Найденное письмо я открыл только в своем кабинете, когда забросил соседку домой. Вокруг царила тишина — Глеб все еще болтался в своем клубе, а девушки уже разбрелись по комнатам, готовясь ко сну. Достав из кармана конверт со знакомым корявым почерком, я развернул его и вытащил небрежно сложенный листок, на котором отец размашисто сообщал, что желает вступить в Братство. И все — ни слова больше, ни единого пояснения. Тут мне даже стало немного жалко Темноту. Что, ее тоже хотел бросить?
Письмо было датировано за два месяца до его самоубийства — так что оставалось загадкой, вступил он, не вступил и почему сделал с собой то, что сделал.
— Ну как, — раздалось из висящего на стене зеркала, — доволен? Найдешь мне теперь тело?
Убрав письмо в ящик стола, я подошел к нему. Темная маска без ушей и бровей сквозь черные прорези глаз смотрела прямо на меня.
— Хочу красивую девушку, — добавил следом этот артист.
Понимаю, я их тоже хочу — но это будет не человек.
— В человека я тебя не пущу.
— А вот Темнота пускает, — сразу же возразил мой собеседник.
— А вот я не Темнота.
Маска слегка поморщилась.
— Ну тогда ворон, крыса или кот, — без энтузиазма перечислил веном.
Да хоть морская свинка — тут у меня не имелось возражений. Когда я уходил из кабинета, мы договорились до того, что тушку себе он подберет сам, а я пока перевешу его в гостиную поближе к телевизору. Уж эту-то радость тот, без кого — его цитата — я бы не появился на свет, заслужил.
До своей спальни дойти я не успел. Только поднялся по лестнице, как ближайшая к ней дверь отворилась, и из комнаты, куда мы заселили Нику, выглянула ее новая хозяйка — в кружевном халатике, настолько коротком и тонком, что в принципе было без разницы, надет он или снят.
— Заглянешь в гости? — проворковала моя балерина. — Меня нужно согреть…
Следом халатик шлепнулся на пол, не оставляя вариантов. Бедная голая девушка так и просилась в теплую постель. Кто бы оставил ее на пороге?
Из спальни Ники я вышел приятно вымотанным, чувствуя себя кем-то вроде султана в гареме, и добрался до покоев главной жены. А вот там меня ждал неожиданный сюрприз — оказывается, в нашей постели появился третий.
На нашем одеяле пушистым белым комком устроился щенок — свежевымытый, завернутый в полотенце и аж язык высовывающий от удовольствия, пока новая хозяйка бережно расчесывала ему шерсть. Я посмотрел на него, и он посмотрел на меня — удивленно, словно спрашивая, что и со мной, что ли, придется делить большую мягкую кроватку? Такой же вопрос, паршивец ты мелкий.
— Я назвала его Снежок, — моя красавица подняла глаза на меня.
— Снежку необязательно спать вместе с нами, — заметил я.
— Но ты же сам говорил, что мне с ним нужна привязка…
— Несколько ночей — не больше. А потом Снежок отправится в свою лежанку. Я не собираюсь тебя с ним делить, — я потянул Улю к себе.
— Я вот тебя делю и не жалуюсь, — лукаво отозвалась она. — И кстати, от тебя пахнет сейчас ее духами.
— Могу смыть.
— Не надо, — моя прелестница прильнула к моим губам, — мне даже нравится этот запах…
Следующую четверть часа недовольным на этой кровати был только щенок, чьи попытки помешать нам закончились полным провалом. После я откинулся на подушку, чувствуя, что усну за мгновение, а Уля снова вернулась к пушистому комку, который так и напрашивался на свою порцию ласки.
Выдирая из неги, на моей тумбочке задергался смартфон, и на весь экран растянулись очередные незнакомые прелести, туго затянутые в розовой лифчик с вышитыми цветочками. Да сколько же можно… Хотя чего я хочу? Груди в столице не заканчиваются — как и девицы, желающие их показать.
Ep. 13. Княжна Вяземская (I)
— Отправила? Ты ему правда отправила⁈ — среди розовых стен гудел целый хор женских голосов.
— А то! — фыркнув, девушка одернула пижаму под любопытные взгляды подружек.
— Вот же ты отчаянная! — мигом загалдели они. — И что ответил?
— Ничего не ответил, но стоит, что прочитал, — отозвалась она, глядя в смартфон.
— А прикинь, теперь всю ночь будет дрочить, сиськи твои рассматривать! — хихикнула одна подружка.
— Да ладно тебе, у Люберецкой-то поди получше, — прыснула другая.
— Лучше, чем мои? — девчонка со смартфоном снова задрала пижаму, показывая под общий смех все свое богатство в лифчике с цветочками.
Слушая болтовню подружек и глядя на эту дурость, Настя Вяземская поморщилась. Как же она ненавидела такие разговоры. Она вообще не слишком любила такие девичники — они больше нравились ее сестре. Ну и конечно же, ее брату — потому что те, кто перемечтаются этим вечером о мессире Павловском, ночью тайком пойдут к ее брату как к ближайшему члену, который способен их развлечь.
— Вот же ты шлюшка! — не унимались вокруг девчонки.
— Да что такое? Лица ж не видно…
— Ну так он же колдун! Наколдует еще и выяснит, кто ты, и придет и будет тебя всю ночь бурить. Вот так вот хочешь? — фыркнула сестра и начала щекотать подружку.
Та откинулась на расстеленный по полу мягкий пушистый — невыносимо розовый — плед и расхохоталась, и хохот опять подхватили все.
Настя снова поморщилась, чувствуя, как от дружного заливистого смеха начало стучать в висках. Можно подумать, колдунам нечего делать, кроме как бурить каких-то дур всю ночь. Как будто колдуны нужны только для этого. А если ты шлюха, зачем это показывать? По крайней мере, тому, кто не оценит.
— Взяла уровень! Будет он ее бурить, он Люберецкую бурит…
— Ой, а вы видели ее новое платье…
Дальше все дружно полезли в аккаунт балерины рассматривать ее тряпки. Настя потерла виски, где стучало с каждой секундой все громче. Взгляд с досадой прошелся по розовому пледу, по точно таким же розовым стенам — по ее мировоззрению, стены надо было выкрасить в черный. Но кто ее тут спрашивает? В родительском доме все было так, как хотели родители. Каждый угол вон оберегами завешали — так, что в глазах уже рябило от серебра. Знали бы они, что ничего не помогает.
— А Люберецкая-то у него не одна, — заметила сестра, — мы и другую с ним в театре видели… Правда, Насть?
В ответ княжна Вяземская криво усмехнулась. Да, окружил кое-кто себя красотками — одна повсюду его брошью размахивает, другая сверкает кулоном с его знаком. Довольные девки, которым теперь можно не бояться. Ну конечно, у них же есть защитник — мессир Павловский.
Это имя уже раздражало. Брат болтал о нем не затыкаясь, даже отцу все уши о нем прожужжал. Скоро это имя можно будет во время завтрака размазывать по тостам — так его много в последнее время в доме. Даже в ее комнате сейчас говорят только о нем — будто в мире нет тем интереснее.
— А у этой вообще написано «любимый», — одна из подружек оторвалась от смартфона. — У него девушка, что ли, есть?
— И кто?
Ну если вы не знаете кто — то ответ простой: это никто.
— Обычная содержанка, по-любому, — сказала Настя, массируя висок.
— А Люберецкая тогда для каких целей?
— Еще одна содержанка, — снова пояснила княжна. — Может себе позволить.
— Видишь, — сестра со смехом повернулась к своей подружке, — зачем ему твои сиськи… Когда у него сразу две пары есть!
— Ну так мои-то благородные! — парировала та, и снова все прыснули.
— А вы брата его видели?..
Дальше все дружно переключились в аккаунт его брата, комментируя, как текущие кошки, голые плечи, голый торс и татуировки. Интересно, а у самого Павловского есть какие-нибудь татуировки? Вот у братца, которого он явно держит рядом для контраста, они есть — на каждом снимке торчат, пока их обладатель чуть из штанов не выпрыгивает. Сам же Павловский предпочитал себя не открывать, и это повышало его стоимость в ее глазах. Настя чувствовала, что чем-то они даже похожи — кроме одного.
Подружка, в этот момент листавшая ленту мессира, заботливо подвинула экран к ней. Однако общего восторга княжна не разделяла — наоборот, его взгляд раздражал. Дерзкий, вызывающий, самоуверенный — будто этот парень ничего не боится. Даже у его отца, про которого все говорили, что нет никого страшнее Волкодава, она ощущала глубоко затаенный страх. Этот же смотрел так, словно мог потягаться с самой Темнотой, словно ему все ни по чем — такого Настя еще ни в ком не видела. И это злило.
Хотелось выбросить из головы нового мессира Павловского, забыть и не вспоминать. Но он будто засел внутри, подцепил ее как рыбку на крючок — и даже не знал об этом. И это злило больше всего. Ну не грудь же ему посылать, в конце концов, чтобы он соизволил обратить внимание? Да и кто он вообще такой, чтобы она для него старалась?..
— Насть, я возьму зарядник?
Подружка потянулась к ящику ее стола — нижнему, обычно никому не нужному, тому самому, — и сердце нервно дернулось.
— Не лезь, — быстро сказала княжна.
— Ой, а что там? — тут же завелась подружка. — Любовные записки? От кого? — и схватилась за ручку ящика.
— Сказала же: не лезь!..
Голос прозвучал так хлестко, словно рассек плетью воздух. Рука испуганно отдернулась прочь, и среди розовых стен повисла тишина. Все мигом уселись, будто по палке проглотили, и все уставились на нее. Настя стиснула зубы. Спасибо, мессир Павловский — надо было убрать ваш поганый подарочек подальше, но куда его убрать в этом доме? Где даже цвет собственных стен нельзя выбрать! Вам-то легко, вы умерли — а разбираться с этим она должна одна. Не могли и эту проблемку сыну завещать?
— Блин, у меня мурашки, — пробормотала рядом подружка, — когда ты так говоришь.
— Прости, — сухо отозвалась княжна.
Однако уже в следующую секунду это стало неважно: дверь отворилась, и в комнату заглянул брат. Ну конечно, когда в доме девичник, этот просто не мог куда-нибудь уехать.
— О, у нас гости, — прислонился он к косяку, оценивающе оглядывая каждую гостью.
Атмосфера мгновенно изменилась. Девушки приосанились и стали кокетливо улыбаться, стреляя глазками и принимая позы пособлазнительнее. Как бы это не кончилось как обычно, когда кое-кто из подруг просто исчезнет посреди ночи в известном направлении. Может, проще было позвать их сразу ему?