****Расёмон «за́мковые ворота» — ворота, стоявшие в южных концах основных городских проспектов в древних японских столицах Наре и Киото. Расёмон в Киото являлись самыми величественными из двух монументальных ворот, возведённых в период Хэйан. Эффект Расёмона — термин, связанный с недостоверностью очевидцев и описывающий ситуацию, в которой событие получает противоречивые субъективные интерпретации или описания вовлечёнными лицами. Эффект назван в честь фильма Акиры Куросавы «Расёмон» 1950 года.
*****Идзакая — тип японского неформального питейного заведения, в котором посетители выпивают после рабочего дня. Функционально идзакаи схожи с ирландскими пабами, испанскими тапас-барами, ранними американскими салунами и тавернами. Они появились позже описываемых мною событий, но у меня Фэнтези и я решила оставить.
******Саругаку «обезьянья музыка» — театрально-песенные представления, которые исполняли бродячие труппы, начиная с VIII века, вид японского народного фарса, содержащего акробатику, клоунаду, жонглирование, хождение на ходулях, танцы и песни, фокусы. В Японии традиционно считается, что театр Но создали бродячие мимы саругаку-хоси.
*******Кабуки «песня, танец, мастерство», «искусное пение и танцы» — один из видов традиционного театра Японии. Представляет собой синтез пения, музыки, танца и драмы. Исполнители кабуки используют сложный грим и костюмы с большой символической нагрузкой. Жанр кабуки сложился только в XVII веке на основе народных песен и танцев, гораздо позднее описываемых мною событий.
Глава 13Японская пословица: Канун праздника — лучше самого праздника
Паутина на ветке!
Вновь пахнуло жарой на меня
В этой летней роще.
Автор Уэдзима Оницура — японский поэт-новатор, мастер хайку, чьи годы жизни прошли в период Эдо. Родился в самурайской семье в Итами местечке неподалеку от Осаки. Оницура был современником Басё, но они не были знакомы. Заниматься сочинением хайку Уэдзима Оницура начал еще в детстве. Оницура стремился чтобы в стихах появились более глубокие, «высокие» мотивы, близкие к эстетике танка и рэнга. В своих теоретических работах заложил новые основы поэтики хокку. «Вне правды нет хокку», — утверждал Уэдзима Оницура.
Перевод с японского В. Н. Марковой
«Безумству храбрых поем мы славу! Безумство храбрых — вот мудрость жизни!» — мелькнули у меня в голове бессмертные строчки, пока я смотрела на Тамэ.
Мой Тамэ совершенно спокойно шел на верную гибель.
Пока он проходил вперед через толпу, которая давала ему дорогу, как льдины обычно расступаются перед ледоколом, я успела увидеть около мнимого нищего парочку его друзей-товарищей, а затем заметила и еще нескольких подозрительных замарашек. Всего, по самым приблизительным подсчётам, в толпе было порядка десятка наемных убийц.
А рядом с Тамэ было всего два воина. И это были даже не братья, чье воинское искусство я видела, и оно меня вполне устроило, как защита для Тамэ. Нет, это просто были два самурая, не самые опытные в придачу. «Наверняка добровольцы. Этакие агнцы на заклание!», — хмурилась я под маской кицунэ.
Да, Тамэ возвышался на д толпой, и его охотно пропустили почти в первые ряды, но при этом в самый первый ряд он не пошел, а остановился там, где ему и так было все прекрасно видно из-за богатырского роста.
Надо отдать должное его спутникам, они встали за ним, прикрывая ему спину, и не смотрели представление, как он. Они выставили перед собой довольно большие щиты, которые держали в руках, прикрывая Тамэ с двух боков и спины. За ними никто, разумеется, ничего не видел, но все же народ толпился.
Я сидела, ничем не выдавая себя, и продолжала играть на своей груше, внимательно наблюдая за толпой.
В толпе были дети, поэтому я совершенно точно не собиралась нападать. Я собиралась выжидать.
Тамэ хмурился. На меня он не обратил внимания, скользнув взглядом. Жонглеры его не веселили, факельщик с огнем тоже сильно не развлек, да и разыгрываемая сценка особого внимания не привлекла. Тамэ оживился, когда вперед вышла девушка с веерами, но и ее танец надолго его внимания не приковал.
И что он тут делает? Шел бы в квартал красных фонарей к юдзё. Там его проще было бы защитить. Но представив моего мужчину с другой женщиной, пусть даже и юдзё, я вдруг извлекла из груши на редкость немелодичный звук. Он прокатился по площади и Тамэ резко вскинул на меня глаза.
Мог ли он что-то разглядеть под маской? Абсолютно ничего. Даже глаза наши встретиться никак не могли, потому что в темноте наступающей ночи глаза в прорезях моей маски казались двумя черными провалами. Но больше взгляда от моей фигуры Тамэ не отводил. Он прожигал меня насквозь, абсолютно не обращая ни малейшего внимания ни на бродячих актеров, ни на толпу, что шумела рядом с ним, ни на наемных убийц, что сейчас вдруг активизировались.
Тамэ смотрел на меня. Просто на фигуру в коричневом кимоно, символизирующем загадку. И впервые на его лице, появился не просто интерес, а неутолимая жажда.
Мне бы это все очень польстило, если бы при этом он хотя бы немного уделил внимание собственной безопасности. Когда в него с одной из крыш полетели сразу две стрелы, я быстрым движением, подправленным магией, бросила им наперерез костяную пластину, которой я перебирала струны моей груши, и быстро вскочила на ноги.
Стрелы, столкнувшись с костяной пластиной, громко зазвенели и, переломившись в полете, устремились вниз на толпу. И снова этот звук, усиленный моей магией, прокатился по площади. Все задрали головы вверх, видя столкновение и магические искры, которые я вызвала, привлекая внимание людей к необычному, творящемуся в небе.
Мне нужно было, чтобы толпа схлынула. Мне не нужны жертвы среди простых ремесленников и крестьян. И уж совершенно точно я не хотела бы, чтобы пострадали дети, поэтому такой выброс магии сочла приемлемым.
Наконец-то Тамэ оживился. В толпе послышались крики, это наемники доставали свои мечи.
Народ повалили прочь с площади, и на ней остался возвышаться только Тамэ со своими двумя молоденькими спутниками. Увы. Я ошиблась в своих подсчетах. Наемников было больше. Только на площади их было около десятка, но с других улиц к ним на помощь стекались еще вооруженные фигуры.
Нападать они не спешили. Они кружили и примерялись, прекрасно осведомленные о силе моего гиганта. Им нужно было напасть всем вместе, и они ждали всех спешащих на площадь наемников.
А Тамэ за все это время даже и не пошевелился, и не обнажил меч. Он не сводил с меня глаз. Вот же! Зла на него не хватает! Доберемся до спальни я его… заласкаю!
Я наклонилась, подхватила припрятанные мечи и подняла голову в маске на Тамэ.
И увидела широкую улыбку, расцветающую на его лице. Мечи, которые мы ковали с ним вместе, он не мог не узнать.
Нет, ну вы посмотрите на него! Нас тут убивают, а он улыбается!
И я быстро спрыгнула к нему, по дороге вытаскивая из ножен клинки и вступая в настоящий бой. Задумывалась ли я о том, что забираю чью-то жизнь? Нет. Они пришли меня убивать. А кто с мечом к нам придет…
Я оказалась рядом с довольно быстро отмершим Тамэ. Он обнажил, наконец, свои мечи и ринулся просто с немыслимой яростью на противников. Мне только и оставалось прикрывать спину ему и двум его воинам и следить, чтобы никого из них не убили. Клинки я вращала с бешеной скоростью и не знала жалости. Я отбросила все сантименты. Я не дам умереть тому, кого люблю. Не позволю ему погибнуть.
«Люблю… Люблю?» — суматошно забилась у меня в голове мысль, как птичка, только что посаженная в клетку.
Но обдумать ее мне было просто некогда. Не во время боя размышлять о любви.
Бой завершился быстро. Тамэ был и в самом деле силен и стоил целой армии. Не зря на него охотились. Наемники, встретив такой бешенный отпор, стали отступать. Тамэ не погнался за ними, а так и остался на площади со мной и своими людьми.
Да еще и по нестройным рядам противников прокатилось:
— Кицунэ!
— На его стороне лисица!
— Она демон!
— Она ёкай!
— Да, все равно! Демон или ёкай! Бежим!
Наемники, повернувшись, побежали прочь, а я оглядела крыши домов, ища лучников.
— Почему они не засыпали тебя стрелами? — спросила я, продолжая осматривать территорию.
— Потому что вряд ли бы стрелы пробили мой доспех и щиты, — ответил Тамэ. — Это только я умею так натягивать лук, что он прошибает почти все преграды, — гордо сказал он.
Мы так и стояли с обнаженными мечами и осматривали площадь, не спеша расслабляться.
— Ты без шлема, — возразила я.
— Я ждал тебя, — не поворачивая головы ответил он.
Я стянула с лица маску кицунэ и повернула к нему голову. Он так и стоял, рассматривая крыши. И не поворачиваясь ко мне.
— Нужно уходить, — сказала я и убрала клинки.
— Возвращаемся во дворец, — приказал Тамэ.
Он клинки убирать не спешил, а два его бойца так и шли, прикрывая нас с ним щитами со спины. Передвигаться так было не очень удобно, но выбирать не приходилось. Мы двигались к северной части столицы, где размещался Императорский дворец, который назывался Большими императорскими покоями или Дайдайри*.
Я знала, что вся территория дворца была окружена высокими каменно-глиняными стенами и имела несколько башен и ворот. На северо-востоке дворца находились Императорские хоромы дайри, в центре — Династийный зал для собрания правительства, на западе — Павильон веселья для празднований, а вокруг них — различные здания министерств, ведомств и императорской прислуги. На юго-востоке от Императорского дворца, за пределами его стен, располагался Сад божественных источников, в котором совершал свои прогулки Император.
Так же на территории Императорского дворца были казармы, здания для приближенных вельмож и еще много всяких хозяйственных построек. Императорский дворец был такой небольшой крепостью или полноценным замком, который имел свои конюшни, склады и кухни и мог сам себя обеспечивать в случае осады.