— Но это случилось.
— Да, и я почти провалил свою часть задания. Кто-то из свиты Гиббонса пустился в погоню за киллером, но я не стал врезаться в него. Я хотел, чтобы этого убийцу из банды Хэллоуэя поймали. Почему-то я не подумал о том, что и его, скорее всего, застрелят без суда.
— Эмили заглянула Джеймсу в глаза и увидела в них ту самую призрачную тоску. Она поразила ее еще там, в баре, где они впервые увиделись. И только сейчас Эмили поняла, что его глаза выражают мучительное раскаяние.
— И его поймали и убили?
— Нет. Я чертовски нервничал, и вышло еще чище, чем задумывалось. Просто слишком резко развернул руль. Ну, и так получилось, что я действительно стал случайным виновником дорожного происшествия. Мою машину занесло, в меня на полной скорости влетела какая-то старушка, а еще кто-то врезался в парня, который преследовал киллера. — Он нахмурился, уставившись на стену. — Я остался на месте происшествия, отвечал на вопросы полиции и вел себя, как посторонний человек, вляпавшийся в бандитскую разборку. Полицейские и не подумали, что я могу быть соучастником убийства, и я ничего им не сказал. Не сознался в своем преступлении.
Она встала. Теперь, когда она знала все, ее сердце стало биться ровнее.
— Ты сознался в нем позже.
— После того, как ФБР предложило мне сделку. — Он поднял голову. — Скажи мне, кто я после этого, Эмили? Разве я не подонок?
Она потянулась к нему, но он отстранился, не позволил ей прикасаться к себе, как если бы был прокаженным.
Глава двенадцатая
Джеймс понимал: несмотря на все, Эмили любит его. Но ее преданность, ее нежность — то, в чем он так нуждался, — только заставляли его замкнуться.
— Не отталкивай меня, — сказала она. — Не делай этого, не смей.
— Как ты можешь… после всего… хотеть меня?
— А ты думаешь, я должна вынести тебе приговор, Джеймс? Быть твоим обвинителем и судом присяжных? Ты уже расплатился за свои грехи. Ты отбыл наказание. Ты дал показания против преступников.
«И молил Создателя о прощении», — подумал он. Наверное, этого оказалось недостаточно.
— Ты хоть представляешь себе, каково будет провести со мной остаток жизни?
Она пристально посмотрела ему в глаза.
— Я хочу это узнать.
— Тебе не следует этого делать. Остановись и подумай. Посмотри хорошенько, кто я такой. — Словно вдруг обессилев, Джеймс тяжело присел на стул, отхлебнул пива из бутылки. — Моя жизнь полна лжи. Даже сестре я лгал… Когда я виделся с ней в последний раз, я не сказал, что меня ждет тюрьма. Я убедил ее, что Программа защиты свидетелей позаботится о переселении меня на новое место.
— Ты сделал это, чтобы она не волновалась, — убежденно сказала Эмили. — И что тут плохого?
— Все, что я делал в жизни, — сплошная ложь. — Джеймс поставил бутылку под стул, хотя во рту у него пересохло. — Я и жене… даже Беверли не знала, что я был участником убийства. Она видела только, что я хочу уйти из организации ее отца и при этом спасти свою драгоценную шкуру, но у меня не хватило духу признаться, что подтолкнуло меня к этому.
— Значит, ты оберегал ее чувства. Ты…
— Я оберегал свои собственные чувства, — отрезал он. — Я боялся, что она не останется со мной, если узнает правду.
— Но у нас с тобой все по-другому. Со мной ты честен.
— Ты так думаешь? На самом деле, я почти что уехал. Если бы мой инспектор Программы защиты свидетелей согласился, сейчас меня бы здесь уже не было. Я находился бы в безопасном месте, под охраной, и ждал, когда меня переселят.
Эмили отшатнулась, ошеломленная.
— Как ты мог это сделать? То есть… как ты мог даже думать об этом?
— Я боялся, что ты меня разлюбишь. Я боялся, что все равно потеряю тебя.
— Но ты меня не потерял. — Она обвела руками вокруг себя, демонстрируя свое присутствие. — Я здесь. Видишь — я здесь, перед тобой.
— Подумай, Эмили. Представь себе, что ты моя жена. Ну и что случится, если моя безопасность окажется под угрозой и Программе защиты свидетелей придется переселить меня в другое место? Ты должна будешь уехать со мной. Тебе тоже придется изменить имя, стать кем-то другим.
Эмили обхватила плечи ладонями, чтобы прогнать внезапный холодок в груди. В такие туманные дали ей еще не приходилось забредать ни мыслями, ни фантазиями.
А Джеймс все бил в одну точку.
— Потерять имя — да это, может, самая малая из потерь, и ты поймешь это очень быстро! Ты никогда больше не увидишь своих подруг. Кори не увидит Стивена. Черт возьми, ты даже не сможешь навестить могилы родителей! Или хранить у себя их фотографии. Ты расстанешься со всеми любимыми вещами, которые напоминают тебе о детстве.
Эмили не сдавалась:
— Но что если твоей безопасности ничто не будет угрожать? Мы могли бы остаться здесь навсегда. Мы могли бы…
Джеймс оборвал ее.
— Жить в постоянном страхе все потерять… Я недостоин того, чтобы ты так рисковала ради меня. И ты это прекрасно знаешь.
— Так нечестно. — Эмили изо всех сил сдерживалась, чтобы не закричать. Ее трясло как в лихорадке. — Если цена безопасности — ты… Я не могу тобой откупиться от тебя же. Не могу, и ты не сможешь вот так просто взять и разлюбить меня. Отпустить на все четыре стороны. Разве этого ты ждешь от меня?
— Может быть, да, может быть, нет. Но и жить в розовых снах ты тоже не сможешь. Подумай о действительности сейчас, чтобы потом не кусать локти. Подумай хотя бы о том, чем это все может обернуться для Кори.
— Зачем ты так мучаешь меня?
— Мое прошлое когда-нибудь может настичь и тебя. До сегодняшнего дня я хотел только одного: чтобы ты полюбила меня, приняла, простила мне преступления, которые я совершил. Но теперь у меня с глаз будто спала пелена, и я вижу: на карту поставлено гораздо большее, чем мои счеты с совестью. Твое будущее. Благополучие Кори.
— Разве ты не говорил, что Кори мафия не тронет? Ты сам сказал, что ему ничто не угрожает.
— Да, верно. Но что он будет чувствовать, если я погибну? Если в один прекрасный день явится какой-нибудь наемный убийца и всадит мне под ребро нож?
— Не говори так.
— Почему? Ты же не ребенок и понимаешь, черт возьми, что это может случиться. Уже сейчас ты как потерянная. Ты очень плохо спала этой ночью. Еще ничего не случилось, а ты уже потеряла покой и сон. А ведь отдых — тоже твое лекарство.
Это было правдой. Эмили посмотрела в окно, где полыхало закатное солнце. У нее вспотели ладони, и она вытерла руки о юбку.
— Но я только вчера узнала обо всем этом. Думаешь, я могла спокойно лечь в постель и спать, как младенец? Уже сегодня будет проще. Или завтра…
Ему так хотелось обнять ее, крепко прижать к себе и заставить окружающий мир исчезнуть со всеми его лос-анджелесами… Но разве он мог это сделать! Земля и дальше будет вертеться как юла, и на ней будут суетиться люди, одни — как муравьи, другие — как муравьеды.
— Мне кажется, нам лучше какое-то время побыть отдельно друг от друга. Все обдумать, взвесить.
В ее глазах сверкнул гнев.
— Зачем? Чтобы ты в один прекрасный момент с легкой душой уехал отсюда? Исчезнул, ничего мне не сказав?
— Я не уеду.
Пусть Райдер не обвиняет его в трусости: он никогда не сбежит от женщины, которую любит. Но и пользоваться ее слабостью, ее чувствами он не будет.
— Я знаю, Эмили: если мы останемся вместе, ты принесешь в мою жизнь только хорошее. Но ты не можешь положа руку на сердце сказать то же самое о себе.
— Джеймс…
Он прервал ее, не дав возразить.
— Поезжай домой, Эмили. Сходи в гости к друзьям, поболтай с кем-нибудь, полистай свои альбомы с фотографиями, положи цветы на могилы родителей. — Он сделал паузу для большего эффекта. — А потом представь свою жизнь без всего этого.
Эмили вздрогнула, и он понял, что она борется со своими чувствами.
— Что еще я должна себе представить? Что кладу цветы и на твою могилу? Я должна подумать и об этом?
— Ты об этом уже думаешь, — сказал он, когда она пошла к двери. — И ты знаешь, что я прав.
Кори устало плелся рядом с Эмили, сжимая в кулачках перед собой по букетику цветов. Он явно не мог взять в толк, почему в последнюю неделю на сестру так нахлынули воспоминания, но охотно разглядывал вместе с ней старые фотографии и смеялся над собственными снимками, сделанными, когда он был совсем маленьким. И вот сегодня они приехали на городское кладбище, где похоронены их родители.
Эмили не виделась с Джеймсом целую неделю. Но она все время думала о нем, и спалось ей плохо. Она вновь и вновь убеждала себя, что ни в чем не сомневается, и бегство из Сильвер-Вульфа ее не испугает — она сможет построить будущее с Джеймсом. Но это было неправдой. Сознание того, что мафия приговорила его к смерти, преследовало ее.
— Вот мы и пришли. — Они остановилась у двух мраморных надгробий. Интересно, что сказали бы ее родители о Джеймсе? Об ее любовнике. О бывшем преступнике, участнике убийства…
— Они нас видят, Эмили?
— Кто? Мама с папой? — Она опустилась в зеленую траву. Что, если бы бандиты истязали Джеймса? Что, если бы они оставили его умирать на ее глазах, истекающего кровью? — Да, Кори, они все видят. Они смотрят на нас с неба.
Они знают, как у дочери разрывается сердце из-за любимого человека, и ничем не могут помочь…
Кори положил букеты на могилы и поднял глаза к небу.
— Они видят нас только здесь?
— Нет. Они видят нас везде, где бы мы ни были.
— Я не хотел бы, чтобы они смотрели на меня, когда я плохо себя веду.
Эмили не смогла сдержать улыбку, любуясь братом. Его золотистые волосы трепал ветерок, на курносом носу плясали веснушки.
— А разве бывает, что ты плохо себя ведешь?
— Иногда. В последний день в школе я сказал Сьюзи Лири, что она дура, а потом мы со Стивеном набросали бумаги в унитазы. А учительница сказала, что так нельзя делать — унитазы от этого засоряются.
— Вот как? Почему же ты назвал Сьюзи Лири дурой?