лекательная жена способна оказать человеку его профессии неоценимую услугу. Но почему же она не стала привлекательной раньше? Откуда это внезапное цветение?
Мистер Уилкинс тоже начал верить, что, как почти сразу сообщила Лотти, замок Сан-Сальваторе обладал особой, удивительной атмосферой, способствовал развитию, будил дремлющие качества. Все острее чувствуя очарование жены, испытывая глубокое удовлетворение отношениями, сложившимися с двумя другими особами, надеясь в скором времени сблизиться и с третьей, самой скромной леди, мистер Уилкинс не мог вспомнить иных столь же приятный отпуск. Единственное, что можно было бы исправить, это общую манеру называть его «мистер Уилкинс». Никто не произносил имя полностью: Меллерш Уилкинс. А ведь он представился леди Кэролайн (воспоминания об обстоятельствах знакомства заставили слегка поморщиться) именно как Меллерш Уилкинс.
И все же расстраиваться из-за мелочи не стоило. Да и вообще расстраиваться в таком месте и в таком обществе было бы глупо. Не хотелось волноваться даже из-за стоимости отдыха. Пожалуй, имело смысл оплатить не только свои расходы, но и расходы жены, поразив ее необыкновенной щедростью и оставив сбережения в неприкосновенности. Мысль о задуманном приятном сюрпризе вызвала в душе особенно теплое чувство к Лотти.
Можно сказать, что, сознательно запланировав благородное поведение, в дальнейшем мистер Уилкинс без малейших усилий, интуитивно придерживался намеченной линии.
Тем временем золотые дни второй недели миновали один за другим, наполненные красотой и доносившимся при каждом дуновении ветра ароматом цветущего на холме, за деревней, бобового поля. В саду из высокой травы вдоль дорожки исчезли воспетые великим поэтом желтые нарциссы, а на смену им явились дикие гладиолусы – розовые и грациозные. На клумбах расцвели белые гвоздики и наполнили воздух тонким пряно-сладким ароматом. Внезапно ожил и наполнил все вокруг ошеломительных запахом незаметный прежде куст темно-фиолетовой сирени. Удивительное сочетание весны и лета показалось бы фантастическим всем, кроме тех немногих счастливцев, кто наблюдал его собственными глазами. В течение одного месяца в итальянском саду одновременно и щедро раскрылись те растения, которые в Англии скупо растягивают цветение на полгода. Однажды миссис Уилкинс даже нашла в горах, в тенистом уголке, примулы. А когда принесла букетик в Сан-Сальваторе, среди гераней и гелиотропов скромные цветочки окончательно смутились.
Глава 17
В первый день третьей недели Роуз наконец написала Фредерику.
Опасаясь, что снова усомнится и не решится отправить послание, попросила Доменико отнести конверт на почту, потому что если не пригласить мужа сейчас, то времени совсем не останется. Половина месяца уже миновала. Даже если Фредерик выедет сразу, что вряд ли возможно из-за сборов, оформления паспорта и нежелания торопиться, то сможет провести в Сан-Сальваторе всего пять дней.
Отдав письмо Доменико, Роуз тут же раскаялась в поспешном решении. Он все равно не приедет и не даст себе труда ответить, а если даже ответит, то придумает какой-нибудь искусственный предлог для отказа: например, что слишком много работы и нет никакой возможности оторваться. В результате она станет еще несчастнее.
Чего только не придумаешь от безделья. Не явилась ли слабая попытка воскресить отношения с мужем следствием избытка свободного времени? Роуз жалела, что вообще согласилась на эту авантюру. Чего она ждала от отдыха? Работа всегда служила спасением, единственной защитой, средством сохранения уверенности в себе и в привычных ценностях. Дома, в Хемпстеде, погрузившись в работу, удавалось преодолевать тоску и думать о Фредерике с той нежной меланхолией, с какой вспоминается когда-то любимый, но давно покинувший земной мир близкий человек. И вот сейчас праздность в этом волшебном месте вернула в то отчаянное, болезненное состояние, из которого она долго и с огромным трудом выбиралась. Даже если Фредерик ответит согласием, она тут же нагонит на него скуку. Разве вскоре после приезда в Сан-Сальваторе не стало ясно, что именно скука отдалила мужа? Так на каком же основании она вдруг решила, что он увидит в ней не косноязычную, не способную связать двух слов, ограниченную и недалекую простушку, а что-то иное?
Тысячу раз в день Роуз сокрушалась, что не оставила Фредерика в покое, но Лотти, которая каждый вечер спрашивала о письме и наконец-то получила утвердительный ответ, с восторгом обняла подругу и с энтузиазмом воскликнула:
– Теперь мы будем абсолютно счастливы!
Однако сама Роуз вовсе не разделяла ее уверенности, и на бледном миловидном лице все более определенно проступало выражение тревоги.
Желая узнать причину озабоченности подруги жены, мистер Уилкинс, надев шляпу, выходил на прогулку в сад и, словно невзначай, то тут, то там встречал миссис Арбутнот.
– Не знал, что вам тоже нравится этот уголок, – вежливо приподняв шляпу, заметил он при первой встрече и присел рядом.
Днем Роуз выбрала другое место, однако не прошло и получаса, как из-за угла, беспечно помахивая тросточкой, показался мистер Уилкинс.
Приблизившись к ее скамейке, он сел, не спросив позволения, и произнес с легким удивлением:
– Судьба постоянно сводит нас вместе.
Миссис Арбутнот давно поняла, что неправильно оценила мистера Уилкинса при встрече в Хемпстеде. Здесь, под благотворным солнцем Италии, джентльмен созрел, подобно фрукту, и стал самим собой. Вот только ей очень хотелось побыть одной. И все же она прониклась к нему благодарностью: этот человек сумел убедить ее в том, что по крайней мере на него она не навевает скуку. Иначе он не сидел бы рядом и не считал мгновения до тех пор, пока не наступит время вернуться в дом. Честно говоря, он ей надоедал, и все же это не было столь ужасно, как если бы она надоедала ему. В таком случае ее самолюбию был бы нанесен ощутимый удар. Утратив возможность молиться, Роуз пала жертвой разнообразных слабостей: тщеславия, чувствительности, раздражительности, сварливости. Странные, незнакомые дьяволы столпились вокруг и протянули когтистые лапы к пустому, продуваемому всеми ветрами сердцу. А ведь прежде она никогда не ощущала в душе ни зависти, ни обидчивости, ни гнева. Могло ли случиться так, что на одну из обитательниц замок Сан-Сальваторе оказал противоположное влияние? Что южное солнце, которое ускорило созревание мистера Уилкинса, высушило ее и наполнило горечью?
Следующим утром, пока мистер Уилкинс не спеша завтракал, любезно составив компанию миссис Фишер, миссис Арбутнот спустилась на берег с намерением надежно спрятаться и подошла к тем камням, среди которых они с Лотти сидели в первый день. Фредерик уже наверняка получил письмо и, если поступит как мистер Уилкинс, то сегодня от него могла прийти телеграмма.
Роуз попыталась подавить абсурдную надежду насмешкой. И все же… если мистер Уилкинс телеграфировал, то почему бы Фредерику не поступить точно так же? Опыт доказывал, что магия Сан-Сальваторе передается даже на бумаге. Ведь Лотти не ждала ответа, не думала о телеграмме, и все же, вернувшись к ленчу, с изумлением обнаружила срочное сообщение о приезде мужа. Что, если и она тоже вернется к ленчу и найдет в холле, на столе для корреспонденции, заветный клочок бумаги?
Роуз обхватила руками колени. Как страстно она желала стать для кого-то важной! Не выступать с кафедр перед чужими людьми, не привлекать средства на абстрактную благотворительность, а незаметно для окружающих согревать душевным теплом единственного родного человека. В переполненном людьми мире не зазорно присвоить себе одного из многих миллионов, того, кто в тебе нуждается, кто о тебе думает, кто готов к тебе приехать. Ах, если бы только удалось снова стать желанной!
Все утро Роуз просидела на берегу, под сосной. Никто к ней не подошел. Великолепные минуты складывались в часы, а часы медленно тянулись и казались бесконечными. Но она не хотела возвращаться до ленча, чтобы телеграмму успели принести.
В тот день, уступив призывам Лотти и решив, что уже достаточно просидела на одном месте, леди Кэролайн оторвала голову от подушек, встала со своего кресла и вместе с Лотти и сандвичами надолго, до самого вечера, отправилась на прогулку по холмам. Мистер Уилкинс выразил желание сопровождать отважных путешественниц, однако Кэролайн посоветовала ему остаться возле миссис Фишер, чтобы скрасить томительную праздность старушки. Ровно в одиннадцать он покинул почтенную особу с намереньем отыскать миссис Арбутнот и разделить внимание между обеими одинокими дамами, однако вскоре вернулся, вытирая платком лоб, поскольку на этот раз вторая одинокая дама спряталась успешно, а едва войдя в холл, заметил на столе адресованную ей телеграмму. Жаль, что он понятия не имел, в каких краях ее искать.
– Может, стоит открыть? – обратился мистер Уилкинс к миссис Фишер.
– Нет! – отрезала та.
– Но, возможно, требуется срочный ответ.
– Была охота возиться с чужой перепиской.
– Возиться? Любопытно…
Мистер Уилкинс испытал шок. Что за слово! «Возиться». Он, конечно, глубоко уважал миссис Фишер, но порой находил общение с ней затруднительным. Сомнений в том, что она его ценит, не было, да и он считал ее достойной перспективной клиенткой, но опасался проявлений упрямства и скрытности. А уж в скрытности сомневаться точно не приходилось, поскольку, несмотря на целую неделю настойчивых ухаживаний, пожилая леди до сих пор не поделилась причиной тревоги.
– Бедная старушка, совершенно лишена любви, – ответила Лотти, когда мистер Уилкинс поинтересовался, не знает ли жена, что печалит миссис Фишер.
– Любви? – изумленно переспросил не ожидавший ничего подобного мистер Уилкинс. – Право, дорогая, в ее-то возрасте…
– Какой-нибудь любви, – пояснила Лотти.
Тем же утром, дорожа авторитетным мнением, мистер Уилкинс спросил жену, что печалит миссис Арбутнот, поскольку, несмотря на упорные попытки ее разговорить, та тоже хранила молчание.