— Ну что, ликвидируем? — тень Арчи потянулась к огромной тушке.
Пушистая громадина, которая все это время понуро сидела на заднице, нервно вытаращилась на ползущую к ней тень — однако не пытаясь сбегать или отбиваться, будто и сама признавая бессмысленность своего бытия. А ведь хранители вообще-то на улицах не валяются.
— Подожди, — остановил я. — Сначала посмотрим, насколько он вменяем.
Белые уши дернулись, словно прислушиваясь к моим словам.
— Эй, зверюга, — позвал я, и щенок-переросток мигом уставился своими глазищами на меня. — Если сейчас покажешь, что можешь себя контролировать, то, так и быть, найду тебе хозяина.
Я еще не успел договорить, как он сорвался с места и кинулся к большой миске с какой-то темной жидкой дрянью, склонился и начал торопливо лакать. Всего пара секунд и песик буквально усох на глазах, превратившись из гигантского нечто в миленького шпица, который плюхнулся рядом с миской, дотягиваясь теперь до бортика с трудом, только вставая на задние лапки. «Тявк-тявк!» — слабенько разнеслось по холодильнику, а глаза-бусинки замерли на мне, будто уточняя, все ли меня устраивает.
Арчи наклонился к миске с жижей, которую тот лакал, осторожно обмакнул палец и понюхал.
— Это чай, — сказал он. — Обычный черный чай. Причем очень дешевый.
Ну хорошо, что чай — представить не могу, чтобы с этим малышом было от кофе.
Естественное состояние хранителя — это большая жуткая тварь, но это же и его стрессовое состояние. Поэтому, чтобы удерживать зверя в норме, ему надо постоянно напоминать, что все в порядке — и для этого используется триггер. В принципе, триггер может быть любой — хоть в свиной крови купай, но у этого песика заводчиком, вероятно, была благородная пожилая леди, которая не нашла ничего лучше, чем угощать его чаем. Вряд ли такой, как Гончая, его купил — скорее всего, украл, а потом, прикинув, что чаи с ним распивать не собирается, посадил на сундук и забыл.
Чай, значит. Ладно, могло быть и хуже — мог реагировать и на французский шансон.
— И что с ним делать? — спросил Глеб, присаживаясь на корточки рядом со щенком.
Странный вопрос. Хранителей не продают в обычных зоомагазинах, а у заводчиков очередь порой на десяток выводков вперед — так что просто так их не достать. Но раз один попал мне в руки, что я из этих рук его, что ли, выпущу?
Польза хранителя в том, что он заточен под защиту человека — только сначала его надо к этому человеку привязать. А привяжется он к тому, кто будет любить, кормить и регулярно поить чаем эту мелкую скотинку. Логично, что тот, кто заботится о нем, когда он маленький миленький щенок, получает защиту, когда он большая жуткая тварь — а такой этот песик станет, когда почует опасность хозяину. Поэтому в основном хранители — компактные собачки, идеальные для дамских сумочек или детских колясок, будто созданные, чтобы над ним охали, ахали и восхищались. А у этого в закрытом темном помещении с дешевым чаем смысл жизни был попросту порушен.
— Бедняга, — приговаривал друг, почесывая песику пузико, — должен защищать человека, а тебя посадили сторожить старый грязный сундук…
Кроха сразу начал смотреть на Глеба, словно спрашивая глазками-бусинками, не хочет ли тот стать его хозяином — надо сказать, мастерски смотрел, аж на жалость давил.
— Не советую, — сказал я, — он тебе не подойдет, он будет забывать тебя регулярно кормить.
Щенок мгновенно отвернул мордочку и потерял к почесывателю своего пузика всякий интерес.
«Вот же продажная скотина,» — откомментировал друг и направился к сундуку в углу, собираясь распечатать кубышку.
Песик же снова уставился на меня поблескивающими черными бусинками и даже начал подрагивать, всем видом показывая, какой он маленький, одинокий и несчастный и как ему отчаянно нужен кто-то, кто о нем позаботится. Пока шпиц строил глазки мне, мой полудурок активно работал монтировкой, сбивая с сундука амбарные замки — Гончая был удивительно старомоден.
Наконец крышка отскочила с глухим скрежетом, и Глеб с довольным видом вытащил из сундука туго перетянутые пачки денег и помахал ими в воздухе.
— Маньяки должны быть богатыми, — заявил он. — Иначе неинтересно.
Внезапно из цеха обвалки донеслись зловещий скрежет крюков и женский визг, который я отлично узнал. За одну из ржавых железок воротом футболки зацепилась Анфиса и дрыгалась теперь во все стороны, пытаясь освободиться, как непослушный котенок, которого схватили за шкирку. Разбитый фонарик валялся на полу у ее ног. Что, еще одна искательница кубышек?
— И что ты здесь делаешь? — поинтересовался я, подходя к девушке.
Хотя можно было и не спрашивать: грязно, темно и опасно — идеальное местечко для этой неугомонной близняшки.
— Ну, я услышала, что Синод снял оцепление, — отозвалась она, барахтаясь на крюке, — и захотела хоть одним глазком…
— Будешь так лазить, — заметил я, помогая ей выбраться, — глазок и правда останется один.
Анфиса с невозмутимым видом поправила растянувшийся ворот футболки и закинула растрепавшуюся светлую косу за спину.
— Кстати, про один глаз, — выдала она, — та карга из трущоб просила тебя срочно заехать. Говорила, ты не пожалеешь…
Вскоре заметно разросшейся компанией мы покинули скотобойни. Когда уходили, в комплексе стояла умиротворенная тишина: ничего не мычало и не хрюкало — лишь скверна бодро сочилась под землей и за стенами, будто радуясь, что мы уносим прочь эту страшную тварь. Страшная же тварь пушистым комком свернулась на моих руках, тыкаясь черным влажным носом мне в ладонь и время от времени полизывая ее шершавым языком, как бы напоминая, что будет очень не против, если ее покормят.
Арчи, попрощавшись с нами, ушел по своим делам. Анфиса села на свой новый мопед и, помахав нам ручкой, укатила искать очередную помойку. Мы же с Глебом погрузили сундук в багажник, а щеночка на заднее сидение, после чего я достал смартфон и сообщил Савелию, что место окончательно зачищено и сюда можно привозить наших людей. Остатки имущества Гончей я распорядился сжечь, а крюки в цехах на всякий случай демонтировать и убрать. Ну а затем можно спокойно добывать скверну и зарабатывать деньги мне.
— Куда теперь? — плюхнулся за руль мой персональный водитель.
— В трущобы, — ответил я, убирая смартфон в карман. — Тем более тут рядом.
— Эх, опять в трущобы, — вздохнул Глеб, заводя двигатель. — У меня не настолько много кошельков…
Ep. 11. Братство Возвращения (I)
Миновав недавно открытый фонтан принцессы, наш внедорожник въехал в трущобы. После бесславной кончины монстра, который их терроризировал, атмосфера здесь заметно изменилась: обитатели гуляли расслабленно, и даже хибары под лучами солнца казались не такими обшарпанными. Правда, расслабляться чужакам тут все равно не стоило. Десятки взглядов уже привычно проводили нашу машину, будто прикидывая, что у нее можно открутить незаметно.
Наконец мы остановились у знакомой покосившейся лавки. К внедорожнику сразу же сбежалась орава чумазых сорванцов. Все прыгают, галдят, во всех глазах восторг — видимо, так встречают дети простых колумбийских фермеров приезжающего к ним наркобарона. Однако сегодня сорванцы просили не денег.
— Мессир! Мессир! — заголосили они, едва я вышел из машины. — А ты правда убил тыщу собак голыми руками?..
«О, уже сказки про тебя рассказывают, — прыснул выбравшийся следом друг. — Скоро легенды и мифы начнутся.»
Дальше детвора затараторила наперебой, выдавая одну байку красочней другой. В некоторых версиях жуткие монстры вообще падали замертво от одного взгляда отважного мессира. Не присутствовал бы я там лично, сам бы восхитился такому герою. Не знаю, кто пустил эти сплетни, но мне бы этого пиарщика.
— А это кто? — дети заметили щенка на заднем сидении.
— А это один из монстров, — стараясь не смеяться, ответил я. — Забрал из логова Гончей.
— Да ладно…
Сорванцы жадно прильнули к стеклу, рассматривая зверюгу. Мелкий, которому не понравилось это внимание, заливисто залаял — и дети с визгом отскочили в стороны. Но уже через пару секунд снова стали любопытно подкрадываться к стеклам.
— А чего он может? — спросил один из мальчишек, опасливо топтавшийся за товарищами.
— Превратиться в огромного пса и всех сожрать, — ухмыльнулся Глеб, — так что даже косточек не останется…
Песик сквозь стекло посмотрел на него, словно спрашивая «ты дурак?» Однако дети восхитились еще больше.
— Правда?..
Оставив Глеба рассказывать им сказки, я направился к старой лавке, где меня ждала одноглазая ведьма.
«Ты там побыстрее по возможности, — мысленно бросил друг мне вслед, умудряясь при этом еще и болтать вслух, — а то у нас с собой целый сундук бабок.»
«А ты придумай сказку поинтереснее, и им будет не до сундука.»
Толкнув дверь и слегка нагнувшись, чтобы не проломить головой ветхий проем, я шагнул в пыльную лавку, где в первый миг все время хотелось чихнуть. Ее старая хозяйка с темной повязкой на глазу дремала в соломенном кресле за просевшим прилавком. Я подошел, и, резко проснувшись, словно у нее будильник на покупателей, ведьма приоткрыла уцелевший глаз.
— Что, задрал Гончего его же собаками? — ухмыльнулась она. — А ты молодец.
— Похвалить меня позвала?
— Ох, нравишься ты мне, мессир, — парировала пожилая кокетка. — Была б я помоложе…
Довольно бойко вскочив с кресла, она запустила руку под прилавок и вытащила оттуда нечто, завернутое в пыльную ветошь.
— За это, — сказала одноглазая, протягивая это мне, — твой отец вырезал бы и меня, и полтрущоб в придачу. К счастью, он не знал, что у меня это есть. Никто не знал. До сегодняшнего момента. До тебя…
О, а эта милая дама просто мастер продаж. И что она хочет мне впарить? Развернув ткань, я увидел внутри старый томик. Взглянул на обложку — и аж сердце забилось. Всего два слова, но это меняло все.
«Седьмые Врата» — гласила надпись на латыни. Благо, отец заставлял меня учить латынь.