Час-корень — страница 13 из 42

ьно повернул голову и ощутил мимолётное дежавю — словно всё это уже было с ним в какой-то другой, приснившейся жизни. Отогнав наваждение, он продолжал:

— Порой, однако, история балансирует буквально на грани. И нельзя предсказать, по какому вектору она двинется в следующую секунду. Один из ярчайших тому примеров — драма, произошедшая сто девять лет назад, тоже в начале осени. Главным действующим лицом стал тогдашний премьер-министр Пётр Столыпин, автор изречения, которое вы видите перед собой каждый день.

Учитель указал на плакат и выдержал паузу, чтобы старшеклассники ещё раз перечитали написанное.

— На Столыпина было совершено покушение, стрелял анархист Богров. Первая пуля попала в руку, а вторая — в живот. Премьер-министр оказался между жизнью и смертью. Но, вопреки опасениям врачей, через трое суток его состояние начало улучшаться. Он пошёл на поправку, а вернувшись к работе, стал ещё настойчивее и жёстче проводить экономические реформы, прежде всего — аграрную. Параллельно ужесточался политический сыск. Организации, выступавшие за насильственную смену режима, были разгромлены подчистую.

Ещё одна пауза — возможность осмыслить сказанное.

— Деятельность Столыпина воспринималась крайне неоднозначно. Противники называли его вешателем, обвиняли в уничтожении гражданских свобод. Споры продолжаются до сих пор. Ясно одно — Россия в те годы была в полушаге от революции. И многие историки полагают — именно Столыпин внёс решающий вклад в то, что революция так и не состоялась.

— А вы как считаете? — сразу спросил Никита.

— Я не берусь судить однозначно. Лишь предлагаю задуматься, как всё повернулось бы, если бы Столыпин не выжил. Роль личности в истории — неисчерпаемая, сложнейшая тема. Надеюсь, вы сможете составить собственное мнение и аргументировать его должным образом. Но сначала вам нужно усвоить материал, который предлагается по программе. Напоминаю — история России в двадцатом веке станет предметом нашего пристального внимания на ближайшие месяцы…

После уроков Роберт Александрович зашёл в ресторанчик с кавказской кухней. Расположился в плетёном кресле на тенистой летней веранде, перебросился парой слов с добродушным хозяином-усачом. Взял горячий лаваш и порцию шашлыка; от вина отказался — не любил употреблять до наступления вечера. С ролью освежающего напитка прекрасно справилась местная минералка.

Мимо веранды прошли три девушки в лёгких форменных платьях — воспитанницы женского пансиона. Среди них была Таня, сестра Ирины Васильевны. Она помахала Роберту Александровичу и что-то прошептала подружкам; те захихикали.

Он развернул газету, лениво пошелестел страницами. В политике, как и в южной погоде, всё ещё продолжался дремотный летний застой. Императорская семья отдыхала в Ливадийском дворце; фотографы-папарацци запечатлели великую княгиню Кристину во время конной прогулки. Визит германского кайзера находился в стадии предварительного согласования и ожидался ближе к зиме.

Впрочем, в газетах, как ни крути, содержалась вчерашняя информация. А господин учитель был убеждён, что историю следует наблюдать не только в прошедшем, но и в настоящем времени. Поэтому, вернувшись домой, он добросовестно включил дальновизор.

В эфире был обзор экономики. Бегущая строка сообщала курсы валют — немецкая марка, британский фунт, североамериканский доллар. Ведущий с унылой физиономией зачитывал выдержки из всеподданейшего доклада министра путей сообщения — на тему очередных переговоров с Китаем о совместном использовании Маньчжурской дороги. Потом на экране возник эксперт с всклокоченной шевелюрой и начал рассказывать, почему государство выкупило контрольный пакет у нефтяной империи Нобелей.

Роберт Александрович переключил программу и с некоторым изумлением услышал:

— Отлично! Баба в окошке выбита с полукона…

Как выяснилось, он угодил на второсортный спортивный канал, который решил показывать игру в городки — то ли от избытка патриотизма, то ли от недостатка средств на более дорогие трансляции. Понаблюдав, как городошники швыряются битами, заскучавший историк хотел снова переключиться.

И засомневался.

Что-то его тревожило.

Откуда-то возникла уверенность, что следующий канал — не такой, как все. И если его включить, то увидишь нечто запретное…

Но Роберт Александрович отмахнулся от этой мысли и надавил на кнопку.

На экране возникло распаханное бескрайнее поле. Судя по всему, вещала региональная студия. Дикторша рассуждала за кадром об озимых и яровых, о засушливом лете и ценах на удобрения.

Он выключил дальновизор.

Для прогулки с Ириной выбрал неформально-курортный стиль — светлую рубаху без пиджака и галстука. Это, конечно, не добавляло ему солидности, но работало на либеральный образ (имидж, как выразились бы англофилы), а главное — подходило к здешнему климату.

К особняку Ирины Васильевны он подкатил на таксомоторе. Шофёр посигналил — она любила, когда её вот так вызывают, привлекая внимание целой улицы. Спустя каких-нибудь пять минут (ничтожный срок для модницы) она вышла через калитку и устроилась на заднем сиденье. Полюбопытствовала невинно:

— Роберт, а вы не думаете купить собственное авто?

— Думаю. Смущает, правда, что городок слишком маленький, особо не покатаешься.

— Вы слишком узко мыслите. Есть же губернский город, куда можно съездить. Есть море, в конце концов, до которого пятьсот вёрст или даже меньше. А какой автомобиль вы хотите?

— Пока не определился.

— Тонкий намёк — мне нравятся белые кабриолеты с открытым верхом.

Пожилой шофёр деликатно сдержал усмешку. Роберт спросил его:

— А вы бы что выбрали?

— У меня-то малолитражка, «дукс». А вам бы что-нибудь посолиднее. «Пузырёвские Машины» сейчас неплохую технику делают. «Пума-дюжина» — вариант, по-моему, вполне. Верх там, правда, не открывается.

— Протестую, — заявила Ирина.

В парке было шумно и людно. По дорожкам фланировали туристы и горожане; лодки скользили по чистой глади пруда. На импровизированной сцене выступал казачий ансамбль — парни в папахах и девицы с пёстрыми шалями. Залихватское уханье, усиленное микрофонами, разносилось по всей округе.

Ирина Васильевна первым делом потребовала мороженого. Роберт Александрович направился к будке с нарисованной льдиной — и столкнулся с одним из своих знакомых, механиком завода по розливу минеральной воды. Поздоровался и, пользуясь случаем, спросил:

— Ну, как там у вас дела с расширением производства? Весь город ждёт новостей.

— Вы про сладкий источник?

— Да, разумеется. Ему, согласитесь, пора на серьёзный рынок. Разливать в бутылки — и продавать, как остальные сорта. Спрос будет по всей России, нисколько не сомневаюсь. Вода-то — просто нектар, другого слова не подберёшь. А городскому бюджету лишние деньги не помешали бы.

— Боюсь разочаровать, — сказал механик со вздохом. — С массовой добычей «нектара» у нас ничего не выйдет. Скважина — недостаточно мощная. Так что придётся нам довольствоваться бюветом.

Они, не сговариваясь, посмотрели на постройку за парком — та нарядно блестела чистыми окнами, вокруг толпились гуляющие.

— А других таких скважин нет? — спросил Роберт Александрович.

— Искали долго, поверьте. Безрезультатно.

— Обидно. Я никого не знаю, кому эта вода не нравилась бы.

Механик усмехнулся:

— Ну, критики всё-таки попадаются. Даже составилась эдакая группка сопротивления. Пишут петиции на имя градоначальника, требуют запретить «кислятину».

— Гм, курьёзно. И кто у них верховодит?

— Одна из ваших коллег, представьте себе. Как бишь её? Людмила Константиновна, кажется. Преподаёт математику.

— Кто бы мог подумать…

Роберт Александрович прервался на полуслове, заметив укоризненный взгляд Ирины. Извинился перед механиком, быстро купил два рожка с пломбиром и вернулся к спутнице. Та пожаловалась:

— Совсем вы меня не любите. Забыли сразу, едва нашёлся собеседник поинтереснее.

— Нет, я помнил и тосковал.

— Так я вам и поверила. И вообще, вы намерены меня развлекать?

— Хотите на лодку?

— Нет, это скучно. Почему у них тут нет танцплощадки? Прямо даже неловко перед туристами… Ладно, давайте вокруг пруда прогуляемся, пока мороженое едим.

Они медленно зашагали вдоль берега и через пару минут подошли к дорожке, которая вела от пруда к источнику. В этот момент налетел вдруг ветер — горячий, резкий. Ирина Васильевна, вздрогнув от неожиданности, выронила остатки пломбира. Ойкнула и полезла в сумочку за салфеткой, чтобы вытереть руки. Роберт Александрович между тем, посмотрев в сторону бювета, сказал:

— Ирина, я вас оставлю ещё на одну минуту. По школьному, служебному делу. Вы не будете возражать?

Спутница кивнула с лёгким недоумением. Он благодарно коснулся её плеча и ступил на дорожку. Впереди, шагах в десяти, стояла девушка-старшеклассница, высокая и красивая. Даже очки с диоптриями совершенно её не портили — наоборот, придавали шарм. Она задумчиво листала блокнот.

— Здравствуй, Ольга.

— Здравствуйте, — растерянно ответила девушка, подняв взгляд. — Мы знакомы?

— Ну ты даёшь. Я твой классный руководитель, забыла? Подошёл спросить, почему тебя сегодня не было на занятиях.

— Простите, вы что-то путаете. Я из женской гимназии, у нас другие преподаватели.

Он нахмурился, потёр лоб:

— В самом деле… Какое-то помутнение… Прошу извинить, сударыня…

— Погодите… — она всмотрелась в него. — Да, я припоминаю… Сочинение на прошлом уроке…

Ветер взвыл, толкнул её в спину. Она пошатнулась и рефлекторно схватила Роберта за руку. Ощущение было, будто его ударило током. В воздухе запахло озоном, раздался сухой отчётливый треск. Свет потускнел — и мелькнула мысль, что это похоже на старый кинематографический трюк, когда затемняют кадр в конце эпизода.

Глава 9

Затмение длилось секунд пять-десять. Голова кружилась — настолько сильно, что Роберт чуть не упал. Но всё же устоял на ногах и сохранил сознание. А когда в глазах прояснилось, перевёл дыхание и огляделся.