мысленно, но и в разговоре с леди Кэролайн), она обрела небесное спокойствие.

Вопреки представлениям миссис Фишер о приличии – разумеется, вопреки: чего еще ожидать от миссис Уилкинс? – она не поехала встречать мужа в Меццаго, а просто спустилась в Кастаньедо – туда, где Беппо высаживал из пролетки гостей вместе с багажом. Миссис Фишер не одобряла приезда мистера Уилкинса, считая, что тот, кто женился на миссис Уилкинс, по меньшей мере лишен способности рассуждать здраво. И все же мужа, каким бы он ни был, следовало должным образом встретить. Сама миссис Фишер всегда встречала мистера Фишера должным образом. На всем протяжении семейной жизни он ни разу не приезжал и не уезжал без того, чтобы супруга не встретила его на станции и не проводила. Несложные ритуалы укрепляли личные связи и позволяли мужу чувствовать, что жена постоянно рядом, что на нее всегда можно положиться. Находиться рядом – вот в чем состоит один из главных секретов умной женщины. Лучше не думать о том, что стало бы с мистером Фишером, если бы сама она не придерживалась данного принципа. На его долю все равно выпало достаточно неприятностей: сколько ни следи, в супружеской жизни остается немало прорех.

Миссис Уилкинс, однако, поступила по-своему, то есть крайне легкомысленно: просто спустилась с холма, беспечно напевая, – миссис Фишер собственными ушами слышала ее голос, – и подобрала мужа на улице так же небрежно, как подобрала бы упавшую булавку. Три другие гостьи еще лежали в постелях, потому что вставать было рано, и слышали, как она прошла под окнами к ведущей вниз тропинке, чтобы встретить мистера Уилкинса. Он должен был приехать утренним поездом. Леди Кэролайн улыбнулась, Роуз вздохнула, а миссис Фишер позвонила в колокольчик и приказала Франческе подать завтрак в комнату. Дабы не выдавать своего состояния так вот, сразу, этим утром все завтракали у себя.

Кэролайн никогда не выходила по утрам к столу, а сейчас особенно стремилась к уединению, поэтому уже во время завтрака решила провести весь день в комнате. Впрочем, возможно, решение больше пригодилось бы завтра: сегодня мистер Меллерш наверняка не останется без внимания: о новоприбывшем госте обязательно позаботятся. Он наверняка захочет принять ванну, что в Сан-Сальваторе дело совсем не простое. Если постоялец требовал горячую ванну, то на подготовку уходило немало времени, а в работе участвовал весь обслуживающий персонал. Доменико и мальчик Джузеппе растапливали снабженную котлом печь и сдерживали огонь, если он разгорался слишком активно; раздували мехами, если грозил погаснуть; разводили снова, если пламя все-таки угасало. В то же время Франческа заботливо опекала бак с водой, регулируя напор воды. Если кран открывался полностью, то почему-то текла холодная вода, а если открывался недостаточно, то бак переполнялся и заливал помещение. Тогда Констанце и Анжеле приходилось ведрами носить горячую воду из кухни, чтобы исправить оплошность.

Эта ванна появилась в замке недавно и сразу стала одновременно гордостью и кошмаром всех слуг. Система оказалась очень сложной: никто не понимал ее устройства. На стене висела подробная инструкция по эксплуатации, где то и дело повторялось слово «pericoloso»[9]. Когда миссис Фишер приехала и, войдя в ванную комнату, увидела это слово, то сразу вернулась к себе и потребовала таз и губку. Все остальные все-таки осмелились принять горячую ванну, однако, испытав процедуру на себе, гостьи узнали, что слуги боятся оставить их наедине с печкой, а Франческа и вообще отказывается выходить: стоит, отвернувшись, и следит за краном, в то время как горничные и истопники в тревоге ждут за дверью. В результате в следующий раз они тоже предпочли тазик с губкой.

В отличие от дам мистер Уилкинс не мог обойтись без большой горячей ванны. Кэролайн рассудила, что процедура займет его надолго, потом еще надо распаковать чемодан. Покончив с делами, после проведенной в поезде ночи он, скорее всего, проспит до самого вечера. Таким образом, в первый день можно не опасаться, что гость появится раньше обеда.

В результате напряженных размышлений леди Кэролайн пришла к выводу, что можно смело выйти в сад, и, как обычно, после завтрака встала и, тоже как обычно, начала неторопливо приводить себя в порядок и одеваться, между делом прислушиваясь к доносившимся извне звукам. Вот мистер Уилкинс прибыл, вот его чемоданы отнесли в расположенную в противоположном конце холла комнату Лотти, вот раздался интеллигентный голос, сначала спросивший, надо ли что-то дать доставившему багаж парню, а потом осведомившийся, можно ли принять горячую ванну. В ответ голос Лотти жизнерадостно заверил, что парню давать ничего не надо, потому что он садовник, а горячую ванну принять можно. Вскоре из холла долетели знакомые звуки, сообщившие, что слуги несут дрова и воду. Торопливые шаги и лаконичные реплики свидетельствовали о приготовлении ванны.

Лапочка оделась и, выжидая, когда мистер Уилкинс пройдет в ванную комнату, подошла к окну. Как только гость надежно там устроится, можно будет тут же выскользнуть из спальни, спрятаться в саду и продолжить поиски смысла жизни. Она уже значительно продвинулась в размышлениях: заметно меньше дремала и начинала привыкать к мысли, что слово «безвкусный» точно характеризует прошлое существование, – а еще боялась, что будущее предстанет в черном цвете.

И вот снова донесся интеллигентный голос мистера Уилкинса. Дверь открылась, он вышел и спросил, где находится ванная комната.

– Там, где собралась толпа, – ответила Лотти.

Кэролайн с радостью отметила, что произнесла она это по-прежнему жизнерадостно.

Мистер Уилкинс прошел по холлу, а Лотти, судя по всему, направилась вниз по лестнице. Затем у двери ванной комнаты произошла краткая ссора – точнее, не ссора, а дружный хор с одной стороны и, как вообразила Кэролайн, молчаливая решимость принять ванну в одиночестве – с другой.

Итальянского языка мистер Уилкинс не знал, так что слово «pericoloso» оставило его равнодушным, или оставило бы, если бы он прочитал инструкцию. Но, разумеется, он не обратил внимания на висевший на стене лист бумаги. Вытолкнув упорно пытавшегося проникнуть внутрь Доменико, он плотно закрыл за собой дверь и, как положено мужчине, задвинул засов, рассудив, что, следуя своим диким понятиям, иностранцы обоих полов стремятся присутствовать при омовении. Говорят, в Финляндии женщины не только проникают в помещение, но даже моют уставшего с дороги путешественника. Впрочем, относительно итальянских обычаев ничего подобного не слышно. Наверное, эта страна достигла более высокого уровня цивилизации – возможно, именно потому, что его соотечественники ездят именно сюда, а не в Финляндию.