– Да брось, – сказал Лева, – ты этой даме до пояса. Она моих калибров, но не моей масти. Я блондинок не люблю. Черненьких люблю. Чернявеньких...
– А я люблю высоких, – признался Борик. – Высоконьких...
В самом деле, его подруги обычно довольно изрядно возвышались над ним, порою даже на голову. Про Борика также было известно, что он любил, просто-таки обожал дам в возрасте, особенно состоятельных, и, в свою очередь, пользовался успехом среди некоторых из них, поэтому его интересу к долговязой и светловолосой Светлане Павловне никто особенно не удивился. Так же, впрочем, как признанию Левы насчет черненьких. Другое дело, что это были черненькие юноши, но кто в наше время обращает внимание на такую ерунду?!
– Ну ладно, – сказал Димка. – Попки и ножки – это уже детали. Причем несущественные. Куда важнее то, что нам нужен в деле еще один фигурант.
– Как? Зачем? – удивился Борик. – Неужели мы были неубедительны?
– Убедительны, но... требуется актер на амплуа «благородный отец». На худой конец – «любовник-резонер». Так просто, для придания вящей правдоподобности, – уклончиво объяснил Дима, который не посвящал друзей в тонкости замысла. Они знали ровно столько, сколько должны были знать: прийти на некую встречу и талантливо изобразить приступ неконтролируемого сексуального помешательства.
Пришли, изобразили, получили гонорар. И финита – разошлись до следующего ангажемента!
– Ну, это тебе Костя Катков нужен, – после некоторого раздумья сказал Борик. – У него как раз морда такая... подходящая. Правда, следы разгульной жизни отчетливо отпечатались на его челе, но тебе небось не ангел нужен, да?
– Не ангел, – кивнул Димка. – Да, Костя может подойти! У тебя его телефона нет? Адреса?
– Не знаю, он ведь съехал от своей прежней пассии, – сказал Борик. – Да ладно, я знаю, где он работает. Хочешь, смотаюсь туда – это как раз рядом с шарашкой, где я на полставки пробавляюсь для поддержания штанов. Мне ведь на работу завтра – вот завтра я его и постараюсь изловить. И скажу, чтоб он с тобой связался, да?
– А сегодня нельзя? – настойчиво сказал Дима.
– Можно и сегодня, – покладисто кивнул Борик, отлично зная, что сегодня у него свидание, а значит, искать Костю Каткова он будет только завтра. Хватит, сегодня он уже достаточно на Димку потрудился!
– Ты дай ему мой телефон, только не домашний, а мобильный, а у него его номер возьми, – проинструктировал приятеля Димка. – Только обязательно, Борик, тут дело такое, что тянуть особо нельзя. Все, ребята, моя остановка, до созвона!
– Чао! – томно сделал ручкой гетеросексуал Борик, а голубой любитель черненьких Лева спохватился:
– Погоди! Реквизит забыл!
– Давай скорей. – Димка расстегнул сумку.
Лева стыдливо оглянулся и расстегнул куртку, задрал свитер. Борик прыснул:
– Картина!
Да, зрелище было не для слабонервных: за ремнем Левы торчал, словно кинжал, стабильно эрегированный мужской орган. То есть гипертрофированный приапизм дошел до такого состояния, что орудие уже не умещалось в штанах! Лева издал страдальческий стон, потом с ужасным выражением лица вырвал сие латексное сокровище из-за пояса, повертел туда-сюда, подмигнул прощально и наконец бросил Димке в сумку – в ту самую, где уже лежала его боевая «беретта»...
Ресторан «Барбарис» размещался на первом этаже старинного, еще дореволюционного кирпичного купеческого здания – одного из тех, которыми была тесно застроена вся Рождественская улица. В подвальных помещениях этого и подобных ему домов некогда размещалось знаменитое «дно», живописно изображенное Буревестником революции в одной из его пиес. В первых и вторых этажах находились трактиры, торговые конторы и «нумера с девицами», то есть улица была более деловая, чем жилая, и скорее криминальная, чем спокойная. Такой она и осталась в наши дни, с той разницей, что явные «нумера» здесь было найти сложно, однако тайные имелись в изобилии. Каких только секретов не хранили здешние проходные дворы, какие только стрелки не забивались в этих подворотнях, о чем только не умалчивали милицейские протоколы, потому что обитатели улицы Рождественской умели обращаться со властями предержащими: и на лапу вовремя дать, и припугнуть нежелательным скелетом, который непременно сыщется в шкафу всякого нечистого на руку чиновника... Причем владельцы, названия и образ деятельности этих загадочных, а то и впрямую подозрительных контор и конторок, фирм и фирмочек непрестанно менялись, словно стеклышки в калейдоскопе. Словом, без преувеличения сказать, до недавних пор по всей Рождественке, от Скобы до поворота на первый мост, можно было найти только два безусловно пристойных места: чистоплотный и где-то даже интеллигентный ресторан «Барбарис» и Рождественская церковь, иногда называемая в путеводителях Строгановской по имени известных нижегородских богатеев, выстроивших ее во искупление грехов своих.
Было, значит, два. Теперь осталось, такое впечатление, одно. И это оказался не «Барбарис»...
– Это перст судьбы, – мрачно изрекла Жанна, глядя на темные окна второго этажа. – Помнишь, Валера, нас предупреждали, что на Рождественке затевать серьезное дело бессмысленно? Говорили, что это место для фирм-однодневок, а не для серьезных людей. Кажется, так и есть. Я вижу перст судьбы в том, что уже второй раз за неделю...
– А я вижу в этом перст наших конкурентов, – спокойно ответил ее муж, закуривая сигару (Валерий Андреевич курил только сигары, пил только «Хэннесси», ел только исключительно здоровую пищу, носил только самые модные вещи... и вообще был человеком ритуальным). – У меня еще в прошлый раз появились подозрения: уж слишком ретиво навалилась на нас санэпидстанция, да и не могли начать лопаться вот так, одна за одной, трубы, которые были заменены полностью всего лишь два года назад. А крысы откуда вдруг расплодились в подвале, хотя там все было настолько залито отравой, что я боялся – морильщики перестраховались, и мы сами перемрем от этого духа? Смеюсь, конечно, – мрачно уточнил он, и правильно сделал, потому что на его точеном, смуглом лице невозможно было разглядеть улыбку даже через микроскоп. – И вот теперь этот потоп... среди ночи, заметьте себе! Какого черта?! И никого из хозяев верхних этажей найти невозможно, и даже неизвестно, кто там что снимает, и аварийщики не желают двери ломать, поскольку помещение на охрану сдано, а отдел охраны хоть и в квартале отсюда, но оттуда никого не дозовешься, потому что в этом странном офисе замки, видите ли, поменяли, а новые ключи на пульт не привезли! Боюсь, Жанна, кто-то на наш ресторанчик глаз положил, вот и выживает нас отсюда.
– Ну, такими экстраординарными методами... – пробормотала Жанна, потрясенная столь длинной речью своего всегда весьма немногословного супруга. – Это же подсудные дела!
– Да какие-такие методы? Какие такие дела? Разве не помнишь, сколько сгорело на центральных улицах деревянных домов, жители которых не хотели уезжать на окраины и освобождать местечко для строительства новых дороженных элиток? – пожал плечами Валерий Андреевич. – Старые дома факелами пылали, жители выскакивали в чем были, имущество свое потеряли! И кто-нибудь за это был наказан? Нет. Погорельцы даже компенсацию не получили, зато чиновники и менты, которые эти дела замалчивали, нагрели руки на тех пожарах так, что сами теперь в выстроенных элитках живут-поживают и добра наживают. Нас, в смысле «Барбарис», не подожгли именно потому, что здание нужно тем, кто прибрал к рукам второй этаж, я в этом не сомневаюсь. Огнем взять не могут, вот и подвергают испытанию водой. А когда напали на Гошку, это были, я так понимаю, медные трубы...
Валерий Андреевич перекинул сигару из одного угла рта в другой и высокомерно уставился на слесаря из аварийной бригады, который жевал вонючую сигаретку и конфузливо ежился:
– Ну что, отец, воду будем перекрывать или нет?
– Да я че, – сказал слесарь. – Я бы перекрыл. Дык вентиль в подвале ж.
И умолк, пожимая тощими плечами, на которых болталась грязная телогрейка.
Алена смотрела на него с изумлением. Она иногда злилась на так называемых собратьев по перу, которые изображали представителей одиозных коммунально-бытовых профессий полными идиотами. Однако что поделать, если те по большей части именно таковыми и были в действительности, и сейчас она могла в этом убедиться в очередной раз. Более карикатурной фигуры, чем этот крошечный, сморщенный, насквозь пропитый человечек в телогрейке, из которой торчала вата, и в каких-то немыслимых допотопных ботах, было просто невозможно себе представить.
– А в подвал спуститься – слабо? – поинтересовался Валера.
– Чего ж? – снова пожал плечами слесарь. – Дык ведь там уже воды по пояс. Куды ж туды спускаться?
– По пояс?! – ахнула Жанна, покачнувшись. – Этого нам еще не хватало! Валера, мы пропали!
– Ничего не пропали, – спокойно сказал Валера. – Я уже вызвал пожарную бригаду с помпой. Но пока они приедут... Воду бы, конечно, лучше перекрыть поскорей.
– Давайте дверь взломаем, что ли? – почти безнадежно предложила Алена.
– У них вход на второй этаж со двора, – покачал головой Валера. – Но там такие замки, я уже смотрел... Их никаким ломом не возьмешь, нужен газовый резак. Погодите-ка, девочки.
Он мягко отстранил свою совершенно растерянную жену и, выйдя на середину дороги, принялся вглядываться в темные окна второго этажа.
Алена задрала голову. По сравнению со щеголеватыми окнами-витринами «Барбариса» второй этаж имел вид запустелый. Обычные рамы, а не стеклопакеты, причем стекла кое-где выбиты и заставлены фанерками. Алена вдруг вспомнила, что раньше, в начале 90-х годов, еще на самой заре Великой русской сексуальной революции, в этом здании располагался первый в Нижнем Новгороде кинотеатр эротических, а на самом-то деле – порнографических фильмов. А сбоку от зала находилась небольшая комнатушка, которую арендовала скромная книготорговая фирма, где работали Аленины приятели, Витя и Люда. И вот как-то раз Алена ошиблась дверью и заглянула не в фирму своих знакомых, а в какой-то служебный вход в зал. Она запуталась в шторах, которыми была завешена дверь, и не сразу поняла, почему на нее вдруг обрушились громкие стоны и сладострастное чмоканье. Наконец-то выглянула из-за пыльных черных тряпок штор – и у бедняжки, что называется, в зобу дыханье сперло при виде огромного мужского орудия со всеми причиндалами, заслонявшего весь экран. Столь же невероятно огромными показались ей накрашенные губы девицы, которая ретиво трудилась над этим орудием, издавая то самое чмоканье. Потом показали крупным планом интимные части тела девицы, которые обслуживало еще одно орудие, столь же невероятно огромное. Потом Алена разглядела, что на самом деле их два... Потом она почувствовала, что ее сейчас вырвет, – и опрометью кинулась наутек. Помнится, писательница наша пребывала в таком шоке, что даже забыла зайти в фирму приятелей, а сразу кинулась домой, под защиту своего тогдашнего мужа, который, впрочем, немало похохотал над ней: нельзя-де в ее возрасте быть такой наивной дурешкой, порнуха на то и порнуха, чтобы показывать