— За что? — дружелюбным тоном произнёс Пастырь. — За то, что мы очистили этот город от скверны? За то, что делаем этот мир лучше?
— Мир будет лучше, если в нём не будет подобных вам, — фыркнул следопыт. — Боги завещали, как нужно править, и не вам это решать.
— Ты хоть одного бога видел? — добродушно рассмеялся старик. — Разве могли они допустить, чтоб все эти графья, герцоги, короли и императоры сидели на троне и правили только потому, что им посчастливилось родиться в нужной семье в нужное время, а достойные и талантливые люди прозябали в нищете?
— Талантливый человек всегда сможет пробиться наверх.
— Ты говоришь нашими словами! — улыбнулся Пастырь. — Ты уже в глубине души согласен со мной.
— Нет! — воскликнул следопыт и попытался зарубить старика, но тот едва уловимым движением увернулся от клинка, скользнувшего рядом с бородой.
Остальные сектанты схватились за оружие, но Пастырь жестом остановил их.
— Зачем нужно насилие? Перестань, — проговорил он.
Гарольд, не говоря ни слова, ещё раз ударил мечом, но Пастырь опять оказался быстрее.
— Зачем тогда всё это! — крикнул следопыт, кончиком меча показывая на зарево пожара.
— Огонь очищает, — произнёс кто-то из толпы.
— Общая беда сблизит их перед лицом врага, — сказал другой сектант.
— Беда их уже сблизила, — фыркнул Гарольд.
— И это благо для них, — проскрипел старик. — Ибо только так они смогут найти в себе достойнейших.
— Ради этого, по-вашему, стоило убивать столько народа?
— Да, — не задумываясь ответили сектанты.
— Это безумие! — рявкнул Гарольд, снова пытаясь достать старика клинком. Снова тщетно. Они кружили друг напротив друга уже несколько минут, а старик ещё ни разу не дотронулся до меча, висящего на поясе.
— Это лучший способ, — пожал плечами Пастырь. — Потрясения в народе всегда выталкивают самых талантливых людей наверх. Если они до этого доживают, конечно.
— Старый маразматик, — прошипел следопыт.
— Мой ум всё ещё острее твоего клинка, — произнёс старик, ловким движением уворачиваясь от ещё одного выпада. — Присоединяйся к нам. Правда за нами, пойми это.
В ответ Гарольд попытался финтом обмануть старика, но меч прорезал только рукав чёрной рясы.
— Ты достоин быть с нами, если осмелился прийти сюда в одиночку, — улыбнулся ему Пастырь. — В отличие от них.
Гарольд метнулся в сторону толпы и размашистым движением вспорол живот толстому сектанту. Ряса не смогла его защитить, и толстяк повалился наземь, пытаясь собрать кишки обратно.
Пастырь нахмурил брови. Остальные чернорясники зашевелились, обнажая клинки.
— Восемь, — пробормотал следопыт, ещё раз пересчитывая врагов. — И их осталось восемь.
— Ты сделал свой выбор, — пожал плечами старик.
— Я сделал его уже давно, — ответил Гарольд, глядя, как его берут в плотное кольцо. Надо прорываться.
— Неправильный выбор, — проскрипел Пастырь, медленно обнажая клинок. Меч с тихим шелестом покинул ножны.
Гарольд присвистнул, разглядев замысловатый узор на клинке. Оружие из такой стали может себе позволить не каждый.
Мгновенный выпад, почти неуловимый взглядом, и рукоять булатного меча врезается в лицо следопыта.
— Убит, — невинно проскрипел Пастырь, глядя, как из разбитого носа струится кровь. — Сдавайся, пока не поздно.
— Нет! — прорычал Гарольд, кидаясь в безрассудную атаку.
Клинок следопыта мелькал в воздухе как тонкие стрекозиные крылья, которые нельзя увидеть в полёте, но старик играючи отбил все удары и отпихнул противника от себя. Чернорясник, стоящий в толпе, замахнулся мечом, но Пастырь резким жестом остановил его.
— Я сам с ним разберусь, — жёстко произнёс он.
— Да, учитель, — прозвучал голос из-под капюшона.
Гарольд утёр кровь, капающую с подбородка. Разбитый нос делал его похожим на людоеда после трапезы, и следопыт хищно оскалился, резко меняя направление атаки. Удар назад не глядя, и ничего не ожидающий сектант валится на пол, зажимая глубокую рану в груди.
— Остались всемером, — ухмыльнулся Гарольд.
Круг сужался, и места для манёвров становилось всё меньше. Следопыт попытался вырваться из окружения, но встретил жёсткий отпор. Рисковать, оставляя за спиной Пастыря, он не решился, и отступил назад, в круг.
— У тебя нет шансов, — проскрипел старик.
Пастырь, демонстрируя небывалую скорость и ловкость для своего возраста, нанёс ещё несколько ударов. Следопыт отбил все, но атаки старика шли словно со всех сторон одновременно, и Гарольд действовал чисто интуитивно, уходя в глухую оборону. Клинки встречались с громким лязгом, и он боялся, что от сильного удара его меч попросту сломается.
— А ты хорош, — осклабился Пастырь, когда мечи снова встретились и противники оказались зажатыми лицом к лицу. — Но недостаточно.
Внезапный пинок, и Гарольд снова отпрыгивает назад.
— За Максимиллиана! — рявкнул следопыт, мощными взмахами меча вынуждая Пастыря отступать.
— Так вот оно что, — проскрипел старик. — Ты его знал?
Гарольд не ответил, всю свою ярость и ненависть вкладывая в сражение. Уставшее за время штурма тело нестерпимо желало отдыха, но жажда мщения и гнев заставляли его драться ещё и ещё. Пастырь, даже не поднимая меча, ушёл от каждого удара, и следопыт переключился на стоящих вокруг чернорясников. Ещё один сектант падает с отрубленными руками, и кровь брызжет из коротких обрубков.
— Осталось шесть их, — прошипел следопыт, на мгновение остановившись для передышки.
Старик набросился на него, словно пещерный лев. Короткие и скупые выпады каждый раз почти достигали противника, но следопыт призвал на помощь всё своё мастерство, чтоб защититься от булатного клинка. Смерть подошла к нему ближе, чем когда-либо, и каждый удар Пастыря мог отправить следопыта в её костлявые руки. Гарольд ещё никогда не встречал такого противника и к сердцу подступал ужас. Старик сражался с изяществом профессионального мечника.
— Кто ты такой? — спросил он.
— Кто я? — усмехнулся враг. — Я просто старик. Но когда-то меня звали Протей дю Торон, и я служил в личной гвардии Его Императорского Величества.
Гарольд на мгновение опешил. И чуть не пропустил очередной удар старика. В имперские гвардейцы брали только лучших воинов, и служили там до самой смерти. Значит, гвардеец-ренегат захотел править самолично, а не служить своему сюзерену.
— Значит, у тебя было всё, что можно пожелать! — воскликнул Гарольд. — Зачем тогда нужно всё это?
— У меня не было свободы. Император может править, а я нет? Несправедливо, — пожал плечами старик, делая ещё один короткий выпад.
Следопыт не успел поднять клинок, а увернуться не получилось. Булатная сталь вонзилась в плечо, оставляя глубокую борозду. Рукав за считанные мгновения пропитался кровью. Первая рана за сегодня. Гарольд стиснул зубы, чувствуя, как теряет драгоценные силы, и вновь кинулся на окруживших поле боя чернорясников. Если ему предстоит сегодня погибнуть, то с собой нужно забрать как можно больше врагов.
Сектанты уже не могли стоять плотной цепочкой, и Гарольд мог свободно танцевать с клинком вокруг противника. Следопыт бросился на ближайшего чернорясника, но тот умело заблокировал сильный рубящий удар. Гарольд зарычал и толкнул врага в стену. Сектант отлетел прямиком на жаровню. Чёрный шерстяной балахон загорелся, угли рассыпались повсюду, а горящий враг упал на пол, пытаясь сбить огонь, но тщетно.
— Огонь очищает, — прохрипел Гарольд, коротким выпадом добивая поверженного. В воздухе повис запах палёных волос.
Теперь все кружили вокруг следопыта, словно стервятники, почуявшие добычу. Гарольд с трудом отбивался от частых ударов, которые градом сыпались со всех сторон. Один только Пастырь чего-то выжидал.
— Ты умелый боец, — улыбнулся старик. — Даже немного жаль тебя убивать.
Гарольд взглянул на свой верный клинок. После долгой сечи его усеяли зазубрины и щербины.
— А мне жаль доброго меча, — оскалился следопыт. — После тебя долго править придётся.
Пастырь в ответ захохотал.
— Глупец, — проскрипел он, раскручивая клинок, который загудел, разрезая воздух.
Следопыт отважно пошёл ему навстречу, мысленно взывая к богам. Пусть Эйлуд рассудит, кто должен умереть.
Сталь зазвенела, высекая оранжевые искры. Гарольд уводил атаки старика в стороны, и клинки с неприятным шелестом скользили друг об друга. Ещё одна серия ударов, и следопыт с удивлением зажимает новый порез на груди. Пастырь мягко улыбнулся противнику, рукавом балахона стирая кровь с булатного лезвия.
Один из сектантов встал прямо позади учителя и стянул капюшон. Гарольд увидел чёрную бороду и знакомое ненавистное лицо. Кровь закипела от ярости, и следопыт бросился в самоубийственную атаку. Перед глазами стояла красная пелена.
Пастырь, не шелохнувшись с места, отбил все удары. Булатный меч гвардейца снова достиг цели. Ещё одна рана, теперь на бедре, но Гарольд даже не обратил внимания, пытаясь достать обоих врагов. Праведный гнев придаёт сил.
— Так ненавидишь нас? — хохотнул Пастырь.
В ответ Гарольд лишь обрушил меч на врага. Старик легко отвёл летящий клинок в сторону. Следопыт встретился взглядом с Ровио. Тот глядел бесстрастно и холодно, вращая в руке длинный кинжал.
Рассыпанные угли занялись огнём, и пламя перекинулось на деревянные перекрытия. Становилось всё жарче.
Ровио взглянул на всполохи пламени, и глаза его блеснули отражением. Бородач хищно улыбнулся и вонзил кинжал в спину учителя. Пастырь стоял и хватал ртом воздух.
— Ровио? — голос старика был полон удивления и боли.
Гарольд набросился на раненого врага. Теперь они оказались на равных. Пастырь отражал удары гораздо медленнее, теряя силы и истекая кровью. Гарольд тоже, но раны его были не такими глубокими.
— Сзади! — крикнул бородач, широко ухмыляясь пеньками зубов.
Следопыт ударил назад, и чернорясник с хрипом повалился наземь, пронзённый мечом. Теперь силы уравнялись полностью. Гарольд бился со стариком, а Ровио взял на себя оставшегося сектанта и теперь кинжалом пытался отбить удары меча.